Город, названный моим именем

– Только что, друг мой, – сказал он, положив руку на мою грудь. – Только что. Как ваше самочувствие?

– Мы врезались в стену Тита, немного голова гудит, жуткая усталость, – я попытался привстать, но доктор остановил меня со словами:

– Лежите, лежите! Усталость от того, что вы три дня пролежали без движения, скоро это пройдет. И так, стена Тита, говорите, – он достал из кармана блокнот и что-то записал. – Это все, что вы помните? Сможете назвать свое имя?

– Я помню последние полтора года. А что до имени, так нет у меня имени, поднимите архив «Подсознания», там все про меня написано, я тут уже обследовался, – я говорил очень медленно, пытаясь собрать слова в предложения.

«Подсознание – клиника», – записал за мной доктор и стал водить карандашом перед моими глазами из стороны в сторону. – Следите за этим предметом. Хорошо. Можете описать события, связанные со случившейся накануне аварией?

– Я стоял с Эфой и Сомерсетом, подъехала машина, и Эфа попросила меня сесть в нее, понимаете? Не понимаете, водителем оказался тот самый сумасшедший, он и врезался в стену прямо на полном ходу, – пересказываю я, наблюдая за предметом, маячившим перед моими глазами, – зачем я только послушал ее, а сумасшедший еще и человека сбил. Вы нашли его?

– Не беспокойтесь об этом, – перебил врач, – расскажите лучше, о каком сумасшедшем идет речь?

– Я не знаю кто он, но то, что он хотел меня убить, это точно. Сам решил, и меня заодно.

– Не переживайте, – успокоил он меня и, встав со стула, добавил, – вы сейчас слабы, не буду вас мучить расспросами, мы поговорим позже, а сейчас я отправлю к вам медсестру. Вы пройдете курс обследования и реабилитации в нашем центре. До свидания, и еще раз с днем рождения!

Минутой позже зашла пожилая женщина. Она сказала, ее зовут Божена и она будет присматривать за мной. Все эти дни она относилась ко мне, как к родному сыну, в ее словах, в ее действиях чувствовалась настоящая материнская забота и переживания.

– Ну, давай сынок! Нам нужно отправляться на обследования, – говорила она, помогая мне подняться с кровати.

Рентген показал небольшую трещину в моем черепе, анализы же были в норме. По словам врачей, я мог рассчитывать на скорую выписку, главное – больше гимнастики и прогулок на свежем воздухе. Бассейн, массаж, лечебная физкультура будили мои мышцы. Уже знакомые тесты и беседы с докторами, проводившиеся почти каждый день, помогали моей речи восстановиться. Казалось, я попал в санаторий, в котором приводил свои мысли и тело в порядок. Однако одна вещь все не давала мне покоя. За эти дни Эфа так и не навестила меня.

– Не унывай, может, она не знает, что ты тут, а, узнав, тут же придет, – успокаивала меня сестра Божена во время очередной прогулки в саду клиники.

– Она нашла бы меня, если б потеряла, – вздыхая, отвечал я.

– Хорошая у тебя подруга, в мире редко встретишь подобных людей, так что, считай, тебе повезло, – улыбнулась она, желая приободрить меня.

– Я боюсь, что потерял с ней связь, вдруг она решила, что я слабый, и могу лишь языком болтать, ничего не делая?

– Если суждено, значит, еще встретитесь, – коротко ответила медсестра.

– Не хочу подчиняться судьбе, которую писал не я! – твердо заявил я.

– Ух ты, какой! – засмеялась Божена. – Тебе сейчас о здоровье думать нужно.

– Я уже лучше себя чувствую, но, кажется, что-то изменилось вокруг, – я жестом пригласил сестру присесть на лавочку около маленького фонтана. Охотно приняв мое приглашение,она спросила:

– Что изменилось?

– Это сложно объяснить, будто все стало обычным: цвета, запахи, – говорю я, осматривая сад, – ощущение, словно раньше все зависело от меня, а теперь… Только никому об этом, – опомнился я, – не хочу, чтоб из-за такой мелочи мое лечение затянулось.

Я не скажу, – скрепя сердце согласилась она, – но ты молчать не должен, расскажи об этом профессору Алесу Гиллу сегодня.

– Алесу Гиллу?– переспросил я.

– Тебе разве не сказали? Сегодня он приедет специально поговорить с тобой. Долгие годы профессор Гилл, исследуя человеческий мозг, помогает многим людям, ему можно довериться. Запомни! – акцентировала сестра.– Сегодня в 23 часа в 91 кабинете.

