Оценить:
 Рейтинг: 0

Чёрная сова

Год написания книги
2016
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 19 >>
На страницу:
4 из 19
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Духи, это кто?

– Алтайцы!

Как позже выяснилось, относительного Севиной болезни он оказался прав, поставили острый похмельный синдром, подержали на капельнице, однако на всякий случай переправили в Горно-Алтайск. Оттуда пришло сообщение – у Севы сильнейшая наркотическая ломка! И тогда Сева Кружилин уже сам поехал в Новосибирск, сдаваться настоящим докторам, ибо с диагнозом был решительно не согласен. И особенно с предложением подписать бумаги о добровольном лечении от наркозависимости.

В общем, отношения с заставой у Терехова худо бедно наладились. Репей даже сам однажды приехал в гости, посмотрел на полевое житье-бытье однокашника, побродил по окрестностям и неожиданно пообещал в следующий раз притащить кунг – должно быть, проникся суровой судьбой топографа. "Урал" и в самом деле на точку завернул, но без кунга. Водитель перебазировал лагерь, выкинул на землю охапку дров и уехал, пообещав, что через три дня заедет снова.

А на утро Андрей обнаружил замерзающего туриста на "месте силы" и с похожим синдромом.

3

Вид и симптомы у найденного туриста были очень похожи, хотя этот не ездил верхом, сам вроде бы занимался лекарством, правил суставы, считал себя вегетарианцем, жизнь которых исключала наркотики. Но Терехов уловил сходство в поведении и том бреде, что нес несчастный костоправ. Когда Сева проблудил всю ночь и днем отсыпался, то начал говорить во сне, причем, весьма поэтично. Андрей не услышал всей складной истории, но некоторые фразы уловил и запомнил: напарник вещал о некой черной сове, что живет в каменной башне или на вершине некой горы. По ночам она вылетает из своего убежища и бесшумно реет над Укоком. Из-за своего цвета она почти невидима, и узреть ее можно лишь на фоне неба, когда крылья накрывают луну и звезды. А еще у совы есть лук, она стреляет отравленными стрелами, после чего уносит добычу к себе в башню. Терехов тогда особого внимания не обратил, решил, что Сева услышал где-то алтайский фольклор и теперь, под воздействием сильных переживаний и болезни бредит во сне.

Турист тоже плел какие-то небылицы про каменную башню, но жила там будто бы не сова – женщина по имени Ланда.

По закону подлости Терехов забрался на южную окраину плато, в верховье Ак-Алаха, где ждать оказии было бессмысленно, а ночевать в тесной палатке, да еще без спального мешка, невозможно. Проще было совершить марш-бросок до заставы, к утру вернуться на машине и сдать туриста наряду, пока он тут не окочурился. Вдвоем с Севой они спокойно помещались в одноместной палатке вместе с рюкзаками и инструментом, а этот объемный гость оккупировал не только спальник и солдатские матрацы, но и развалился посередине узкой полосы незанятого скарбом, пола, вертелся, елозил, опять молол какую-то чушь про "порталы", спорил с учителем Мешковым и звал теперь уже не Ланду, а некую черную сову по имени Алеф. Звал поэтично и с любовью, но от одной этой совы становилось жутковато. Не то, что уснуть, сидеть рядом муторно, да еще и резкий, обвальный дождь застучал по крыше. Похмелье искателя чудес проявлялось все больше, похоже, туриста мучили головные боли, отчего он скулил, зажимая виски, тыкался по углам и на зов не отвечал.

