Жёлтая виолончель

– Хорошо, – говорю я. – Я могу рассказать свою историю, но она длинная.

– Я не тороплюсь, – говорит Иванов. Или Зильбер. Неважно. – У меня сегодня больше нет пациентов.

– Наверно, надо сначала начать… – мямлю я.

– Рассказывайте, чёрт вас побери! – восклицает Зильбер. – Вы меня заинтриговали.

Я думаю, где начало. С чего всё началось? С моего детства, которое прошло в Курской области? Я не уверен, что это моё детство. С учёбы в университете? А я ли это учился? С моего визита к Иванову. А был ли Иванов? Чёрт…

– Профессор… – начинаю я.

– Строго говоря, я не профессор, – Зильбер ёрзает в кресле.

– Герман Иосифович, – пробую я ещё раз, но вспоминаю, что он и не Герман Иосифович. Ладно. Это не так уж важно. Надо просто рассказывать. Самому себе. – Простите. Дело в том, что я мало что из моей жизни помню точно. Буду рассказывать так, как помню.

– Я весь внимание, – говорит Зильбер. – Если что, зовут меня на данный момент Алексей Константинович.

Я не уверен, есть ли в этой ремарке ирония. Не буду об этом думать.

– Итак, – говорю я, чувствуя, как всё вокруг снова вертится. – А водички у вас нет? Что-то в горле пересохло.

– А вы протяните руку, – говорит Зильбер.

Я протягиваю руку к столу. Там оказывается стакан с тонкими стенками, доверху заполненный прозрачной водой. Пью немного. Как хорошо…

– Некоторое время назад я обратился к психологу, – начинаю, наконец, я. – Поводом было то, что я начал проявлять агрессию. Кидаться на людей…

Я рассказываю. Долго, путано, перескакивая от одного куска к другому. Зильбер слушает внимательно, иногда уточняя.

– Так, значит, – говорит он, прищурив свои глаза за стёклами, – вы считаете, что та часть ваших воспоминаний, которая покрыта синей дымкой, и где вы встречались с насекомоподобными мутантами – это реальность. А вторая, где всё чётко, и где вы работали, учились и писали книгу – это воспоминания или сон. Я правильно понял?

– Да, точно так, – отвечаю я.

– Замечательно, – говорит Зильбер. – Так-так… Продолжайте, пожалуйста.

Я продолжаю. Ещё порция моих бессвязных объяснений, перемежаемых фразами типа «А, да, вот ещё забыл рассказать». Наконец, я понимаю, что рассказал всё. Всё, что хотел, во всяком случае.

– Отлично, – говорит Зильбер. – Знаете, вы меня удивили. И отчасти немного развлекли.

Он встаёт, прохаживается по комнате. Складывает руки лодочкой перед лицом, затем разводит в стороны, опускает и поворачивается ко мне.

– Вам, должно быть, повезло, что вы пришли именно сюда, – говорит он. – Я не думаю, что вас бы воспринял серьёзно любой другой психолог.

– Я понимаю… – бормочу я.

– Но есть некоторые детали вашего повествования, – продолжает Зильбер, – которые меня убеждают, что вы рассказываете как минимум не чистую выдумку. Ну, например, у меня действительно была аллергия на большое количество пищевых продуктов. Я вылечил её с помощью аутотренинга, кстати, что подтверждает мою теорию о влиянии подсознания на состояние физического здоровья. М-да… Кроме того, я действительно некоторое время назад экспериментировал с разноцветными жидкими плацебо. Интересовался, как их цвет влияет на эффективность воздействия. Любопытные результаты получил, кстати. Но самое главное – ваше появление здесь удивительным образом совпало с моей шаткой надеждой на то, что я нахожусь на пороге некоего важного вывода… И тут как раз вы рассказываете мне о теории этого анонима, которую ваш виртуальный друг вычитал в Интернете. Короче говоря, я вам верю.

Зильбер возвращается в кресло и смотрит прямо на меня.

– Итак, – говорит он. – Как я предполагаю, вы очень озадачены тем, что с вами происходит, и пытаетесь найти этому некое правдоподобное объяснение. Я могу предложить вам на выбор сразу несколько, если желаете.

– Валяйте, – говорю я. Кажется, моя голова перестаёт кружиться. Я готов его слушать.

– Первое, – говорит Зильбер. – Можно предположить, что всё, что вы видели – это просто сон. Ну, или некий бред, вызванный сильными галлюциногенами. Годится такой вариант?

