Жёлтая виолончель

Да и жубы… То есть зубы… Как это вообще может быть? Я же только что из прошлого. Ну, из университета. Там у меня были зубы. А попал сюда – и удивлён тем, что они есть. Вон – до сих пор язык во рту не могу удобно уложить. Спи, язык. Вот так, на бочок. Получается, моё сознание через этот странный сон перепрыгнуло из прошлого, где я без зубов. Сразу сюда. А остальное куда делось? А эти Буры – счастливые. Живут себе, хлеб жуют, Зена пинают. Скотину разводят.

Я с такой зарплатой, наверно, и корову могу завести. Или барана. Или двух. Два барана. Это круто. Три барана. Четыре барана. Пять баранов…

Свет бьёт в глаза.

– Хармс, ты долго валяться будешь? – раздаётся рядом голос Веры. – Мне помощь нужна.

– А? – я прикрываю глаза рукой. Сажусь на кровати.

Вера стоит на табуретке и пытается снять с крюка набитые соломой раскрашенные мешки, которые изображают фигуру человека. И совсем не похоже.

– Хорошо иметь склероз, – говорит Вера. – Спишь, как младенец. Ладно, потом. Пошли позавтракаем.

– Ага, – говорю я. Встаю. Прохожу под уродливой аркой, мимо куска бутафорского ада. При солнечном свете выглядит глупо и совсем не страшно. На стене висит картина – скелетик с посохом.

– Это ты написала? – спрашиваю.

– Это? – удивляется Вера. – Да ты что. Это Чуха.

– Какая Чуха?

– Не какая, а какой, – Веру, похоже, раздражает моя забывчивость. – Чуха, предыдущий хозяин квартиры. Ты куда?

– На кухню.

– Кухня там, – Вера поворачивает меня за локоть в противоположную сторону.

Коридор огромный. Длинный, широкий. Потолок исписан непонятными чёрными буквами. Странная квартира.

– А здесь ванна? – спрашиваю я.

– Да.

– Сейчас.

Я захожу. В зеркале отражается крепкий коротко стриженый парень с заспанным небритым лицом. Это что, я? Похоже, да. Неплохо выгляжу. Пускаю холодную воду. Брызгаю себе в лицо.

Ванная комната просторная. Но сама ванна обшарпанная. Эмаль словно кто-то когтями расцарапал. Выхожу в коридор и иду на кухню. Кухня как кухня, только пустовато.

– Завтрак – это условно, – говорит Вера. – Плиты нету, печки пока тоже. Перекусим молока с булкой.

– А куда плита делась? – спрашиваю я, присаживаясь на табуретку.

– Не было её, – говорит Вера.

– А как этот Чуха тут жил? Чем питался? – не понимаю я.

– Да хрен знает, – отвечает Вера, доставая из холодильника пакет молока. – Думаю, он больше спиртом питался. Ну, и по кафешкам.

– Расскажи мне, – говорю я, – что произошло за год. Пока меня не было.

– Да ты был, – сказала Вера. – Ты был со мной. Хороший был год. Жалко, что не помнишь.

Она ставит на стол две чисто голубые кружки, разливает по ним голубое молоко. Кладёт между нами багет. Садится.

– Ну, что тут рассказывать? – говорит Вера. – С первой своей зарплаты ты кольцо мне купил. Сначала я против была. Мне казалось, ты мою свободу ограничить хочешь. Потом поняла, что, в общем, даже если и так, то я готова. В общем, всё неплохо шло. Ну, зубы ты вставил. Мы с тобой стали картины ещё продавать. Пользуются спросом. Я знакомства завела среди художников полезные…

– И много картин? – спрашиваю я, отламывая кусочек хлеба. Мне это отчасти напоминает пьянку в общаге, только здесь не кровь, а молоко.

– Штук десять, кажется, – говорит Вера. – Но ты больше идеи даёшь, а я пишу. Ты на работе устаёшь. Хотя вот последнюю картину, про уродца, ты закончил. Ты мне долго объяснял, что хочешь, я честно изображала. А ты потом подошёл, чуть подправил, и только тогда я поняла, что ты имеешь в виду.

– Про уродца? – переспрашиваю я.