Терехов послушал эти пугающие звуки на фоне дождя, мысленно обложил гостя, но при этом не испытывая злости к нему: просто не хотелось в такую пору выходить на улицу. Взвесил нравственную причину – как-то неловко выдавать приблудного властям, коих он боится, однако мысль за нее не зацепилась. Как не прикидывал, но его состояние такое, что лучше передать погранцам. Тем паче, травоядный турист вроде скулить переставал, но и дышал как-то через раз. Такого у Севы не было, а этот, возможно, и в самом деле вышел из запоя и теперь схватил "белочку". Жаждущие обрести чудесную силу на плато не брезговали земными снадобьями, иногда по целой ночи пили водку, а иные и вовсе привозили с собой и жрали мухоморы, чтобы "просветлить" восприятие. Не исключено, и этот чем-нибудь просветлился.

Терехов пощупал пульс, потрогал вспотевший лоб, кажется, все нормально…

Когда совсем свечерело и дождь кончился, он с тоской достал из мешка армейскую прорезиненную химзащиту. По укокскому климату августа лучше одежды не придумать, к тому же, едва расстегнув палатку, чуть не захлебнулся от косого снежного заряда. Пока бежишь до заставы, а это верст двадцать, погода сменится еще несколько раз, и не в лучшую сторону как всегда…

Он выбрался наружу и сквозь ветер отчетливо услышал голос лошади – очень знакомый, с подвывом: так ржала серая, в яблоках. И в тот час промелькнула мысль: поймать, благо что узда и седло остались, и хоть шагом, но отвезти туриста на заставу. Кобыла крепкая, двоих выдержит, если что, привязать его поперек седла и в повод… Рассмотреть что-либо в белой, сумеречной круговерти было невозможно, однако кобылица стояла где-то близко и словно поддразнивала, звала, ритмично и почти беспрерывно, как заведенная. Терехов прихватил галеты, сахар, нашел узду и сразу спрятал запазуху.

Ипподромовские кони оказались умными и вольнолюбивыми: заседланные и с удилами в пасти вроде диковатые, но сними упряжь, сами к рукам лезут, даже мордами о плечо потереться норовят, особенно если у тебя сухарь или галета. Брать за чуб не даются, скалятся и уши прижимают, а только покажись с веревкой или уздой – близко не подойдешь!

Терехов пошел против ветра, на ржание, и чуть только не натолкнулся грудью на конский круп: попробуй, разгляди в вечерний снегопад серую лошадь в яблоках! Это что гнедую ночью или черную сову в потьмах… Кобылица стояла в двадцати шагах от палатки, так же головой против ветра, и кого-то звала из вечерней снежной мглы. Стояла, как вкопанная! Опасаясь спугнуть, он осторожно обошел ее сбоку, приготовил галеты и внезапно увидел узду на морде. Спущенный к земле, повод, вероятно, зацепился за припорошенные снегом, камни. Удача была редкостная, туристу во второй раз повезло! В первый миг Андрей даже не подумал, откуда взялась узда, если серая сбежала голенькой, но когда склонился, чтобы выдернуть зажатый повод, понял, что кобылица привязана за торчащий из земли, камень. Причем не на петельку, как шнурки на ботинках – на удавку, как вяжут алтайцы.

Он отвязал лошадь, намотал повод на руку.

– Попалась, тварь гулящая…

Ругнулся беззлобно, радостно, а сам непроизвольно и настороженно поозирался. Кобылица не обращала внимания даже на сахар, все еще тянулась против ветра и призывно ржала. Кто-то привел ее сюда, привязал и сам скромно удалился, скрылся в непогоди – видимость и десятка метров нет. И все же Терехов крикнул во мглу:

– Эй!?… Спасибо!

В такую пору в южной стороне Укока мог быть только конный наряд пограничников. Скорее всего, конюх-алтаец с заставы: никто другой бы одичавшую серую не поймал. А может и сам Репьев, поскольку он имел привычку лично проверять пограничные наряды, в одиночку разъезжая верхом на лошади. Однажды в сумерках рядом с палаткой проскакал в сторону монгольской границы и даже не остановился. В другой раз ночью пролетел по дороге мимо – Терехов едва отскочить успел, и узнал Жору по пограничной фуражке старого образца, с которой он не расставался. А было как раз полнолуние, на плато хоть иголки собирай, явно видел человека на дороге. Андрей фонариком еще светил, кричал вслед – начальник заставы унесся, как угорелый.

