Три шершавых языка

– За то, что хотя бы твоими ногами здесь не воняет, – отвечал вопрошавший, и все помещение, вместе с безногим Джо, заливалось хохотом.

Но все же он учинял иногда поступки, казавшиеся на первый взгляд звоночком надвигающегося безумия. Каждое утро ровно в шесть часов наш безногий друг издавал во всю мощь своей луженой глотки весьма неприличные выражения, даже для бывалого мужского слуха. Всех в палате такое явление заставляло подрываться, словно трубила команда к подъему. Но кому предназначались оскорбления и почему именно в этот самый час, для всех долго оставалось загадкой.

Лишь какое-то время спустя выяснилось, что всю ночь он почти беззвучно смотрел телевизор, бесцельно нажимая на кнопки пульта. А ближе к шести утра начиналась религиозная программа, как обычно, с одиозным проповедником, бешено махающим руками и через предложение призывающим вознести хвалу господу. Это и становилось причиной его взрывов бешенства, когда передача заканчивалась. Выключив телевизор, он набирал в раскаленные от злобы легкие воздух и выпаливал свое, как сигнальная пушка. Но почему-то никто не пытался узнать, чем насолил ему этот конкретный проповедник и он ли был в действительности причиной вспышек гнева.

***

С каждым днем у Марка число трубок в животе уменьшалось, и пару недель спустя осталась одна, самая толстая, с отвратительным на вид дренажом. Впереди маячила финальная операция, и спустя неделю голодовки можно вновь продолжать жить, как это делают обычные люди. Боже, думал Марк, какое это счастье – ходить в туалет на своих двоих и есть что-либо еще, кроме жиденьких кашиц. Как же натерпится погулять по ухоженному госпитальному парку, из которого так приятно пахнет цветением. О прочем думать и вовсе не хотелось. Об армии можно пока и подзабыть, как пророчил врачеватель. Хотя конец контракта и без того маячил впереди, спустя пару-тройку месяцев.

К большой неожиданности, прибыла медсестричка, держа в руках телефонную трубку.

– Это вас, Марк, – сообщила она. – Собеседник представился как ваш близкий родственник по имени Курт.

Марк взял трубку и закрыл микрофон ладонью. Диалог он решил не начинать сразу. Следовало подумать хотя бы несколько секунд, успокоиться и предостеречь себя от лишних слов. Черт тебя дери, Курт, черт тебя дери, сукин ты сын, повоевать тебе захотелось, патриоту безмозглому, крутилось в башке. Сейчас я тебе все скажу, что я о тебе думаю, вшивый ты вояка.

– Ага! – подал Марк голос, когда все же приложил трубку к голове.

– Марк, дружище, как ты там, живой? – спросил бодрый голос.

– Я тебе не дружище, черт тебя побери! – не сдержал себя Марк. – Я тебя предупреждал, что на войне иногда, черт возьми, убивают. Ты хоть можешь представить, какого я здесь насмотрелся. Я своими собственными глазами видел, как мое дерьмо течет по трубам из лишней дыры в моем боку. Можешь представить, как я тебя ненавижу? Я знал, я точно знал, что, играя с огнем, обязательно обожжешься. И свою собственную шкуру не стоит доверять кому-либо, кроме себя. Моя жизнь мне принадлежит! Слышишь, мне! Я больше не хочу иметь с тобой дел. Ты подставил меня, идиот. Ты чуть не спустил под собачий хвост все мои планы. И больше не звони, обойдусь без тебя! – под конец не сдерживаясь рявкнул Марк и стукнул пальцем по клавише отбоя.

– Все, теперь все будет по-моему, – произнес он вслух, и ему действительно стало гораздо легче на душе.

Глава 25

Однажды Марк, как обычно страдая от скуки в своей койке, перешучивался со своими обычными товарищами по несчастью, а в промежутке читал разлохмаченную былыми пациентами книгу. Джон в палате слыл непревзойденным поклонником таращиться в движущиеся картинки и по привычке бесцельно щелкал пультом телевизора, не задерживаясь долго на каком-либо определенном канале. Иногда он комментировал, что видел, особенно если в поле зрения попадала какая-нибудь горячая красотка в бикини.

– Эй, гляньте, какая кисонька, – воскликнул он, – мордашка просто прелесть!

– Да, ангелочек! – кто-то подхватил в конце палаты.

