Иркутская сага. Воспоминания о прожитом. Том 2

Вспоминаю, как-то Леонид Евгеньевич позвонил мне. Обговорили некоторые вопросы по производственным делам, а потом он мне заговорщицким шепотом предлагает: «Серёга, сегодня пятница. Устал я сильно. Давай с тобой расслабимся». Я тут же перезвонил своему другу, диспетчеру «Братскгэсстроя» Михаилу Молчанову. Он был секретарём комсомольской организации управления «Братскгэсстрой» на Усть-Илимской площадке. Мы сообразили выпить и закусить. И вот уже сидим у Мишки в квартире. Приехал Наумов. Он уважаемый ветеран Великой Отечественной войны, был боевым летчиком-бомбардировщиком. Он крупного телосложения, а с возрастом и болезнями стал грузным. Ему было интересно общаться с молодняком, он как бы сам становился моложе. Правда, к кому попало он бы в компанию не пошёл. Он хоть и был общительным и доброжелательным, но вопросами субординации никогда не пренебрегал. Мы шутили, выпивали водочку, закусывали свеженьким хариусом – великолепной ангарской рыбой. Потом я попросил Леонида Евгеньевича рассказать о себе, о жизни, о войне. Он, не спеша, рассказывал разные поучительные истории. Он был прекрасным рассказчиком, хоть и не очень многословным. Мы выпивали и закусывали. Непринуждённо шутили и смеялись. Время летело незаметно. Спустя несколько часов, наш ветеран разомлел, закемарил и начал немного похрапывать. А мы с Михаилом травили разные анекдоты про любовь, про жизнь, про женщин и громко хохотали.

Через какое-то время Наумов проснулся и, оглядевшись по сторонам, в недоумении тревожно произнёс: «Ребята, а девки-то, где?!» Наш любимый добродушный Леонид Евгеньевич спал, но сквозь сон, как разведчик, чутко улавливал тематику нашего разговора. Потом мы все вместе весело смеялись. И такого замечательного человека мне предлагали подло и мерзко предать. Просто уму непостижимо такое. Предательство вообще не моё кредо, не для меня это.

Вернусь к работе проверяющих. Периодически в моём кабинете представитель нашего ЦК ВЛКСМ собирал членов комиссии – археологов по раскопке различных недостатков, и между собой у них происходило обсуждение добытого материала. Выглядело это напыщенно и противно. Многие недостатки можно было устранить оперативно на месте. В конце проверки украинская сторона уже ликовала. Набралась целая куча замечаний и негативных примеров. Тогда они решили отпраздновать это дело, сбросившись по десять рублей каждый на выпивку и закусон. Я отказался от этого мероприятия, предложенного нашим московским цековцем, и свой кабинет для пьянки представлять им не стал. На тот момент это был вполне естественный и очень правильный ход.

Я поехал домой, дав команду оперативным комсомольским отрядам проявлять максимум бдительности по охране общественного порядка в общежитиях, куда разместили девушек и парней из отряда, прибывших с Украины. Их-то и сопровождала эта комиссия для дальнейшего отслеживания процесса трудоустройства и последующей адаптации новобранцев на местах приёма. Дисциплина у нас была железная, дополнительно на подкрепление к комсомольцам по поручению своего руководителя вышли на оперативное дежурство милиционеры во главе с заместителем начальника Усть-Илимского РОВД подполковником Иваном Калёновым.

Вдруг среди ночи в моей квартире раздаётся тревожный телефонный звонок.

– Сергей Алексеевич, у нас ЧП. Представители комиссии ЦК, многие из которых пьяные, как зюзики, начали ломиться в женское общежитие, типа там их девки ждут. Трясут своими удостоверениями, грязно ругаются матом, в добавок ударили по лицу зам. начальника РОВД, который пытался их пристыдить, и утихомирить. Скажите, пожалуйста, что нам делать?

– Что ж они сами себя компрометируют? А битьё по лицу представителя власти оставлять без ответа ну никак нельзя. Действуйте в установленном законом порядке! – сказал я, положил трубку и продолжил спать рядом со своей женой.

Она никогда не ругалась. Такие звонки были не редкостью в те горячие комсомольские времена.

Утром приезжаю в свой кабинет. Звонок начальника РОВД.

