– Хорошо бы так и было, – тяжело вздохнув, согласился Эгур. – Но ты на многое не рассчитывай.
Ухряк не стал говорить, что он вообще ни на что не рассчитывает, и сочтет великим чудом, если им удастся добиться хоть чего-то. Хоть чуточку расшевелить вековой застой, в который впал некогда великий народ. Слегка взбаламутить зловонное болото гиблой стабильности. Если и не подвигнуть орков на великий поход против эльфов и гномов, то хотя бы зародить в их головах сомнения в правильности существующего порядка вещей. Да и какой это порядок? Это же медленное вымирание. Так жить, только эльфов да гномов радовать. То-то они запляшут от счастья, когда последний орк уработается насмерть. Праздник закатят, в ликовании зайдутся.
– Придем в Хрюмгорт, будем с орками говорить, – сказал Ухряк решительно. – Пусть выслушают. Может, кто-то и услышит. Не верю я, что все орки смирились с такой жизнью. Должны были остаться и те, кому поперек горла честный труд.
– Я вообще не понимаю, как это можно – работать, – признался Эгур. – Меня от одного слова коробит.
– Это потому, что ты никогда не пробовал, – пояснил ему Ухряк.
– А если бы попробовал, то не коробило бы?
– Нет. Не коробило бы. В этом случае тебя бы тошнило. Вот как меня. Столько лет землю рыл, что чуть все уважение к себе не утратил.
– Да, дело скверное, – согласился Эгур. – Работа, она для эльфов и гномов. У них и получается лучше, и сам процесс, похоже, нравится. А нам, оркам, трудом себя изнурять, только мучиться. Как говорится: что эльфу хорошо….
– То и орку хорошо, – закончил за него Ухряк. – Нужно только прийти и отобрать все хорошее. Эти ушастые там, в Санд-ар-Турне своем, совсем теперь страх потеряли. Их со времен Вандала, почитай, и не бил никто.
– Исправим! – заверил его Эгур. – Когда эльф небит, у орка душа не на месте.
– Да не только в эльфах дело, – проворчал Ухряк, и зло сплюнул на обочину дороги. – Кого бить да грабить – велика ли разница? Главное – бить да грабить. Мы, орки, без этого не можем. Мы без этого вообще не орки. Мы либо бьем да грабим, либо….
Он зло оглянулся назад, туда, где остался не откликнувшийся на его зов Раздрызг.
– Я вот что думаю, – сказал Эгур, поправляя лямку сумки. – Сколько нужно пленных эльфов, чтобы зажить припеваючи?
– Один будет буйволов пасти, – стал загибать пальцы Ухряк. – Один землю пахать.
– Одного маловато, – компетентно возразил Эгур. – Один за плугом пойдет, еще двое тот плуг тянуть будут. Трое нужны.
– Ну, плуг и вол тянуть может, – заметил Ухряк.
– Зачем вола изнурять, если есть эльфы? – заметил Эгур.
На это Ухряку нечего было возразить.
– Один станет пищу готовить, – продолжил подсчет он. – Один за водой бегать. Один крышу ремонтировать.
– Да, десятка полтора надо, – подытожил Эгур.
– Лучше двадцать, – посоветовал Ухряк. – Сколько-то да передохнет. Брать надо с запасом.
Они двигались по дороге несколько часов, и за это время не встретили ни одного путника. Нынешние неправильные орки вели оседлый образ жизни, по дорогам в основном передвигались только обозы с различным товаром. Когда полуденный жар стал нестерпимым, Ухряк и Эгур сошли с тракта и спрятались от солнечных лучей в густых зарослях кустарника. Лежа в тени, и жуя одну лепешку на двоих, они предавались сладостным мечтаниям о том, какой разгром устроят эльфам, сколько добра награбят, и какое количество рабов заполучат в личное пользование.
Когда полуденный зной слегка спал, выступили в дальнейший путь. Окружающий пейзаж оставался прежним – желтые степи тянулись до самого горизонта, кое-где упираясь в пологие холмы. Обоих орков мучила жажда. У них с собой не было ни капли воды, и вскоре оба сообразили, что это было большим упущением с их стороны.
– Надо было побродить по Раздрызгу, – пробормотал потный Эгур. – Вдруг там кто-нибудь забыл или потерял еще и бурдюк.
Ближе к вечеру, измученные жарой и жаждой, они увидели впереди, слева от дороги, густую рощу, состоящую из крепких высоких деревьев с непривычно густой листвой. Оба, не сговариваясь, заспешили туда прямо через степь, поскольку было очевидно – такая пышная растительность означает наличие там источника воды. Хрипя и задыхаясь, два орка с шумом ввалились в рощу. Под пышными кронами могучих дубов царила приятная прохлада, воздух был непривычно свежий, врываясь в легкие, он не пытался сжечь их дотла, как на открытой местности.
Скользя между деревьями, орки заспешили вперед. Они разглядели просвет, и почти перешли на бег, чтобы через секунду оказаться на берегу крошечного озерца, плотно окруженного стеной деревьев, которые жадно жались к источнику жизни в этом гиблом и знойном краю.
Сбросив с плеча сумку с лепешками, Эгур вбежал в воду, которая буквально зашипела и вспенилась вокруг его разгоряченного тела. Ухряк оказался в воде за мгновение до спутника, и уже жадно пил ее, зачерпывая своими огромными ладонями и мощным потоком заливая в жадно разверстые уста.
