Истинный путь. Часть первая. Знаки свыше

– Были еще знаки! – прошептал Ухряк, с ужасом глядя на Эгура.

– Значит, это правда, – кивнул праздный орк. – Шлем, палец, глас, осел…. Даже их достаточно.

Ухряк взволнованно поежился, явственно ощутив на своих плечах тяжкий груз еще непонятной ему до конца, но крайне важной ответственности.

– Что же теперь делать? – спросил он. – Я просто не знаю. Как понять, чего хотят от меня высшие силы?

– По-моему, тут все очевидно, – заявил Эгур. – Все твои знаки связаны с Вандалом, а мы оба знаем, чем занимался Вандал.

– Вандализмом, – кивнул Ухряк.

– Вот именно. Благодаря ему наш народ обрел свой путь в этом мире. Путь, который ныне оказался забыт и отринут. Отсюда и все беды. Попрали заветы предков, живем, как какие-то эльфы. А мы ведь не эльфы. Мы орки! Нам самим Вандалом завещано грабить и разрушать. А мы зачем-то работать пытаемся.

– Ты и не пытался, – напомнил ему Ухряк.

– Конечно, – гордо вскинув голову, согласился Эгур, восприняв брошенную в его адрес фразу как комплимент. – Я орк! Для работы созданы эльфы и гномы. А я выше этого.

– Думаю, я тоже, – прогудел Ухряк. – Надоело все. Не хочу больше в грязи ковыряться, как жук навозный. Такую жизнь даже жить противно.

– И не тебе одному, – заверил его Эгур. – Думаю, многие орки хотят возвращения прежних времен, времен славы и военных походов. А те знаки, которые были даны тебе, говорят о том, что час пробил. Подходят к концу времена тяжкого позора. Грядет эра вандализма!

– Вандализм неизбежен! – выпалил Ухряк. – Вот только…. Только мне-то что делать? Я прямо и не знаю.

Эгур на мгновение задумался.

– Знаешь что, – предложил он, – давай-ка сходим и посмотрим на тот шлем, что ты выкопал из земли. А по дороге подумаем, как теперь быть. Что сидеть, сложа руки, нельзя, это ясно. Нет ничего хуже, чем проигнорировать знак свыше. Тем более – целых четыре штуки. За такое духи предков по головке не погладят.

Вместе они отправились по дороге обратно, в сторону Раздрызга. По пути наговорили много всего, но, от волнения, почти сплошь всякую ерунду. Ухряк пребывал в смятении. На фоне его прежней размеренной и скупой на события жизни, резко нагрянувшие перемены буквально выбили его из состояния равновесия. Он как-то привык к одному и тому же распорядку – утром на работу, день с лопатой, вечером обратно домой, поужинал и на боковую. И вдруг такое! Знаки свыше, предвещающие возвращение старых добрых времен. И кому явились эти знаки? Ему!

Тут Ухряк подумал о том, что, возможно, и с Вандалом, в свое время, приключилась аналогичная история. О великом орке сохранилось немало легенд, но все они касались его бытности полководцем. А о том, какова была жизнь Вандала до начала его героической карьеры, не было известно ровным счетом ничего. Могло оказаться и так, что он тоже был никем, пустым местом, живущим скучной жизнью, пока однажды судьба не послала ему знак.

Ухряк с благоговейным ужасом дерзнул предположить, что высшие силы избрали его вторым Вандалом. Нет, это было слишком. Вандал был прирожденным лидером, умел краткой речью так воодушевить свою орду, что та, забыв обо всем, в дикой ярости набрасывалась на превосходящие силы противника и добивалась победы. А Ухряк про себя знал точно, что он далеко не оратор. Да что там, иной раз и двух слов связать не мог.

Еще Вандал был удивительно смекалистым, и с легкостью выходил из любых, даже самых опасных, ситуаций. Уж сколько раз эльфы загоняли его в ловушки, из которых, как казалось ушастым простофилям, их заклятому врагу точно было не сбежать. Но Вандал всегда уносил ноги, да не просто сбегал, а еще умудрялся нарубить эльфийских голов и награбить три мешка добра. А вот Ухряк таким не был. Он даже над самой простой задачей мог часами голову ломать. Куда ему облапошить эльфов или гномов, как это проделывал в свое время незабвенный Вандал.

В общем, Ухряк вовсе не считал себя достойным приемником Вандала, но, в глубине души, конечно же, хотел им оказаться.