– Сергей, что делать с этими, как их, ну, проверяющими? Они в медвытрезвителе. Сначала буянили, а сейчас уже смирные.

– Везите ко мне. Буду с ними беседовать. Пока никому, никакой информации и рапортов, пожалуйста, не отправляйте. Я попробую сам во всём разобраться.

– Хорошо, но имей ввиду, что горком партии я уже уведомил ночью, пришлось будить первого секретаря.

– И что он сказал?

– Сказал, чтобы я решал этот вопрос с тобой.

– Спасибо за информацию, жду гостей!

Через некоторое время милицейские воронки начали подвозить ночных «джакомоказанов» эдаких, обделавшихся по полной программе, несостоявшихся героев-любовников. Вид у них был, надо сказать, потерянный. Карьера парней висела на тонкой ниточке вместе с партийными билетами и всё такое, прочее. «Случилось непоправимое. Надо выкручиваться, но как, как, как? Ужас, кара-у-у-у-л!» – кричали их воспалённые глаза.

Дело в том, что по существовавшим в те времена строгим правилам, РОВД и милицейский вытрезвитель были обязаны неукоснительно сообщать по месту работы дебоширов и пьяниц об их ненадлежащем и антиобщественном поведении для дальнейшего принятия соответствующих мер воспитательного воздействия в трудовых коллективах. А это – пропесочка на профсоюзных собраниях, товарищеских судах для простых смертных, а для коммунистов и руководителей такое было равносильно перечеркнутой жизни. Разбор персонального дела на партсобрании, парткоме, бюро райкома или горкома партии. Всеобщий позор и унижение. Исключение из КПСС, изгнание с руководящей работы. Парни не хуже меня это всё осознавали, ясно представляя свои не очень радужные перспективы по возвращении к себе домой в Москву, Киев и другие города – областные центры Украины.

Они с мольбой жалобно и преданно смотрели на меня – простого провинциального парня из непролазной сибирской глуши, от позиции которого сейчас зависело многое.

«Серёга, помоги нам Христа ради, – вибрировали их мысли, заполняя атмосферу моего кабинета как бы штормовым ветром Чёрного моря и одновременно запахами перегара матросской таверны, – нам очень плохо в этой дурацкой ситуации».

У некоторых парней сильно тряслись руки, а взгляд был бегающим. Понятно, что это от нервов, а не от алкоголя. Парни-то были крепкими. Но попасть в такой переплёт они не были готовы. Но и отказаться от вчерашней пьянки, предложенной высоким работником ЦК ВЛКСМ, они тоже не могли. Только я один оказался таким ненормальным и не толерантным к предложению московского начальника. Да ещё потом чёрт во хмелю попутал их и понёс к бабам за плотской любовью… Я всё это прекрасно понимал и мне было немного жаль молодых мужиков – своих коллег по комсомолу.

Выдержав длинную паузу, я предложил провинившимся высказаться по тематике сложившейся ситуации с выдвижением разных вариантов по выходу из кризиса. Предполагаемый выход из этого карьеродробильного для них и потехокурьёзного для нас инцидента, высказанный членами комиссии ЦК ВЛКСМ, оказался вполне конкретным и даже очень деловым. Мне ребята и их слова на этот раз определенно понравились. Сам я ничего не предлагал. Я в основном слушал. Только иногда отпускал короткие фразы, звоня по телефону то начальнику милиции, то начальнику медвытрезвителя, то дежурному по РОВД. Потом опять молчал. Но, видимо, со стороны это молчание казалось каким-то зловещим.

Положение удалось исправить быстро. Черновики рукописей по итогам проверки со всем прилагаемым негативом легли мне на стол. Я отдал членам комиссии их цековские и партийные документы с паспортами, привезённые мне из РОВД. Только Пиндюшкин жалобным голосом скулил, что ему документы не привезли, его удостоверение где-то потерялось. Отыскали мы в милиции и эти документы. Горкому партии я доложил, что все вопросы решены, конфликт исчерпан, нам принесены извинения, и мне бы не хотелось широкой огласки этого инцидента. Ведь это происшествие выглядело хотя по-уличному и некрасиво, но уж очень пикантно в кругу его участников.