И сейчас Терехов спохватился, закричал:

– Стой! Погоди! Я вам нарушителя поймал! Заберите!

Взнуздал кобылицу и вскочил верхом. И порадовался, что серая на рыси идет иноходью: скакать без седла, да еще в скользких прорезиненных штанах, было опасно, отвыкшая лошадь порскала в стороны, норовя сбросить всадника и не хотела переходить в галоп. Андрей нахватался адреналину, кое-как проехал с полкилометра, когда снежный заряд опал, сразу же посветлело, и оказалось, не такой уж и поздний вечер. На видимом горизонте не было ни машин, ни пеших, ни конных. И следов тоже никаких: вероятно, лошадь привели и привязали еще до метели, в дождь…

Обратно он возвращался пешком, а поскольку не нашел, за что привязать кобылицу, то повода из рук не выпускал. Первым делом заседлал ее, потом растолкал уснувшего туриста.

– Вылазь, поехали!

Тот показался каким-то умиротворенным, почти нормальным, если бы не сказал безумной фразы:

– Лунной ночью ко мне прилетала черная сова. – вдруг заплакал и добавил сдавленно. – Она посадила меня на своего единорога и свезла в подземные чертоги!

– Ну и что? Как там?

– Я только в окна посмотрел. – признался турист. – Там есть окна, в параллельный мир… Я только заглянул!

– Лучше бы ты исчез в этом мире! – ругнулся Терехов. – Я бы с тобой сейчас не возился…

– Она не пустила! Велела уезжать…

– Правильно велела. – Андрей вытащил его из палатки и поставил на ноги. – Если ты на единороге ездил – на простом коне усидишь. Верхом когда-нибудь катался?

– В детстве, на пони… – подавляя всхлипы, признался он. – Но очень хочу научится… Ланда так здорово скачет на лошади!… Черная сова Алеф Мешкова на аркан взяла, а меня свела! Теперь я знаю, подземный мир существует!

Терехов опять вспомнил Севу, но пропустил этот бред мимо ушей.

– Вперед, казак!

– А мы куда едем?

– К Ланде. – наобум сказал Терехов. – А ты куда хочешь? К черной сове Алеф? Давай обувайся и в седло!

Турист увял, однако стал бестолково пихать ноги в мокрые ботинки. Похоже, еда и краткий сон немного восстановили рассудок, по крайней мере, понимал, где находится.

– Алеф затворила к себе дорогу. – тоскливо проговорил он. – Ущелье сошлось, река ушла в земные глубины. Мне ее не найти… Кстати, вам нужно ставить атлант. Вы чувствуете, как ваша голова сидит на шее?

– Нормально сидит, как у гуся! Главное, чтоб ты на коне усидел.

– Могу вам поставить! Я профессиональный костоправ.

– Если сейчас же не обуешься, я тебе сам кости вправлю, – беззлобно пригрозил Терехов.

– Тошнит и голова кружится. – пожаловался тот. – Вестибулярный аппарат…

– Пить меньше надо! – отрезал Андрей. – Шевелись, давай!

– Мы не пили! – чего-то испугался турист. – Точнее, я не пил… Между прочим, алкоголь, это яд. От мяса тошнит. Зачем ты дал мне консервированный труп? Черная сова Алеф запретила даже прикасаться к мертвечине!

– Чтоб сам не стал мертвецом. Одевайся живее, костоправ! Пока я тебе атланта не поставил.

– Ты меня отвези в Аршаты. – вдруг попросил травоядный. – Дальше я сам доберусь.

Селение Аршаты было на территории Казахстана…

– А ты сам откуда?

– Вообще-то из Астаны…
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 19 >>
На страницу:
4 из 19