Три шершавых языка

– Дневальный! – орал он. – Быстро пот собрал с пола.

Зашуганный и в то же время везучий дневальный тряпкой вытирал лужицы пота на полу, капавшего со лбов, носов и подбородков все на свете проклинающих защитников Соединенных Штатов Америки. Затем исчезал незаметно, как это умеют официанты в неприлично дорогих ресторанах.

Мало кто задавался вопросом, чем именно занимался сержант. И почему приходилось вытворять столько странных вещей, совершенно непригодных в военном деле. Зато сержант прекрасно понимал, что и для чего он делает, всерьез и надолго выбивая из сынков разношерстную индивидуальность и потребность думать о себе и за себя. Конечно, находились особенные быки, готовые идти против всего мира, не признавая чужой власти выше своей. Но мало-помалу и они уходили на второй план. Кто-то ломался и сдавался, считая новый путь более легким и терпимым. А у кого-то не хватало выдержки, когда его окружали гневные взгляды недовольных сослуживцев с набухшими кулаками.

Но черт побери, даже если бы все в подразделении было идеальным и искренне радовало вечно недовольную душу сержанта, это вряд ли избавило бы солдат от ежедневных приемов по выбиванию иного мнения, за исключением коллективного. Все цели и мечты, блага и радости должны быть общими для всех. Кроме всех прочих удовольствий закрытой казарменной жизни, была еще и повседневная армейская муштра: строевая, огневая, методическая подготовка, наряды и прочее.

Вечерами перед поверкой сержант раздавал письма. Некоторые получали по два, три за раз, и, поверьте мне, не было счастливее человека на земле в это мгновение, чем те, кто читал весточки из родного дома. Словно голодная собака, отхватившая свой кусок, они капали слюной, вчитываясь в каждую строчку, и в эту самую секунду душой и телом находились в теплом и уютном родном доме.

И напротив, жалко было смотреть на прочих неудачников, кому и кляксы никто не пожелал передать. Среди таких оказались и два наших развеселых друга.

***

Немчура, как назвал сержант наших главных героев, сразу ему не понравились. Он смотрел на них с подозрением, какое заслуживал какой-нибудь ненавистный ему красный шпион. И именно потому Марк получил неподъемный пулемет М240 с лентами, а выхоленному Курту, кроме обычной автоматической винтовки, досталась обязанность таскать на себе дополнительный груз из боекомплекта к вышеупомянутому оружию его друга.

Но все-таки главное, что друзья отметили сразу: теперь их не разобьют по отделениям. Отныне они неразлучны как сиамские близнецы.

А вы когда-нибудь стреляли из пулемета? Этот грохал так, что глаза накрепко слипались и не открывались, пока палец не снимался с курка. А в ушах еще долго после этого оставался звон, отдававшийся даже во сне. Мало того, никто не мог рядом как следует прицелиться, когда работал пулеметчик. Потому все так, слабо сказать, любили это замечательное оружие. А чистить его было едва ли большим удовольствием, чем винтовку.

В общем, с пулеметом ты всегда и везде оказываешься в числе вечно отстающих. Но несмотря ни на что, наши ребятки стреляли так, что душа сержанта пела и долетала до небес. Точно, четко и слаженно, все, как он любил. К тому же они не были такими уж омерзительными маменькиными сынками, с какими сержанту обычно приходилось иметь дело. Эх… они еще послужат на благо Америки, благоговейно думал он.

***

Словно злой рок, произошли известные события 11 сентября, и вслед за тем со всех щелей полезли слухи о скорой высадке воинского контингента в Афганистане. Шок, злоба, непонимание кипели в ретивых головах солдат, а телевидение с утроенной силой подливало масло в огонь человеческих страстей. Все чаще мелькали какие-то типы то в странной форме, то в пиджаках, с папками в руках. Они что-то вынюхивали, высматривали, записывали. Позже стало очевидным, что их задачей стояла отправка желающих отдать свой гражданский долг Америке на другом конце белого света. Ради мести, ради справедливости, да неважно, ради чего.