– Я никогда в жизни не видел таких белоснежных баб, – дополнил свои наблюдения Джон.

На этих словах сознание Марка пришло в невероятную доселе концентрацию, словно были считанные доли секунды до того, как в него вмажется автоцистерна. Только он оторвал глаза от книги, только-только его взгляд начал фокусироваться на телепередаче, как Джон в привычной его манере принялся дальше щелкать пультом.

– Сто-о-ой! Обратно! – заорал Марк во все горло, – верни все обратно, верни на нее быстрей! – Он выскочил из постели, забыв про свои раны, но его быстро осадили трубки приборов, торчащих из его живота. – Назад, пожалуйста! – продолжал кричать он.

Телевизор оказался древний, как скелет мамонта, без указателя каналов. Да еще и висел под самым потолком на недосягаемой высоте. Пульт же показал себя самым подлым предметом на этом белом свете. Даже хуже, чем вражеские противопехотные мины, битком забившие больничную палату. Кнопка листания каналов вперед на нем лет пять как приказала долго жить. Потому, чтобы попасть на нужный, следовало их перелистывать в обратном направлении, все тридцать-сорок раз подряд. В общем, тот еще разрушитель судеб и надежд.

Мгновенная удача, резкая как пощечина, была безвозвратно упущена. Как назло, девушку больше не смогли найти ни на одном канале, и Марк, на время завладев пультом, два дня подряд щелкал телевизором в тщетной надежде увидеть ее вновь. Хуже того, ему пришлось несколько раз испытать боль разочарования, когда кто-то на экране напоминал ему искомый образ.

Но все же Марк признал, что дело сдвинулось с мертвой точки. Ведь это была она. Точно она! И сейчас у него еще сильнее выросла уверенность в успехе. Уж теперь-то он обязательно ее найдет!

***

Дела шли на поправку. Марку даже разрешили вставать и ходить по госпиталю между приемами пищи и процедурами. Сам госпиталь находился в отдаленной от города зоне и располагал упомянутым ранее огромным парком с беседками, тропинками со стрижеными кустами и даже небольшим полем для игр в мини-гольф или крикет. Иногда за Марком увязывался его сосед Джон, и тогда приходилось толкать его инвалидную коляску, делая восьмерки по длинным асфальтированным дорожкам. Марк иногда косился на обожженную кожу с криворастущими волосами головы Джона, на его жалкие обрубыши, а про себя думал, что не все так уж и плохо в его не самой худшей жизни.

– Эй, Марк, – воскликнул Джон, – вон видишь те самые кусты?

– Ну.

– Давай тащи мою задницу туда.

– Может, доедем до нормального туалета, – возмутился Марк.

– Молчи и делай, что я говорю. Долго насиловать тебя я не буду.

– А ты сможешь, жалкий коротышка? Я думал, тебе скоро арии Шуберта придется петь.

– Не беспокойся! Там где надо у меня все на месте. Я еще успею и тебя в декрет отправить, – отозвался Джон.

Там, за стеною кустов, из кармана больничной пижамы он вытащил пакет марихуаны, бумагу для самокруток и зажигалку.

– Друзья меня навестили, поблагодарили, так сказать, – пояснил он. – Ты как?

– Не, я не буду! – скривился Марк. – Я этой дрянью в Афгане вдоволь наелся. Тем более, нам сегодня на процедуры.

– А мне уже точно нечего бояться. Ни полицаев, ни папы римского, ни бога, ни сатаны. Что они теперь мне смогут сделать, руки оттяпать? Да пусть забирают все, вместе с моей чертовой задницей, мне не жалко.

***

В конце концов, Джона понесло выговориться, да так горько, что Марку стало не по себе слышать его слова от него, из уст самого Джона. Хотя, лежа в палате, он неустанно излучал волны оптимизма, но, как обнаружилось, делать и поступать так требовала его сильная сторона личности. В голове же засели мысли совсем иного толка. Такое часто встречается в мужском мире, когда вроде видишь человека, грудью бросающегося на амбразуры и смело размахивающего палицей, не жалея живота своего, а на изнанку оказывается все гораздо прозаичней. Там и глупые страхи, и трусливые мысли, и трясущиеся поджилки жалкого неудачника.