Когда они добрались до каменного монумента великому воителю, ржавый шлем все еще был там, где Ухряк его оставил. Никто не покусился на священную реликвию, не забрал, дабы попытаться продать ее кузнецу за жалкий грошик.

– Да, похож! – протянул Эгур, внимательно разглядывая шлем, но не решаясь взять его в руки. Он поднял взгляд, и посмотрел на головной убор каменного Вандала.

– Похож, – повторил он. – Один в один.

Затем осмотрел скол гранитной руки, и тоже счел, что каменный выступ очень похож на оттопыренный палец, указывающий в неведомые дали.

– Жаль, что дед с ослом ушли, – посетовал Эгур. – Я бы и на них взглянул. Впрочем, и так все понятно. Знаки это.

Ухряк шумно выдохнул, будто только теперь окончательно поверил в свою избранность. Слова Эгура звучали так убедительно и авторитетно, что в них не хотелось сомневаться. Праздный орк явно знал, о чем говорил. Ну, во всяком случае, он сам в это точно верил.

– И что теперь? – спросил Ухряк, когда подлинность знаков для них обоих стала очевидной.

Он помнил, как все было у Вандала. Тот пошел в народ и стал собирать орду. И получалось у него легко и просто. Каждый, кто слышал пламенные речи нового пророка, бросал все дела и шел за ним.

Судя по всему, Эгур тоже знал старинные предания.

– Пойдем по стопам Вандала, – предложил он. – Раз были явлены знаки, орки должны узнать об этом. Грядут великие перемены. Грядут времена славы, подвигов и безудержного грабежа. Ох, эльфы с гномами еще этого не знают, они бы сон и аппетит утратили. Ну, что, идем?

– Куда идем? – испугался Ухряк. Он все еще не мог прийти в себя и осознать все произошедшее.

– Как это – куда? – удивился Эгур. – В город. Будем говорить с народом. Скажем ему все, как есть. Ну, ты скажешь. Тебе же явились знаки.

Ухряк вздрогнул. Говорить с народом? Ему? Да кем его считает Эгур? Прирожденным оратором? Он ведь совсем не такой, и не силен в пламенных речах.

– Я не уверен, что смогу, – признался он смущенно. – Сроду перед толпой не выступал.

– Вандал тоже героем не родился, – напомнил ему Эгур. – А знаки кому попало не посылают. Или ты не хочешь возвращения славных времен?

– Хочу! – с жаром выпалил Ухряк. – Вот только….

– Никаких только! – решительно прервал его лепет Эгур. – Идем в город, и точка. И бояться ничего не надо. Положись на судьбу. Она тебя избрала, она тебя и поведет.

Ухряк тяжело вздохнул. На судьбу ли, на духов предков, на иные высшие силы, только уповать и оставалось. Потому что в себе самом он не чувствовал силы, способной вершить великие дела. И, тем не менее, они с Эгуром направились в Раздрызг. Знаки есть знаки. Раз уж они были даны, остается только повиноваться им, покорно и смиренно, а уж там будь что будет.

Глава 4

Во второй половине жаркого летнего дня, когда духота и зной ощущались особенно остро, Раздрызг выглядел вымершим. Орки были заняты или на работах, как правило, за пределами города, или прятались в своих глинобитных домах, спасаясь от палящих солнечных лучей. Скрывшись в тени навесов, они неторопливо, чашку за чашкой, поглощали горячий травяной чай, и вели неторопливые беседы бытового характера, обсуждая стабильный рост цен на все или жалуясь друг другу на жару. Все с нетерпением ждали осенней прохлады и проливных дождей, чтобы начать жаловаться уже на них.

Городские ворота были распахнуты настежь, их створки давно и успешно вросли в землю. Их уже давно не закрывали и не охраняли. Последние лет сто Вдребезгария жила в мире. Орки не только перестали ходить в гости к эльфам и гномам, но и прекратили вечные междоусобные распри, которые в древние времена продолжались десятилетиями, и, порой, принимали довольно бурный характер.

На непростительно затянувшийся мир указывал и внешний вид городской стены. Точнее, не стены, а тех ее фрагментов, что до сих пор каким-то чудом уцелели, не рассыпавшись от времени и непогоды. Некогда стена была высока. Построенная из бревен и глиняных кирпичей, она вполне могла выдержать штурм средней интенсивности. А часто стоящие башни обеспечивали фронтальный прострел всего периметра, так что у врагов, прижмись они к стене, не было ни единого шанса уцелеть.