Сержант и вся остальная их братия все сильнее и сильнее давили на патриотические чувства, оголенные болезненным состоянием воинской службы. Раз за разом он напоминал о трагически погибших в башнях-близнецах несчастнейших американцах, якобы оказавшихся беспомощными в мохнатых руках мирового терроризма.

Конечно, можно было и не спрашивая отправить солдат куда угодно, но все-таки существовали кое-какие юридические формальности. Да и поработать с чужими мозгами следовало в обязательном порядке.

– Разве мы должны своему врагу все спускать с рук? – ревел сержант. – Разве мы не мужчины, в телах которых адское пламя гнева, а в руках смертоносное оружие? Разве наша страна не ждет от нас, чтобы мы поставили на колени нашего обидчика? Раз и навсегда, – продолжал он. – Покажите мне свой оскал! Покажите мне свой рык! Покажите мне свою злобу и отчаянное желание очистить Америку, а затем весь мир от этой гангрены!

Как назло, Курт оказался в первых рядах среди тех, кто желал уничтожать врага, которого он никогда в своей жизни и не видел. Хуже того, принялся час за часом промывать мозги своему единственному другу.

– Ты же понимаешь, когда мы выйдем за забор, у нас не будет ни гроша за душой. Поехали, черт возьми, со мной, вернемся с деньгами, а там в разы быстрее найдем предмет твоей мечты. Я обещаю, слово даю! Если мы останемся здесь, мы просто сгнием с головы до пят, поверь мне! Там хоть и опасно порой, но все же иные условия, другое отношение. Ты что, до конца службы решил сортиры драить и жрать эту баланду? Мы особые люди, мы должны дойти до края земли, – горячился он. – Мы обязаны испытать себя, пройдя все круги ада, чтобы стать по-настоящему закаленными, возвратиться настоящими мужчинами.

И все-таки доля истины в его словах имела место. А может, ею оказалась очередная уловка. Возможно, он имел в виду совсем другое, что-то особенное, неожиданное, что-то, что резко могло перевернуть отношение к нему.

Как бы то ни было, но у многих мужчин часто живет желание испытать себя в самом мужском деле, что можно подыскать на земле. А именно побывать на войне, попробовать, какова она на вкус, чужая кровь. Сколько глупых книжек прочитаешь, сколько фильмов просмотришь с так называемой военной романтикой. В них ты собственными глазами можешь наблюдать, как солдатам отрывает ноги, руки, головы. А сколько раз увидишь, как раненому приходилось придерживать свои собственные кишки, чтобы они не выпали из разорванного брюха?

И какое отношение они формируют у любителя патриотической бравады? Господи! В лучшем случае нейтральное. Еще и героя вытащат на свет такого, что пули будто огибают его в испуге. Через весь фильм прячутся от него как от проклятого. А если тот по невероятной случайности погибает, то из-под земли играет самая красивая музыка на свете, а с небес капают, нет, не капли дождя, а настоящие слезы солнцеликих ангелов. Вся природа словно замолкает и прощается с вечным героем. А почему бы и мне не оказаться таковым, невольно скажешь и ты. Словом, система работает и продолжает штамповать деревянных солдатиков.

Марк в конце концов сдался, поставил свои подписи где следовало и почему-то сразу почувствовал облегчение. Все-таки когда друг под боком, жить гораздо спокойнее. Тем более, Курт в принятии решений гораздо смелее и точнее, чем он, если верить опыту.

***

После завершения шестимесячного курса обучения в учебной части их отправили на сборный пункт подготовки так называемых афганских команд, где поднатаскивали премудростям ведения войны в условиях чужеземной местности. По прибытии уже знакомое стояние на плацу и заведенная шарманка очередного сержанта с горячими обещаниями сделать из маменькиных сынков настоящих убийц, сметающих все на своем пути. Опять всплыли и советы наплевать на все то, чему их учили раньше. Марку вновь носился с пулеметом, а Курт, как уже заведено, таскал пулеметные кофры.

