Наша зима. Проза. Издание группы авторов под редакцией Сергея Ходосевича

«Ещё одна попрошайка» – подумал я. Надо пересесть в другое место, может, отстанут.

Повернул голову, что – бы посмотреть кто там.

«Гремучие кастрюли!» – выкрикнул я от удивления.

Женщина с лицом египтянки, словно сошедшая с фресок Каирского музея. Одета как телохранительница Клеопатры. Вместо пояса – ножны, на ногах сандалии. Красивое, надменное лицо.

Нищенка подошла к ней, и толкнула.

«Ты из какого цирка сбежала, шалава? Проси в другом месте» – добавила она и повернулась ко мне, протянув руку.

– Червончик дай.

Получить свои десять рублей она не успела. Египтянка зашла к ней за спину, схватила за грязные волосы и перерезала горло. Кровь выплёскивалась в такт биению сердца, попадая на мою куртку и лицо. Хотел сбежать, но не смог, ноги отнялись.

С совершенно спокойным лицом египтянка отрезала нищенке голову, держа её за волосы. Обезглавленное тело упало на дорожку парка. В монастыре протяжно ударил колокол.

Египтянка, держа голову нищенки за волосы, стала бить ей о бордюрный камень. При каждом ударе было слышно, как ломаются кости черепа.

На самой египтянке на удивление, не было ни одной капли крови. Закончив разбивать череп, достала нож и разрезала кожу. Запустила руку в мешанину из кожи и костей, достала часть мозга. Скорчив гримасу отвращения, съела кроваво – серую массу.

– Что за рабский язык, 33 буквы. В Египте, человека знающего меньше ста иероглифов считали слабоумным – произнесла она. – Моё имя – Сешафи.

Мне холодно. Я возьму твою жизнь, что бы согреться.

Моё сердце провалилось в желудок, мысли превратились в патоку, команда «бежать» из головы до ног не доходила.

Женщина подошла, и ударила меня ножом в глаз. Круша кости, нож вошёл в мозг. Свет померк.

«Это почтовое отделение а не справошная, пятнадцатое сегодня, ноября»

– Мужчина, так вы будете забирать бандероль, или нет? – женщина требовательно на меня смотрит.

– Пятнадцатое чего? – переспросил я у женщины.

– Ноября – удивлённо ответила она.

– А октябрь был? – задаю ей очередной вопрос.

– Мужчина, вы нормальный? – отвечает она.

Оставив бандероль, выхожу на улицу. Снег, а я в осенней куртке, холодно. В голове каша из дат и событий. Я точно помню, что пришёл за бандеролью в сентябре. События на лавочке помню как наяву. Домой шёл как во сне.

Проспал до десяти утра. Можно бы и по дольше, но разбудил звонок в дверь. Открываю. За дверью соседка баба Вера, уже лет двадцать работающая в нашем почтовом отделении.

– Здрасьте баба Вера.

– Привет милок. Я тебе посылку принесла, чё тебе ходить. Вот, распишись на извещении.

Расписываюсь, забираю.

Баба Вера смотрит на извещение, на меня.

– Ну, ты чё, какой ноябрь? В окошко посмотри. Исправь на сентябрь, да я пойду.

Захожу на кухню, включаю чайник и разворачиваю бандероль. Сажусь на стул и обхватываю голову руками. Из упаковки появляется жезл Сешафи.

Конечная

Пятничный вечер в конце мая. В ярком пятне света остановка» Машиносчётная» на улице Пионерской. Стою, жду автобус. Надеюсь, это будет тридцать второй, а не тридцать третий, идти лишние сто метров к подъезду, поздно вечером никакого желания нет. «Вот же гандон» – вспоминаю своего начальника. Из – за него, так поздно возвращаюсь домой. За границей светового пятна – пьяная компания. Им лет по двадцать, наглые, развязные, шумные. Громко разговаривают, смеются, гремят пивными банками. Скорее бы автобус приехал. Неуютно. Иногда бросаю взгляд в сторону разгорячённой спиртным молодёжи.

– Ты чё б… вылупился, дядя? В глаз захотел?

Неприятный голос из темноты заставляет вздрогнуть.

– Да нет, вы что! Я на вас даже не смотрел.

– А с х… ли, не смотрел? Мы что, для тебя слишком плохие? Сюда иди!

– Ребята, мне неприятности не нужны, я сейчас уеду, и больше смотреть на вас не буду.

Видны огоньки автобуса, через минуту он будет здесь, и всё закончится. Напряжение спадает, сердце сбавляет обороты и его удары не отдаются гулкими толчками в ушах.

Грубый толчок в спину. Один из компании, просто обошёл меня, и вытолкнул из спасительного света в темноту. От приданного ускорения, с кем – то сталкиваюсь. При ударе, он роняет пиво. Брызги. Мат.

– Да ты чё, ваще оборзел, урод?

– Извините, я не виноват.

Лицо человека перекошено от злобы.

– Да ты бл… знаешь, на кого наехал?

В его руках появляется выкидной нож. Пыряет меня в живот. Попадает в большую металлическую бляху ремня, лезвие ломается. Парень удивлённо смотрит на испорченный девайс. Захрипел, упал на землю, начались конвульсии, изо рта показалась пена. «Эпилептический припадок. Вызван алкоголем и резким скачком эмоционального состояния, из – за сломаного ножа» – делаю я вывод. Самый трезвый из компании, пытается вызвать скорую. Набирает ноль три, но скорую с сотового так не вызвать. Его лицо, растерянно – испуганное.

Кто – то наклонился, и пытается удержать припадочного: «Тощий, ты чё? Очнись! «Тощий, б…!

Через пять минут приступ заканчивается. В горле эпилептика булькает, изо рта вместе с пеной вываливаются кусочки пищи.

«Аккуратно проверьте, свободны ли дыхательные пути: их могут перекрывать куски пищи или зубные протезы. Указательным пальцем удалите крупные куски. Если зубные протезы смещены, аккуратно удалите их из полости рта» – вспоминаю порядок действий в таком случае.

Три года работы фельдшером, не дают о себе забыть. Но там, речь идёт о спасении человека! Человека!

Провожу пальцем по бляхе ремня. На ней глубокая царапина от ножа.

«А ведь на его месте должен оказаться я, с кишками наружу» – думаю про себя. Подонка, пырнувшего меня ножом, человеком считать отказываюсь.

Подъезжает автобус. Из него выходит мужчина, смотрит на нас, пытаясь разглядеть в темноте, что происходит.