Пили долго и жадно, едва не выхлебав все озеро, еще дольше сидели по пояс в воде, наслаждаясь ее прохладой и свежестью. Затем нехотя выбрались на берег, отошли от воды и устроились под деревьями, растянувшись на шуршащем ковре из палой листвы и сухих веточек. В животах у обоих булькало, как в двух больших бурдюках. Выпили столько воды, что даже отбили себе аппетит.
– Духи предков нам благоволят, – отдуваясь, сообщил Эгур. – Вот, послали спасение, когда погибали от зноя.
– Послали бы еще печеного кабана, – заметил Ухряк. – Или хотя бы гуся.
Они долго лежали, наслаждаясь прохладой и давая отдых ногам. Заночевать решили здесь же, благо время шло к закату, а идти куда-то еще не было ни сил, ни желания. К тому же, по прикидкам Ухряка, до Хрюмгорта оставалось полдня хода, не меньше, и сегодня дойти туда не представлялось возможным в любом случае.
Ухряк сам не заметил, как задремал. После долгого дня на солнцепеке просто находиться в тени было несказанным блаженством. Сон сморил его внезапно, но не успел Ухряк основательно погрузиться в царство грез, как кто-то стал сильно трясти его за плечо.
Открыв глаза, орк обнаружил, что проспал он гораздо дольше одной секунды. Сквозь кроны деревьев виднелось черное ночное небо, засыпанное крапинками ярких звезд. Перед собой Ухряк разглядел Эгура. Он и разбудил его.
– Что такое? – стремительно встревожившись, спросил Ухряк. – Что-то случилось?
– Тихо! – прошептал Эгур, и, поднеся палец к губам, зашипел.
– Что? – чуть слышно произнес Ухряк.
Но ответа не потребовалось, потому что он все услышал и сам. А именно чьи-то голоса, звучащие неподалеку. Спустя мгновение его окончательно пробудившийся нос учуял дым костра и одуряюще восхитительный аромат жареного мяса.
– Там орки? – спросил он тихо.
– Обозники, – ответил Эгур. – Заехали в рощу, пока мы спали. Они с другой стороны озера.
Оба орка ползком подобрались к крайнему ряду деревьев, за которым начиналась узкая полоска песчаного берега. Ухряк, приподняв голову, разглядел за озером большой костер, а так же черные тени, которые двигались в его свете.
– Я ближе подбирался, все видел, – шепотом сообщил ему Эгур, который залег рядом и громко сопел. – Пять телег, семь или восемь орков.
Ухряк жадно потянул носом воздух. Аромат жарящегося на костре мяса наполнил его рот слюной. Как и всякий орк, он искренне, всей душой, любил мясо, но ему нечасто выпадало полакомиться им. Бедная жизнь, вызванная отходом от заветов пращуров, вынуждала набивать брюхо лепешками и супом из трав и корешков. Мясо перепадало только по праздникам, но, в последние лет триста, с праздниками у орков было туго, в силу того, что праздновать было особо нечего. Перестали даже отмечать День Погрома, а ведь когда-то это была важнейшая для всех орков дата. Ведь именно в этот день, много веков назад, их предки, под командованием Вандала, совершили величайшее деяние – разнесли вдребезги храм богини Луны, что стоял в самом сердце Санд-ар-Турна, и был главным священным местом для всех нечестивых эльфов. Немало славных песен было сложено о том деянии, немало берущих за душу сказаний. Храм богини Луны, огромный, возведенный из белоснежного мрамора, был украшен тремя сотнями прекрасных каменных статуй. Все триста в щебень расколошматили! Сто восемьдесят колонн было у того храма. Все до одной повалили. Внутри храма фонтан был, как гласила молва – неземной красоты. На кусочки разнесли! Все уцелевшие стены святилища надписями оскорбительными покрыли, а в качестве чернил, по данным некоторых былин, использовали кровь убиенных эльфов или даже собственные испражнения. Перегиб, конечно, но орк, когда идет по истинному пути, он удержу не ведает, он горяч и неистов, и на многое горазд.
– Мясо жарят, – прошептал сбоку Эгур. – Скоро ужинать примутся.
– Ну и ладно, – произнес Ухряк. – Нам до них дела нет.
Но его слюнные железы имели на этот счет иное мнение. Аромат жарящегося мяса провоцировал на подвиги. Ухряк подумал о том, что раз уж они ступили на путь предков, не стоит сдерживать себя по мелочам. Есть у них большое дело, пожалуй, что даже и великое. Но и о себе, в процессе исполнения воли высших сил, забывать не стоит. Еще Вандал любил повторять: сам погибай, а брюхо набивай.
Судя по всему, о чем-то подобном помыслил и Эгур.
– Может, позаимствуем у них чего-нибудь? – предложил он тихо. – Я бы мяса навернул.
– Я бы тоже, – признался Ухряк. – Но их шестеро, а нас двое. И еще у них может быть оружие. Как сумеем отнять мясо, ежели численный перевес на их стороне?
Эгур задумался, но продлилось это недолго. Стоило праздному орку ступить на путь предков, как он сразу же начал мыслить как сам Вандал.
– А мы хитростью, – предложил Эгур. – Один их отвлечет, а как они от костра отойдут, второй мясо с вертела и попятит.