Целыми днями они занимались огневой подготовкой, тыкали штык-ножами в землю в поисках импровизированных взрывных устройств. Много времени уделялось и изучению советских мин и стрелкового оружия. Строевая подготовка, будь она неладна, тоже оказалась в числе приоритетных предметов обучения. Но все-таки многое было по-другому.

Во-первых, жратва была гораздо лучше, чем в учебке, и каждое утро не приходилось подрываться при команде «Рота, подъем». Напротив, медленно встал, позевал в свое удовольствие, заправил постель и пошел чистить зубы. Все учебные мероприятия после завтрака. Вечер тоже твой, смотри телевизор, читай книги, гуляй сам по себе, никто тебя не тронет.

Два месяца десантной муштры, и вот друзья оказались под палящими лучами солнца на широких просторах военного аэропорта. Кругом гремел характерный гул авиационных двигателей и наблюдалась суетливая езда заправщиков да погрузчиков. То здесь, то там выглядывали острые хвосты боевых истребителей и жирные туши «Геркулесов». А впереди приближался огромный зев заднего погрузочного люка С-17, словно это были ворота нового мира, совсем не того, где ангелы играют на арфах. Пройдя в них, друзья оказались в совершенно ином измерении.

***

С чего начинается командировка в горячую точку, спросите вы. Хотя может показаться, что я повторяюсь, но вас опять выстраивают в ряд и произносят длинный монолог, что надо бы накрепко забыть все то, что вы знали и чему вас учили в учебке. Бла-бла, бла и бла-бла-бла, иначе поедете домой к мамочке на черном лимузине с деревянным салоном.

Марку и Курту опять дали их любимые прозвища по национальному признаку, но теперь с более оскорбительным окрасом. Вместо немчуры их стали называть гансами. Но если нужно было пояснить, кто из них кто, то Курт – темный Ганс, а Марк – светлый.

Как правило, новичков поначалу никуда не пускали. Месяц акклиматизации, обучение нескольким словам и выражениям на местном диалекте, минно-саперное дело и, черт возьми, строевая подготовка в глухой-то пустыне и горах, снарядом меня разорви. Каждый день тренировки на жаре, каждый день работа на формирование слаженности подразделения. Уже позже следовали наряды по патрулированию более-менее мирных районов, и далее постовая охрана на границе городов, развилок дорог и особо охраняемых зон. Чем дальше, тем рискованней становилась служба, и солдатам выпадала конкретная зачистка объектов, как правило, отдельных зданий, а иногда даже поселков, где нередко у местных срывало нервы и приходилось резво давить на спусковой крючок.

Больше всего напрягала вечная жара, постоянно горячая питьевая вода, неснимаемый бронежилет и такая же душная амуниция, даже в тени выбивавшая семь потов. А на занятиях, так вообще, дело дрянь. Бывали и прочие военные приключения, о которых стоит вспомнить.

***

В миле от базы, а она находилась в относительно холмистом регионе, возвышался крутой склон, который в свою очередь прилегал к небольшому крестьянскому селу. Так со склона, нет-нет, но какой-нибудь доходяга да начнет поливать базу свинцом. Расстояние для стрелкового оружия было приличное, и урона такие действия, как правило, не вызывали. Но был случай, когда атака производилась из 80-мм советского миномета, подавить который удалось ответной стрельбой из крупнокалиберного оружия.

И вот однажды в районе базы завелся противный такой снайпер. Бил он с разных мест этого злополучного склона, пару раз даже пришлось заказать артиллерию, чтобы обстрелять его. Но все попытки избавиться от наглеца оказались безуспешны. Он, словно откуда ни возьмись, появлялся вновь и палил по какому-нибудь разленившемуся солдату. Вражина мог объявиться рано утром или поздно вечером, сделать пару выстрелов и исчезнуть на день-два, даже неделю.

