Три шершавых языка

Было невероятным найти здесь нестриженую траву и непонятные каменные постройки девятнадцатого века, с заколоченными фанерой проемами. Но такое запустение придавало свой шарм, особенно после стерильно подстриженных газонов и слишком чистеньких дорожек посреди зелени. Было здорово поглядеть на высокие городские постройки через озеро.

Утки в этот день почему-то не выказали своего дружелюбия, вернее, их не оказалось у берега. Зато пара наткнулись на довольно небрежно одетую женщину, раздававшую прямо из коробки котят, исключительно в добрые руки. С кошками у Ангелы были какие-то особые отношения. Она при их виде начинала пищать от умиления и причитать, какие они милашки. То же самое произошло и здесь. Нисколько не смущаясь странной тетушки, она утянула за собой Марка и сунула руки в коробку, стараясь как можно глубже окунуться в кошачий мир и каждого щедро одарить своей любовью.

На дне коробки дурачились три маленьких котенка – один рыжий в полоску и двое белоснежных сероглазок, по виду с месяц от рождения. Они были обласканы со всей страстностью, какая только имелась у Ангелы. Каждого по отдельности она взяла на руки, затем поднесла к лицу и, к ужасу Марка, поцеловала в лобик. После чего продолжала говорить ему что-то теплое таким голосом, каким разговаривают с грудными младенцами, и осторожно возвращала обратно в коробку.

– Господи, какая ты милашка, разве возможно прямо здесь не оставить свое сердце, – восхищалась она.

– Беленькие так на вас похожи, – отметила женщина, – я заметила, когда вы поднесли одного к своему лицу. Сейчас у них глаза серые, но позже будут синеватые, как у вас.

– И вправду! – ответила Ангела. – Вы мои белоснежные ангелочки!

Раздав каждому порцию любви, она продолжила играться с ними в коробке и неожиданно попросила Марка обратить на нее внимание. Тот уже успел отойти на пару шагов, чтобы пофыркать в стороне.

– Марк, ты только посмотри, что эти шалунишки делают!

Три маленьких котенка, еще не умеющих толком держаться на ногах, одновременно облизывали ее руки с каким-то невероятным упорством и сосредоточенностью.

– Какая прелесть! Три шершавых языка! – сказала она особенно выразительно. – Со мной такое впервые!

– Я уже не знаю, кто может тебя не любить, моя Ангела, – сказал Марк, склонившись над коробкой.

– Похоже, у вас руки в зубной пасте, – заключила женщина. – Возьмите котенка, того рыжего, уверена, вы не пожалеете. Он будет хорошим другом вашей семье.

– Спасибо вам большое, – ответила Ангела, – мы бы с удовольствием взяли, только пока некуда.

– Ничего, он везде приживется, он же кот!

– Спасибо вам, но мы, правда, пока не можем, а таких красавцев, вы не сомневайтесь, быстро разберут.

– И нам нужно уже идти, – принялся подталкивать в сторону Марк.

– Спасибо вам и до свидания, – попрощалась Ангела с женщиной. – И вам, котятки, тоже счастливо найти доброго хозяина!

***

Они шли дальше уже молча, каждый улыбаясь о своем. Теплое молчание нарушила Ангела, притом необычно странной просьбой.

– Марк, я тебя попрошу об одном одолжении, только послушай меня, пожалуйста.

– Конечно, радость моя, все что угодно, – ответил Марк озадаченно.

– Пожалуйста, не дари мне котенка и вообще животных не дари, ладно?

– Ладно, – ответил Марк удивленным голосом. – Но почему?

– Не нужно. Пока не нужно, – ответила она.

– Для тебя все что угодно, моя пушистая лисичка!

– Спасибо, дружок, что ты понимаешь меня!

Глава 29

На следующей неделе наша парочка три часа бродила по этажам картинной галереи. Залы с древними художниками сменялись художниками современными, и восхищение мастерством кисти творца продолжалось очарованием гениальностью созданных сцен и выражением неординарного внутреннего мира автора.

Каждый раз, задержавшись напротив очередной картины, он поглядывал на нее уголком своих глаз, пытаясь рассмотреть, какие чувства она переживает, если судить по ее мимике, по многочисленным морщинкам, собиравшимся на лбу в затейливые рисунки. Но она быстро раскусила, что он наблюдает за ней, и каждый раз, поймав его взгляд, поощряла его своей сияющей улыбкой. Позже был небольшой ресторанчик с тайской кухней, прогулка по скверу и нежные объятия на лавочке перед рекой.