– Годится, наверно, – я пожимаю плечами.

– Да ни черта подобного! – возражает Зильбер сам себе. – Во-первых, не бывает таких длинных и детализированных снов. И галлюциногены не могут так действовать. Конечно, остаётся вариант, что мы наткнулись на некий новый галлюциноген или, скорее, ваш мозг сам вошёл в некое бредовое состояние, которое никто не испытывал ранее… Но с моей точки зрения, это ничего не объясняет. Потому что если считать, что вы бредите или спите, то я вам вроде как снюсь. А я считаю себя вполне самостоятельной личностью и не желаю существовать только лишь в чьём-то бреду. Кроме того, если вы считаете себя спящим, то позиция ваша неконструктивна. Непонятно, что вы можете с этим сделать. Проснуться? А как? Непонятно.

Я вздыхаю.

– Второй вариант, – говорит Зильбер. – Вы слышали когда-нибудь о теории многомировой интерпретации?

– Если и слышал, то забыл, – говорю я.

– А, ну да, – соглашается Зильбер. – У вас же, по вашим словам, не память, а решето. Так вот. Корни этой теории лежат где-то в квантовой механике, в коей я специалистом ни в коей мере не являюсь. Но суть в том, что существует бесконечное количество миров, подобных нашему. Все они отличаются друг от друга в деталях. Скажем, в одном мире вы живёте в квартире номер 14, а в другом у неё номер 15.

«О, чёрт, – думаю я. – А какой у меня сейчас адрес? Дорогу сюда я нашёл, а вот как теперь добраться домой?»

– … описано много подобных случаев. Скажем, человек живёт себе своей жизнью, а потом – хлоп – и его жизнь меняется в некоторых мелочах. Скажем, он точно помнит, что вчера его жену звали Ксюша, а сегодня её зовут Псюша…

– Псюша? – переспрашиваю я.

– Это не важно, – говорит Зильбер. – И все человеку подтверждают, что Ксюшей её никогда не звали, и по паспорту она Псения Валерьевна…

– Вы хотите сказать, что человек может вот так переместиться в параллельный мир? – уточняю я.

– В теории – да, – отвечает Зильбер. – Конечно, документально зафиксированных и стопроцентно доказанных случаев нет. Возможно, если такая флуктуация происходит, то со временем исправляется. То есть если все вокруг начинают считать вашу жену, не приведи Господи, Псюшей, то вы и сами, в конце концов, поверите, что её так зовут, и ваша память подправится вместе со всем остальным миром. Удовлетворяет вас такое объяснение?

– Да, – говорю я. – Наверно… То есть каждый раз, когда я переключаюсь между своими воспоминаниями и реальностью, я оказываюсь в новом мире? И как это можно остановить?

– Знаете, – Зильбер усмехается, – вы удивительно податливый психологически человек. Думаю, что вы должны быть отлично подвержены, скажем, гипнозу. Вы верите абсолютно всему, что я говорю. К сожалению – или к счастью, у меня более критическое мышление. Я думаю, что в вашем случае эта теория не совсем подходит.

– Почему же? – разочарованно спрашиваю я.

– Потому что все миры, как мне представляется, должны быть по-своему полноценны и реалистичны. Во всех должны выполняться некие физические законы, в конце концов. А у вас, простите, двухголовые мутанты-гопники ползают по синему туману и пытаются у вас сломанный телефон отобрать. Как выражался почтенный Константин Сергеевич, «не верю».

– Это что ещё за Константин Сергеевич? – уточняю я.

– Да шут с ним, – отмахивается Зильбер. – Неправдоподобно всё это выглядит в нашей с вами Вселенной, скажем так.

– Так что же? – не понимаю я. – Получается, нет объяснения моему случаю?

– Ну, такого не бывает, – говорит Зильбер. – Я вам уже два объяснения привёл. То, что я их отверг, не значит, что их нет. Могу предложить и ещё. Возьмём за истину изложенную вами гипотезу, взятую из Интернета. Предположим, что наш мир – не такой твёрдый и нерушимый, как нам кажется вследствие наших заблуждений и, скажем, оптической иллюзии. Представьте, что наш мир – это очень зыбкая структура, созданная из пустоты. И что она легко может быть построена в одно мгновение.

– Представил, – говорю я. – Выглядит страшновато.

– Это почему? – поднимает Зильбер бровь.