Попасть он ни в кого, слава богу, не мог – слишком большое расстояние. В основном незначительно страдала техника, но упрямая беспомощность перед этим явлением очень злила командование. Командор даже издал внутренний приказ, в соответствии с которым все передвижения по базе исключительно бегом, и сам строго следил за этим. Пару раз старшие офицеры штаба базы сами испытали на себе гнев командора за пренебрежение приказом и за это рыли траншеи в каменистой почве, попутно теряя сознание от жары.

Как итог настойчивости досадного снайпера было приказано очередной раз зачистить склон и заодно показать новичкам сказочный мусульманский мир. Большую часть базы отправили в оцепление деревеньки, а меньшую – прочесать склон. Лежанка обнаружилась спустя несколько часов, вернее, ее нашел Курт по каким-то еле заметным следам. Ею предстала хорошо укрытая на противоположной стороне холма пещерка, оборудованная местом для сна и подобием стола. Она хранила в себе также запасы воды и провианта. Винтовка с патронами, не раз досаждавшая своим существованием, лежала в углублении стены, накрытая простынкой. Самого же снайпера на месте, конечно же, не оказалось. Видимо, как часто бывало в таких случаях, он родился простым фермером, целый день махал киркой в поле, но при этом сделал своей второй святой обязанностью охоту на ненавистного интервента.

Мужчины есть мужчины, мальчишеское озорство с нами навсегда, до самого конца наших дней. Пусть мы бываем солидны, ленивы и до омерзения серьезны, но никогда, ни за что не будем корить себя за былые шалости. Напротив, с какой-то теплотой и нежностью храним эти воспоминания, а иногда воплощаем их вновь в той или иной форме.

Разобрав отвратительные арабские сигареты и какую-то мелочь по карманам, солдаты под хохот обделали каждый угол, лежанку, подобие стула и весь провиант, не забыв тщательно посолить чаны с водой. Зато стол, слава богу, избежал унижения, развалившись под весом смельчака. Какая-то посуда была разбита и растоптана, а использованная туалетная бумага валялась по всему полу, словно конфетти на Рождество. Стены также приняли на себя творческий удар от непризнанных художников. Правда, у всех как у одного стилистика оказалась несколько концептуальная. Сцены любви к животным, к плотным женщинам и просто символы мужской несгибаемости невероятных размеров украсили помещение цветами маскировочных красок.

Винтовка служила богу смерти со времен Второй мировой войны, советская и особого интереса не представляла. С нее сняли оптический прицел и загнули ствол в двух местах. В стволе же оставили один патрон. Стреляй в кого хочешь – теперь ни разу не промажешь!

Вот так вот! Военная служба, как я и сам испытал, весьма мрачное, на первый взгляд, дело. Строгая форма, строгие отношения, железный распорядок дня. Но каждый когда-либо служивший до конца дней будет помнить, как глубоко иногда удавалось проржаться. Дикий, неподдельный смех присутствовал повсеместно. Когда было страшно, стыдно и даже смертельно опасно. Пусть тебе едва не разнесло голову, но твои сослуживцы катаются от хохота по полу. Нет чтобы спросить, не ранен ли ты. Ни в коем случае! Гораздо интересней, наделал ли ты в штаны. Конечно, не всегда так однозначно, все же это зависело от места и конкретной ситуации.

И сейчас, бойцам приходили в голову веселящие душу образы, как будет разочарован тот бедолага, выбив семь потов, взбираясь на такой крутой склон и вляпавшись в …

Уже покидая лежанку, Курт вдруг, будто очнувшись спросил, есть у кого чем писать, чтобы оставить записку. Нашлись остатки красящего комплекта, и он намалевал на стене какие-то слова на арабском.

– Ты знаешь арабский? – спросил сержант.

– Только пару ругательств, пусть побесится.

– Тогда ладно, собираемся!

– Даже немного жаль покидать это место, мы так славно потрудились, – сказал кто-то.

– Надо было сделать дерьмобомбу, – ответил другой.

– Че за чушь? – спросил сержант.

– Насрать всем в одну банку и затем бросить в нее гранату.