«Если посмотреть на личности этих парней, то сразу понятно, что не падшие они люди. Не рассчитали, наверное, силы, уверовав в своё величие, – говорил я, – но сегодня-то они протрезвели и искренне раскаиваются. Пусть это будет для ребят хорошим уроком на будущее. А иначе разборки по теме: представитель ЦК ВЛКСМ организовал пьянку, потом он с представителями ЦК ЛКСМ Украины возжелали женских ласк и попёрлись в женское общежитие, вели себя непристойно – тьфу, даже неприятно об этом говорить. Ну, ничего же сверхужасного и непоправимого по существу не произошло. Конечно, не должно такого происходить, но бывает всякое. Мужики есть мужики. Поумнеют ещё парни, исправятся. Нам надо взаимодействовать по комсомольской работе в дальнейшем. Зачем раздувать конфликт, ломать жизни? В этом нет никакой необходимости и нет никакого здравого смысла».

Меня услышали в горкоме партии и поддержали!

На сём всё и закончилось. Закончилось в Усть-Илимске, но не в ЦК ВЛКСМ. Туда мне надлежало ехать с отчётом по итогам этой самой проверки. Вскоре у меня в усть-илимском кабинете зазвонил телефон. Из трубки зазвучал взволнованный и немного смешливый голос первого секретаря нашего обкома комсомола Анатолия Ивановича Орлова из Иркутска.

Серый Дом. Левое крыло первого этажа занимал Иркутский ОК ВЛКСМ

– Сергей, вы там что творите, докладывай мне немедленно.

– Анатолий Иванович, у нас был инцидент, но он исчерпан полностью, мы обо всём договорились, – и я кратко, но полно обрисовал ситуацию, возникшую по вине, нет, скорее по неосмотрительности и хмельной глупости членов комиссии ЦК и ЛКСМ Украины.

– Все вопросы и проблемы исчерпаны?

– Все, Анатолий Иванович, – подтвердил я.

– В Москву в ЦК ВЛКСМ на отчёт с тобой, Сергей, полетит Александр Корольков, заведующий отделом рабочей молодёжи Иркутского ОК ВЛКСМ, вы с ним уже неплохо знакомы.

– Хорошо, Анатолий Иванович.

– Только будь, Сергей, готов к вопросу: «А вы были секретарём первичной комсомольской организации?»

– Нет, секретарем первички не был, – рапортую я Анатолию.

– Если так, то будь готов к фразе «Ну тогда поезжайте и поработайте»! – Орлов громко засмеялся.

– Всегда готов! – как юный пионер, улыбался я, – это чё, Анатолий Иванович, у них там прикол такой, что ли?

– Да, типа, того, – весело сказал Орлов.

Он при всей своей деловитости, строгости, рассудительности и принципиальности всегда обладал глубоким чувством юмора.

Москва. Здание ЦК ВЛКСМ. Памятник Героям Плевны

Москва. Мы с Сашей Корольковым идём по Площади Ногина. Там рядом с памятником Героям Плевны располагалось ЦК ВЛКСМ. Здесь мне предстояло держать свой первый экзамен на таком высоком уровне. Но перед этим действом мы решили сделать себе причёски в парикмахерском салоне гостиницы «Россия». У нас тогда была «повышенная лохматость», как сказал бы кот Матроскин из мультфильма «Каникулы в Простоквашино». У Саши огненно-рыжая шевелюра кудрявых волос, а я был брюнетистым парнем. Правда, в настоящее время мы уже изрядно оплешивели. А тогда я был удивлён и поражён креслом парикмахера. Оно меняло своё положение каким-то замысловатым образом. Я то сидел, то лежал, то вообще, как космонавт взлетал вверх ногами.

Вчера в гостинице «Орлёнок» мы немного разлохматились. Информацию о нашем приезде узнал Сашин куратор Георгий Георгиевич Кулик – завсектором ударных строек. Он вечером прибыл к нам в гости. Омуль и хариус были очень популярны среди работников главного комсомольского штаба. Да и поговорить перед отчётом было о чём. Заодно надо было отметить рождение Сашкиного первенца! Саша даже не успел поцеловать свою жену и посмотреть на новорожденного сына – улетел в командировку. Работа такая, ничего не поделаешь.

Инструктор ЦК ВЛКСМ Жора был ну очень уж великовозрастным. Намного старше нас с Сашей. Глаза потухшие, взгляд усталый. Мне показалось, что этому умному, мудрому и опытному человеку уже обрыдла работа с безусыми пацанами-малолетками. Про взрослых мужиков у нас было едкое матерное четверостишье. Шуточное, конечно, от них и услышал:

Очи погасли,
И волос торчком —
Старый мудак
С комсомольским значком.