– Сегодня был хороший день, – поделился Марк.

– Сегодня был самый лучший день, – вторила Ангела, вытягивая ноги. – Пусть следующий будет еще лучше.

– Обязательно будет лучше! У тебя тоже ноги оттекли? – спросила он. – Три часа по галереям оказалось не таким уж и простым делом.

– Да уж! Я уже через час ощутила усталость и частичную потерю интереса.

– Значит, мы могли свалить оттуда раньше?

– Могли, но я благодарна, что ты был так терпелив сегодня и к тому же молчуном. Зовешь-зовешь друзей как следует просветиться, и все почему-то вдруг оказываются вечно занятые.

– Мне и вправду было интересно, – признался Марк, стараясь скрыть свою солидарность с ее друзьями.

– Врунишка! Но все равно спасибо, – ответила она. – А какая картина тебе больше всего понравилась? – улыбнулась она.

– Дай-ка подумать…

– Не думай – раз и все!

– Мне понравилась реплика на картину «Сон жены рыбака», – улыбнулся Марк.

– А ты эстет! Любишь искусство потому, что оно пошлое?

– Нет. Вовсе нет. Мне показалась она довольно странной, во многом странной и необычной.

– А по-моему, это типичный приемчик, скажем, вызов устоям, удар в набат или прыжок с головой в… я не буду продолжать.

– Да, возможно, – задумчиво произнес Марк. – Но согласись, с акцентом на японскую культуру все-таки картина великолепна. Я бы с гордостью повесил ее у себя дома.

– Ты бы сам лично гордился ею или у тебя была бы гордыня другого рода, что твои друзья и коллеги окажутся впечатлены ею? Что тебе конкретно в ней понравилось?

– Даже не знаю. Я вообще люблю все такое необычное, сложное, иногда ломающее мозг. Знаешь, по студенчеству, еще тогда, в Берлине, я постоянно проходил по одной узенькой улочке. Представь, старая часть города, где плотно посаженные двухэтажные дома, множество кафе, мастерских, какие-то прочие постройки. Там же находилась и огромная трансформаторная будка, достаточно высокая и скучная, выпиравшая более современным стилем строения по сравнению с остальными зданиями вокруг. На ее открытой на дорогу стене, под самой крышей, красовалось весьма забавное граффити в человеческий рост. Ничего особенного, просто зайчик – упитанный такой, ушастенький, розовенький, взгляд мечтательно направлен вверх, а в глазах отражение какой-то искренней, чистой и непорочной мысли. В общем, теплый и нежный свет в глазках. Такой можно заметить у щеночка, который в данную секунду молит бога о сахарной косточке перед сном. В лапке у него морковочка, он грызет ее, и она мало-помалу исчезает в его злобном акульем оскале с множеством рядов хищных треугольных зубов внутри. С зазубринами, замечу! То ли кровь, то ли морковный сок стекает с подбородка по мохнатенькому пузику и капает в разрастающуюся на земле багровую лужу.

– Гадость! – скривилась Ангела. – И почему тебе это понравилось?

– Не знаю. Какие-то странные чувства и мысли вызывают столь исключительные картины, – улыбаясь ответил Марк. – Ну вот, вспомнил про нее и опять заскучал по давно нехоженым местам.

– Ты скучаешь по Берлину, мм… как мило. А я никак не могу выбить из своей головы Италию. Я была с экскурсией в Риме, на очередном концерте, и с тех пор он стал для меня особым местом. Там такое сильное ощущение жизни среди зданий, людей, природы, холмов и руин. Каждая мелочь, даже воздух в твоих легких густо наполнен какой-то вековой мудростью, историей, событиями. Я бродила по улочкам, наслаждалась этими потоками чувств, созерцала великолепную архитектуру с мощнейшим отпечатком былых событий. Подолгу всматривалась в живописнейшие дали с самых возвышенных точек города. Я пыталась все это навсегда запечатлеть в своей памяти, и теперь это часть меня.

– Здорово! Похоже, и я сам полюбил Италию, – улыбался Марк.