– Ты нарисовал человека. Спереди вроде нормальный, только несимметричный немного. А если начать представлять, что его лицо – это не лицо, а маскировка, а настоящее лицо сбоку, то начинаешь видеть в нём чудовище. И в щеке огромная пасть.

– А где эта картина? – спрашиваю я.

– Продали, – отвечает Вера. – Вот. А потом у бабы Наташи объявился какой-то странный наследник. Так и не поняла, кто он. Дальний родственник, хотя сыном сам себя называет. Нахрапистый такой. Короче, стал заставлять бабу Наташу, чтобы мы съехали. Она сначала артачилась, а потом стала нас потихоньку спрашивать, не хотим ли мы переехать куда. В принципе, с твоей зарплатой снять жильё не проблема, да и я кое-что зарабатываю. Картины, сейчас вот веб-дизайн повалил. Я после твоих уговоров даже зарегистрировалась как предприниматель. Но ты сказал – давай купим.

– Зачем я так сказал? – не понимаю я.

– Ну, решили мы ипотеку взять. Но жильё дорогое в Москве, банки сейчас проценты ломят из-за кризиса… Короче, долго мы искали варианты. А потом Чуха подвернулся. Он очень раскрученный в кругу московских художников. Все его знают. На самом деле абсолютный шизик. И работы такие же. Чистый эпатаж и стремление шокировать. Хотя кое-что есть. Ну, так вот. Он решил свалить за границу. Здесь, говорит, свободному художнику делать нечего. И уехал в Лондон. Связался там с такими же, как он. Какие-то перформансы устраивают. Квартира здесь пустует. Он сам предложил нам продать. Правда, квартира в Мытищах, а не в Москве, но ездить легко. Два шага до электрички.

– Так мы в Мытищах сейчас? – удивляюсь я.

– Ну да. На самом деле, классное место. Увидишь. Квартира двухкомнатная, огромная. Правда, засрал он её порядком, но до какого-то состояния мы её за сегодня-завтра доведём. Надеюсь. Он ещё рассказывал, что вместе с мебелью и техникой продаёт. Всей мебели – кровать да встроенный шкаф, а техники – холодильник и стиральная машинка полудохлая. Ну, а потом начал он резину тянуть. То приехать не может, то запил, то передумал… Вот на вчера назначили сделку в банке. И то чуть не сорвал. Приехал на час позже, с кучей бухла и девкой голой.

– Совсем голой?

– Эк у тебя глаза загорелись, – улыбнулась Вера. – Ну, да, голой, только сверху типа плащ. Чуха что-то всё ныл, какая хорошая квартира. Типа не уверен, стоит ли продавать. Слава богу, уговорили. И даже разрешил свои эти чёртовы инсталляции выкинуть. В общем, всё хорошо прошло. Треть мы заплатили сразу, а остальное на 10 лет в ипотеку взяли. Ну, ты не волнуйся, мы раньше выплатим. Тебе и зарплату вот подняли…

– Значит, это наша квартира…

– Ну, да, – отвечает Вера, – в залоге у банка. Ты что какой-то смурной?

– Никак не осознаю, – говорю я. – Да и сон снился загадочный. Если это сон.

– Ладно, – говорит Вера. – Ты допил? Сейчас покажу тебе кое-что.

Она встаёт из-за стола, убирает молоко и хлеб в холодильник. Потом берёт меня за руку и ведёт по длинному коридору в комнату, заставленную коробками. Справа, у стены, стоит наш эллиптический тренажёр. Значит, перевезли. Вера открывает балконную дверь.

– Смотри.

Сначала не понимаю, куда смотреть. Балкон практически пуст, только валяется несколько картонок, фанерок и пустая бутылка из-под виски. Перила чудные. Рисунок в виде скрученных в разнокалиберные спиральки металлических полос… Ух ты!

Я вдруг понимаю, что Вера хочет мне показать. Внизу, под балконом, простирается огромное море колышущейся зелени. Чуть дальше вьётся узенькая речушка, а ещё дальше, за парочкой небольших домиков, встаёт огромный лес. Я поворачиваю голову влево. Там – ряды огромных красивых домов, современных, ярких. А совсем далеко ездят машинки.

– Так это же МКАД, – говорю я. – Москва совсем близко.