Её голгофа

Расстались друзьями, крепко пожав друг другу руки.

VI

Встал Петр Иванович в это воскресенье пораньше, принял провизию от пришедшей с базара кухарки, растолковал ей, что и как подать… И до полдня ходил по трем комнатам своей квартирки, пытливо заглядывая по углам, подбирая каждую соринку. Затем полез в сундук, окованный жестью, долго рылся в нем и извлек оттуда, наконец, большую скатерть и пару салфеток. И все делал любовно, бережно складывая опять в сундук вынутое, старательно закрыл крышку, гулко щёлкнув внутренним замком.

Орлицкий ничего не пил, но, для такого торжественного дня, он еще накануне купил бутылку портвейну, проданную контрабандой. Из цветочного магазина принесли ландышей и фиалок, и Петр Иванович водрузил цветы на стол, в высоком вазоне с водой.

Лиза пришла около трех, в светлой жакетке, соломенной шляпке… И когда стояла на пороге – открывал ей Петр Иванович, – казалась самой весной, благоуханной и прекрасной…

– Ну, вот, и я!.. Не рано?..

– Что вы… помилуйте!

Быстро прошла одну комнату… другую… третью… Петр Иванович едва поспевал за ней… И все рассматривала, всем интересовалась.

Наконец, села в кабинете, на кресло, и стала снимать шляпку.

– Ах, как мило вы живете! – начала она, втыкая в шляпку шпильку и передавая Петру Ивановичу. – Положите куда-нибудь!

И пока Орлицкий возился со шляпкой, отыскивая подходящее место, весело болтала:

– Удивительно у вас уютно! Это даже странно: обыкновенно, холостяки страшные неряхи!.. А у вас – как у девушки: даже кровать под кружевным покрывалом. Ну-с: а где же ваш огород?

– В саду! Хотите посмотреть?

– Разумеется!

Пошли в сад. Проходя по террасе, Лиза увидела на столе цветы.

– Это уж не для меня ли?

– Да, для вас!

– Скажите, какая любезность! И цветы-то мои любимые: ландыши и фиалки! Вы знали об этом?

– В первый раз слышу!

– А между тем это так! – она поднесла вазон к лицу, и вдохнула аромат. – Ах, как хорошо! Ну, пойдемте дальше!

Спустились в сад. Лиза пошла вперед, за ней – Петр Иванович любуясь её ножками, одетыми в лиловые ажурные чулки, выглядывавшие из-под слегка приподнятого платья.

Подошли к грядкам.

– Редиска?.. Вот прелесть! Что ж вы меня не угощаете?!

– К обеду нарвана!

За обедом Лиза приняла на себя обязанности хозяйки. Разливала суп, резала жаркое…

И сидел Петр Иванович, как зачарованный. Мечты, жившие только в снах, осуществлялись и наяву: вот и он не одинок, а есть у него подруга, сердце которой бьется в унисон его сердцу. И становилось на душе у Петра Ивановича светло и тихо, как было светло и тихо в этом садике, залитом солнцем… И, смотря на Лизу и слушая её болтовню, Орлицкий с улыбкой думал о том, что, может быть, настанет время, когда эта девушка войдет сюда снова, но уже в качестве хозяйки.

Еще вчера, думая о Лизе, податной инспектор был далек от мысли сделать девушку своей женой. Он боялся брака, как пошлости, как взаимного рабства, и оберегал свое чувство от прикосновения будней. Но сейчас, вот именно сейчас, так захотелось Петру Ивановичу семейной тихой жизни, так страшен был момент, когда уйдет Лиза и он опять останется одинок, – что Орлицкий решил сегодня же поговорить об этом с девушкой.

И вдруг, дверь на террасу отворилась и на пороге появился доктор Штейн. Это было так неожиданно и для Петра Ивановича, и для Лизы, что они растерялись… Смутился и доктор, не ожидавший встретить здесь Лизу. И сделал движение уйти обратно.

Уже успевший прийти в себя Орлицкий встал и крикнул:

– Входи, входи!..

Штейн вошел, растерянно улыбаясь, как бы извиняясь за то, что помешал…

– Вот не ожидал вас здесь встретить! – сказал он, здороваясь с Лизой. – Я даже не знал, что вы знакомы!

Орлицкий не мог не заметить, что Лиза все продолжает оставаться смущенной.

– Мне ужасно хотелось посмотреть, как живет Петр Иванович! – начала Лиза, когда доктор присел. – Помните: вы мне как-то рассказывали, какая у него уютная квартирка!

Она говорила, не смотря на Штейна, а на щеках её выступили пятна… И вдруг Петру Ивановичу стало ясным все, как день: да… это их он тогда видел, у подъезда ресторана!

Штейн оставил Лизу и обратился к Орлицкому:

– Я был на твоей улице, у пациента… Дай, думаю, зайду к приятелю! И совершенно не пришло в голову, что могу помешать!

– Ты нисколько нам не помешал… – спокойным тоном ответил Петр Иванович. – Елизавета Афанасьевна давно ко мне собиралась… Мы с ней большие друзья!

Голос его звучал обыденно. Но сквозила в нем теперь холодная ирония. И он нарочно сказал «большие друзья», чтобы видеть, какое впечатление произведёт эта фраза на доктора.

Но, к его удивлению, Штейн выслушал это совершенно спокойно. Оправилась и Лиза и стала говорить теперь опять весело и непринужденно, как несколько минут назад.

Петр Иванович окончательно стал в тупик: неужели он опять жестоко ошибается?! Или, может быть, оба они такие искусные комедианты?!

Конец обеда прошел вяло. И только доктор чувствовал себя прекрасно и выпил почти весь портвейн…

После кофе, Лиза вдруг стала торопиться домой. Встал и Штейн, вызвавшийся проводить девушку до извозчика. Петр Иванович их не задерживал, и они вышли, говоря что-то, чего Орлицкий хорошенько и не слышал.

И когда затворилась за ними дверь, и Петр Иванович остался один, – вся квартира показалась ему сейчас неуютной и неприглядной, а солнечные лучи, покрывавшее дорожки в саду, такими тусклыми и лживыми…

VII

Десять дней Орлицкий никуда не выходил. Хандрил. Исполнял служебные обязанности вяло и с неохотой, а в свободное время шагал неизменно из угла в угол по кабинету и думал.

Думал о том, как жестоко, как несправедливо подшутила над ним судьба. Всю жизнь не знал он ничего, кроме горя и труда. И замкнуто было сердце его для любви… И только раз в жизни раскрылась заповедная раковина… И для чего?..

На Лизу он не сердился. Прав на нее он никаких не имел, никогда о любви своей ей не говорил, никогда и она ему на нее не намекала… Так чем же она виновата, что полюбил он ее, – а что полюбил, в этом Петр Иванович теперь не сомневался. – Не виновата она и в том, что таил он в душе своей какие-то сокровенные мысли… Очень возможно, что Лиза ему симпатизирует. Но почему она должна симпатизировать ему, не как другу… брату, а как возможному мужу… любовнику?! Подала ли она, хоть раз, повод смотреть на нее, как на невесту? Нет! Наоборот, в её отношении к Петру Ивановичу всегда сквозила лишь ласка сестры, дружба, а отнюдь не животное чувство.

А все же, осталась на душе податного инспектора горечь незаслуженной обиды. И решил оборвать все сразу с Лизой – больше не встречаться…

С памятного воскресенья, не был у него и доктор Штейн. И это еще больше укрепило Петра Ивановича в подозрении, что тут что-то неладно.