Наша зима. Проза. Издание группы авторов под редакцией Сергея Ходосевича

– Что вылупился, пошёл на х… отсюда пока зубы целы! – орёт один из хулиганов. Кидает в него пустую банку из под пива. Мужчина вздрагивает и спешно уходит.

Через минуту, припадочный умирает. Захлебнулся собственной рвотой.

Пьяная компания растворяется в темноте. Я ухожу в сторону следующей остановки.

Елена Анищенко

Громкий Ужас

В ноябре темнеет рано. Над дорогой распластались лохматые тучи, почти не пропускающие лунный свет. Неспешное возвращение домой настраивает на философский лад. Тишина, прохлада и аромат соснового леса льются Рижским бальзамом на душу, истрёпанную суматошной дневной сменой.

Дома поджидают козочки, собачки, кошечки, соскучившися по хозяйке. И ужин, по которому тоскует желудок.

Внезапно раздаётся низкий утробный рёв. Он стелется над пустынной дорогой, обвивается вокруг меня, заставляя мурашки бегать взад-вперёд по телу. Несчастные спотыкаются, падают, сталкиваются в надежде найти укромное местечко. Члены* мои каменеют. Я застываю на месте.

А мозг судорожно пытается вспомнить. Кинг, Гоголь, Хичкок? Нет, не то.

Детские страшилки, над которыми смеялись днём, и от которых не могли заснуть вечером? Не они.

Сказки? Да нет же!

Мозг благоразумно отключается.

И тут я вижу Это! По пыльной дороге с жутким рёвом:

– Поднимите мне веки!!! – ползёт Оно. Существо размером и формой напоминаят баскетбольный мяч. По бокам волочатся два то ли хвоста, то ли отростка. А примерно посередине «мяча» тускло светится красный огонёк.

– Поднимите мне веки! – Приближаются рёв и его источник.

Мурашки к этому времени сконцентрировались на голове, пытаясь уцепиться за волосинки. На каждой из ни повисло не менее сотни особей, что придаёт моей короткой стрижке объём и пышность, недоступные никаким шампуням-бальзамам-кондиционерам-стилистам. Те, кому не хватило места на волосах, цепляются за уши, образуя белёсые кручёные жгутики. Они почему-то похожи на лапшу-спиральки и издают аромат горячих макарон со сливочным маслом. Желудок, игнорируя опасность, угрожающую хозяйке, вкрадчиво напоминает: «Ты про ужин не забыла?»

Существо ужеуже звякает и скрежещет чем-то невидимым у моих ног, ворча и почему-то поскуливая.

– Ты что там делаешь? – это вернулся ко мне дар речи.

– Сковываю твои ноги, чтобы не удрала. Не отвлекай – сварливо заявляет Оно.

– А ты, вообще, кто? – обнаружило себя любопытство.

– Я – Громкий Ужас! – гордо представляется Это – Вот, у меня и докУмент есть!

Перед моими глазами возникает и разворачивается берестяной свиток. На нём фосфорически высвечивается сделанная славянской вязью надпись:

«Сим документом подтверждаю, что податель сего документа является Громким Ужасом.

Леший»

Спрятав удостоверение личности, Ужас заводит по-новой:

– Поднимите мне веки!!!

– Какие веки? У меня зрение плохое, да и темно. Хоть бы фонарик свой зарядил, что ли.

– Дура! – высота визга приближается к ультразвуку. – Это мой нос! Ринит у меня! Хронический! Ничего не помогает!

– Лунааа!!! Луна!!! – в тучи врезается фальцет.

Из прорехи в них появляется недовольное ночное светило:

– Опять?! Как же ты мне надоел! Сколько раз говорила: купи уже бандаж для своих век. На Алиэкспрессе недорого можно найти.

– Ага, щас, как же, – бормочет тихонько, чтобы не услышала луна чудное создание. – а чем я тогда развлекаться буду?

– Так, ладно, – это уже мне деловито. – вытряхиваешь из моих век песок и промываешь их.

В воздухе возникает двухлитровая бутыль из-под «Николы», наполненная водой.

– Потом аккуратно подсушиваешь.

Рядом с бутылкой болтается маленький фен на батарейках.

К запаху лапши добавляется аромат детсадовских котлеток. Желудок что -то бормочет тихонечко вполголоса.

А до меня, наконец, доходит, что «отростки» это и есть веки.

Песка в них набилось! Бедный Ужас! Каково ему!

Начинаю гигиенические процедуры. В это время включается мозг, недолго наблюдает за происходящим, изумлённо выдаёт:

– Ты что, дура?! Такого не бывает! – и отключается снова.

Всё это время Ужас сморкается, похрюкивает и даже, кажется, начинает тихонечко мурлыкать. Я как-то уже привыкла к новому знакомцу и даже начала испытывать к нему симпатию. Видимо, так и возникает стокгольмский синдром.

Наконец, веки очищены, вымыты и подсушены. Мурашки бесследно исчезли вместе с обонятельными галлюцинациями. Луна, усмехнувшись, завешивается тучами.

– Вот, возьми. – в руке материализуется небольшой блестящий предмет. – Мало ли кого в лесу встретишь – свистни в этот свисток. Я явлюсь и тебя защитю! Громкого Ужаса все боятся!

Ужас выглядит чрезвычайно довольным. Я подбираю слова, чтобыс ним попрощаться. И тут в мозг врывается какофония звуков. Громкий Ужас в отчаянии шепчет:

– Птица-говорун, чтоб его! Петь, видите ли, научился! Беги, а то запоёт все уши! – и исчезает.

Дикие звуки становятся всё ближе и ближе.

И тут я просыпаюсь. На столе звонит, перебирая от нетерпения пластиковыми ножками, старенький механический будильник.

Начинается новый день. Чашка кофе помогает окончательно проснуться. Под вторую – вспоминается сон. Приснится же такое!

На следующий день, собираясь на работу, разгребаю содержимое карманов куртки. Чего там только нет: билеты, фантики, записочки, монетки. Так, а это что? В руке маленький серебряный свисток.