В этих словах, скорее всего, звучала тоскливая самоирония. Приводя это четверостишье, я ни в коем случае не хотел кого-либо обидеть и тем более Георгия Георгиевича. Это он сам себя называл Жорой. А был он человек исключительного ума и безграничных связей на самом высоком уровне. Он на любой вопрос имел четкий сбалансированный ответ, причем этот ответ был взвешенным и мудрым. Работал он с молодёжью, не покладая рук. Заменить его было, наверное, не на кого, вот и засиделся в ЦК ВЛКСМ этот человек – энциклопедия на комсомольской работе. Вовремя уйти тоже было делом не из самых простых.

Если ты попал в партийную номенклатуру, выйти из неё крайне сложно. Всего два варианта. Порвать все отношения с партийным руководством, если у тебя, конечно, хватает мужества, здравомыслия или собственной дури. При этом ты должен понимать, что можешь стать «удобрением» или выдержать пресс катка партийного асфальтоукладчика, который непременно прокатится по твоему бренному телу и ранимому самолюбию. Или второй вариант: смириться и ждать куда тебя пошлют… работать. Немного отвлекся от повествования. Продолжу свой рассказ о вечерней встрече в московской гостинице «Орлёнок».

Ещё Георгий был гурманом. Он очень любил пить, если мне не изменяет память, коньяк с каким-то ромом, перемешивая их. Я, как лицо, которое назавтра будет проходить боевое крещение, вызвался обеспечить встречу спиртным. Бегал в буфет точно помню четыре раза. Каждый поход обходился в двадцать один рубль. Это при моей-то месячной зарплате в 115 рублей. Деньги уже подходили к концу. Саша, устав от длительного перелёта и посиделок, завалился спать. А Жора всё никак не мог угомониться. Закончилось это мероприятие тем, что ночью я с шофёром дежурной цековской «Волги» подъехали к дому, а потом, подведя Жору к двери его московской квартиры, позвонили и по-быстрому убежали. Шофёр твёрдо сказал, что лучше жене шефа под горячую руку не попадать! Это опасно, проверено!

Итак, мы вышли из парикмахерской. Наши новые модельные причёски сразу же разметал свежий ветерок. Было сыро и пасмурно. В приёмной ЦК ВЛКСМ нас уже ожидал Сергей Кузьмич Евстигнеев, заместитель начальника «Братскгэссторя» по кадрам и быту. Он так же являлся непосредственным руководителем Л. Е. Наумова, о котором я упоминал выше.

Сергей Кузьмич был легендарной личностью. В послевоенные годы он работал начальником Озерлага. Озерный исправительно-трудовой лагерь или особлаг №7 был основан на рубеже сороковых и пятидесятых годов на базе Тайшетлага. Там одновременно отбывали срок примерно 40 тысяч заключенных. И он мало чем отличался от остальных подразделений ГУЛАГа. Кроме того, лагерь имел особый статус, так как в нем находились осужденные по ст. 58 УК СССР – политические заключенные. В нем так же отбывали наказание военнопленные немцы, японцы, бандеровцы, солдаты армии генерала Власова и многие другие. А занимались они строительством важных для СССР объектов в Братске, Вихоревке, Седаново, Тайшете, Усть-Куте, на БАМе и на ряде других прилегающих территорий. Среди заключенных были: поэт Анатолий Жигулин (праправнук декабриста Раевского, когда-то тоже сосланного в Сибирь), советский разведчик Дмитрий Александрович Быстролётов, генерал-майор армии Колчака, участник Великого Сибирского Ледового похода Сергей Николаевич Войцеховский, протоиерей Русской Православной Церкви Алексей Алексеевич Кибардин, изобретатель Побиск Георгиевич Кузнецов, жены Бухарина и Пастернака, дочери атамана Семенова и народная любимица – певица Лидия Русланова. Последняя по воспоминаниям полковника С. К. Евстигнеева отбывала там срок с декабря 1949 по март 1950.

Потом в орденоносном «Братскгэсстрое» Сергей Кузьмич добросовестно проработал ещё более двадцати лет.