Наконец, под действием зелья, Джон дал волю своим настоящим чувствам и теперь ревел словно вдовец, потерявший жену и детей, работу и дом, причем все одновременно. Хотя если поразмышлять, то так оно и было. Жена его не посещала, по крайней мере, Марк ее никогда не видел. Не замечал также, как он общается со своей семьей по телефону. Неизвестно, то ли он отдалился от них, то ли они бросили его. Но впереди его ждало одиночество, холодное как пиво из морозилки.

Оно будет неумолимо грызть его и грызть, час за часом, день за днем, а он в свою очередь спасаться, приложившись к бутылке, марихуане или вообще к чему-нибудь потяжелее. Может, прежде стоит лечить людей от этой напасти, а с пороками они сами справятся, подумал Марк. Чего греха таить, он и сам испытал на себе всю палитру этого «удовольствия».

– Где я найду теперь работу, жалкий кусок недочеловека? – причитал сквозь слезы Джон. – Какая женщина теперь посмотрит на меня? Кому я, жалкий мясной ошметок, буду нужен?

Это случай стал страшным уроком, или ударом, или, возможно, мощнейшим лекарством для души самого Марка. По ощущениям, один черт, все одинаково, все болезненно. Самое забавное в этом замечательном мире то, что, когда ты начинаешь лечить свою жалкую душонку, когда все постыдные поступки, совершенные прежде, снова пропускаешь через нее, внутри поселяется нечто, что только счастливо намотать на вилы всю твою требуху. Оно мучает тебя. Костлявой рукой сжимает твое сердце как поганую клизму. Беснуется и грызет тебя заживо, несмотря на мольбы.

Лечи свою душу, и она заболит, да так, что завоешь от боли, сукин ты сын. Будешь кататься по полу, и не будет ни места, ни лекарств, чтобы спастись от этой муки. Если вновь не начать одурманивать своего внутреннего пожирателя.

В солдатской форме, под муштру подготовки ты полностью теряешь свое «Я». Нет «Я», но есть отделение, взвод, рота. Ты не думаешь, за тебя думают и отдают приказы. Все кристально ясно и легко для понимания, четко, до полного автоматизма. Сказали, жать гашетку, и ты жмешь ее и жмешь. А если воспротивишься однажды, то о тебе позаботятся как следует, чтобы в следующий раз ты действовал в русле самых глупых приказов.

Но чуть позже, когда ты находишь себя вдали от того мира, где стрельба, взрывы, убийства – дело повседневное, приходит осознание содеянного и новые мысли, которые никак не ожидал встретить. Оправдания, что ты выполнял чей-то приказ или исполнял свой долг, почему-то уходят на второй план. Образы командиров, сержантов, офицеров растворяются, а вместо них оказываешься один, лицом к лицу со своими демонами прошлого.

– Мать твою! – прервал Марк свои рассуждения. – Вот это я вляпался так вляпался!

Часть V. Судьба

Глава 26

Штаты всегда были, есть и будут страной широких пространств и больших возможностей. Настолько широких, что каждый здравомыслящий человек при сиюминутной задумке найти кого-нибудь здесь по фотографии, сразу же начнет отбрехиваться от этой идеи и сплюнет ее остатки на землю. Но только не наш герой. Марк, как никогда прежде, был уверен в своем успехе, хотя и потерял сон, ломая голову над вопросом, а как все-таки найти давно потерянного человека.

Задача и вправду не из простых. Я и сам, бывало, встречал вдали от родного города тех, кого и в голову не придет вспомнить или пожелать видеть. Черт возьми, часто даже на другом конце света – тех, кого ты раньше знал, с кем общался или работал. Ну и что тогда? Выражаешь восхищение, часто отмечаешь, как стал тесен мир, и потом прощаешься навсегда. Но и напротив, за всю жизнь может не представиться и малейшей возможности пересечься с человеком, с кем жаждешь встретиться. Которого ты обидел или пренебрег им по своей глупости. Просто твоей смелости сейчас не хватает дойти до него пару кварталов и извиниться. И как итог, проклятая гордыня перевешивает все надежды на его величество случай.

Но Ангела была особой девушкой, которая вряд ли бы канула в безвестность, выйдя замуж, обзаведясь детьми и главной своей заботой воздвигнув домашний уют. Каким-то особым наитием это и предчувствовал Марк. Будто одержимый, он зубами держался за свою веру, и попробуй возрази. Они рождены друг для друга, и ничто не сможет этому помешать.