Ныне же из сорока трех башен уцелело восемь. Остальные или разрушились полностью, или обвалились частично, и теперь напоминали обломанные зубы. Участки стен между ними тоже сильно пострадали от времени и отсутствия ремонта. В иных местах в них зияли огромные сквозные дыры, сквозь которые наружу и внутрь проходили орки, буйволы и куры. Глиняные кирпичи рассыпались в пыль, обнажив ряды бревен. Бревна выглядели массивными и прочными, но на деле являли собой сущую труху, в которую их превратили время и насекомые.

Ни на тех стенах, ни на башнях, что еще уцелели, никакой караул не несся. Все эти защитные сооружения воспринимались местными жителями как элемент ландшафта, а не что-то непосредственно нужное. В городе даже не было гарнизона, способного оказать организованное сопротивление захватчикам, если те вдруг появятся. За порядком следила немногочисленная стража, но эти вояки были хороши только в борьбе с безоружными орками. Окажись перед ними серьезный противник, к примеру, какой-нибудь матерый воин из орды Вандала, все они тут же разбежались бы, побросав свое оружие, тупое и некачественное, носимое чисто для виду.

Жалкий вид городской стены лишь подчеркивал тот возмутительный упадок, в который скатился некогда великий народ. Подходя к Раздрызгу, и видя его внешнее убожество, Ухряк всякий раз испытывал острое чувство горечи. Утешало только то, что очи великого Вандала не зрят всего этого безобразия. Впрочем, тело древнего полководца мертво, но дух его живет и поныне. И все видит. Не потому ли послал он знак, что не смог и дальше выносить сего прискорбного зрелища? Это, по крайней мере, объясняло, почему в избранные был назначен Ухряк. Видимо, духи предков замучились ждать подходящую личность, и назначали первого попавшегося орка, лишь бы только прекратить творящийся позор и упадок.

Они с Эгуром вошли в городские ворота, возле которых, в тени наполовину разрушенной башни, валялся прямо на земле грязный тощий орк. Рубаха его была покрыта жирными пятнами, порты сползли, оголив ягодицы. Рядом с павшим телом валялась пустая глиняная бутыль. В таких бутылях, грубо и небрежно вылепленных, в Раздрызге продавали дешевый самогон, который, по слухам, гнали из навоза буйволов. Тем не менее, напиток пользовался спросом, и пьяниц в городе хватало с избытком.

– Полюбуйся, – сказал Эгур, указав на растянувшегося под башней орка. – Вот к чему приводит честный самоотверженный труд. Пашешь, пашешь, а толку никакого. Как был нищим, так им и остаешься. С горя начинаешь пить. Пьешь все больше, работаешь все меньше. Потом только пьешь. Горе тем, кто отринул путь предков. Их участь страшна.

Пьяный орк, не просыпаясь, неуклюже закинул руку за спину, и деловито почесал пальцами зад. На его физиономии вдруг расцвела глупая улыбка. Возможно, ему приснилось что-то хорошее.

На улицах не было ни души, только с внутренних дворов доносился смех и детские голоса. Окна домов были закрыты ставнями или плотными занавесками из грубой материи, чтобы летний зной не проникал в жилища. На углу, в тени высокого строения, прибился продавец кваса с бочкой на тележке. Вид он имел несчастный и измученный, с него градом катился пот. То и дело лениво приподнимая веки, он осматривал улицу на предмет потенциальных клиентов, понимал, что сегодня выручки ему не видать, и вновь погружался в дрему, привалившись крепким затылком к глиняной стене дома. Когда Ухряк с Эгуром проходили мимо, торговец удостоил их секундного взгляда, и вновь зажмурился. Он сразу определил выходцев из окрестных деревень, и сообразил – если у этих олухов и появятся деньги, они скорее спустят их на спиртное, чем на квас.

Затем повстречался средних лет орк, катящий за собой большую тележку на двух колесах. Тележка явно была нагружена чем-то тяжелым, но ее содержимое скрывал тент из мешковины. Катить ее пришлось в гору, и орку явно приходилось несладко. Пот катил с него градом, хриплое дыхание шумно и часто рвалось из груди. На двух молодых орков, когда те проходили мимо, владелец тележки покосился подозрительно и недружелюбно.

– И это народ-завоеватель! – покачал головой Эгур. – До чего мы докатились, переняв эльфийские ценности! Вот оно как – чужим путем идти.