– А что так поздно? – удивился я.

– У профессора все расписано по часам. Ух! – взглянула она на часы. – И у нас тоже! Засиделись мы с тобой, пора на процедуры.

В 23:00 я стоял у 91 кабинета. Мне казалось необычным, что ради меня приехал специалист в области головного мозга, ведь с моей головой все в порядке. Не постучавшись, я распахнул дверь и встал в ступор от увиденного.

В небольшой комнатке около плотно закрытого шторами окна стоял тот самый профессор Алес Гилл и с выпученными глазами смотрел на меня. Морщинистый лоб, растрепанные волосы и серые холодные глаза за толстыми линзами очков. Не было ни ссадин, ни царапин от случившейся накануне аварии, виновником которой был именно он. На днях этот человек, посадив меня в машину и разогнав ее до максимальной скорости, въехал в стену. А сегодня, выделив для меня столь драгоценное время, прибыл оказать мне помощь.

– Который раз встречаю вас, но не перестаю испытывать страх, – с цинизмом произнес я и медленно вошел, осматривая кабинет.

– Здравствуйте! – произнес он, улыбаясь, словно не чувствовал неловкости за причастность к аварии. – Очень рад вас видеть, присаживайтесь в кресло, у нас очень мало времени.

– А куда нам спешить? – сказал я, безразлично упав в кресло. – Ведь мы только родились.

Никак не отреагировав на послание со смыслом, мой собеседник начал торопливую и непонятную речь.

– Итак, изучив все записи вашего лечащего врача и поговорив с психологами, я приехал побеседовать со своим пациентом. Дабы прояснить некоторые моменты. Но обо всем по порядку. Эфа и таинственный Сомерсет, я буду выражаться обычным языком, без терминологии, надеюсь, вы не против?

На этот вопрос я равнодушно махнул рукой.

– Хорошо, все настолько детально продуманно, так невольно и в Бога поверишь, взглянув на реальные судьбы людей. Вы посмотрите-ка, как все гармонично и в то же время непредсказуемо у вас вышло! Потерянная память, побег с Сомерсетом, все вокруг все знают, один вы ничего не понимаете.

– Стоп! Стоп! Стоп! – остановил я эту безумную болтовню. – Я действительно ничего не понимаю, причем в ваших словах.

– Да! Да! Это очень сложные процессы! – профессор стал хлопать по карманам, ничего не найдя, кинулся рыскать по ящикам шкафа, пока не выудил оттуда карандаш и лист бумаги. Протянув их мне, он с блеском в глазах спросил: – Вы можете меня нарисовать?

– Что? – возмутился я, встав с кресла. – Вы для этого приехали? Чтоб я рисовал?

– Нет! нет! – с волнением махая руками, закричал он. – Только чтоб убедиться, что вы действительно умеете это делать! Вы же не учились этому?

– Я не помню, – спокойно ответил я и, сев обратно, начал черкать карандашом по листу.

– Внезапно полученные знания и таланты всегда вызывали во мне жуткий интерес, – продолжил Алес Гилл, – официальная наука и медицина не принимают нас всерьез, но ваша история дает новый виток в области, которую мы изучаем.

– Возьмите, – перебил я его, закончив свой набросок.

Взяв листок, он долго всматривался, словно хотел увидеть что-то необычное в простом эскизе. Нарушив затянувшуюся паузу, я вернул его к диалогу.

– Вам – рисунок, а мне – информация. Первое, зачем мы врезались в стену Тита? Второе, знакомы ли вы с Эфой и Сомерсетом? Третье, почему они хотели, чтоб я сел в вашу машину?

– Мой ответ покажется вам странным, – заговорил профессор, наконец оторвав взгляд от рисунка, – но еще две недели назад вы не умели рисовать. Я могу ответить и на ваши три вопроса. Первое – этого не было, второе – нет и третье – это известно только вам.

– Вы, конечно же, будете все отрицать, – засмеялся я, – конечно! Ничего не было, и это тоже моя выдумка? – показал я пальцем на свою перебинтованную голову. – И откуда вам знать, что я умел, а что нет?

– Мне об этом сказали, – ничуть не смутившись, ответил он.

– И кто же? – недоверчиво спросил я.

– Тот, кто знал вас до того, как вы попали в город Тит, – эти слова вызвали во мне пугающий интерес. Вместе с затянутым глубоким вдохом по моему телу пробежала армия холодных «насекомых», называемых дрожью.