Рыцари былого и грядущего. III том

«Никто не ожидал и не мог представить себе, что эти люди, столь набожные, столь часто проливавшие свою кровь ради Христа и неоднократно подвергавшиеся смертельной опасности, столь доказавшие свою преданность вере, совершили такие преступления. По этим причинам мы долго не желали слушать инсинуации и обвинения против тамплиеров».

Далее папа говорит о признаниях конкретных храмовников: «Мы указали им, что теперь они находятся в безопасном месте, где они могут ничего не бояться… Признания были произведены публично и были истины… Мы решили, что такие ужасные преступления не должны быть безнаказанны, это оскорбления всемогущему Богу и каждому истинно верующему».

Важно понять, что папа говорит здесь о своей уверенности в преступлениях конкретных тамплиеров, а не о виновности Ордена в целом, а вот далее он фактически заявляет о том, что вина Ордена не доказана:

«Хотя законный процесс против ордена до сих пор не разрешает его каноническое осуждение как еретическго, чистое имя ордена было в значительной мере покрыто ересью… Признания делают орден очень подозрительным и покрытым позором…, откладывание урегулирования дела тамплиеров, по которому мы собираемся принять заключительное решение в существующем совете, будет вести, во всей вероятности, к полной потере, разрушению и упадку ордена тамплиеров… Мы приняли во внимание позор, подозрения… Более целесообразно и выгодно для Бога и для сохранения в чистоте христианской веры… запретить орден тамплиеров… Мы не без горечи и печали сердечной и не судебным приговором, но нашим апостольским бессрочным предписанием распускаем вышеупомянутый Орден тамплиеров».

Итак, папа не усматривает достаточных оснований признать Орден еретическим, он говорит лишь о подозрениях. При этом он не сомневается в виновности руководителей Ордена, однако, заметьте: их он так же не обвиняет в ереси и ни разу не называет еретиками. Как-то это всё-таки странно. Если установлено, что иерархи отреклись от Христа и принуждали к этому других, то тут уж, кажется, не до подозрений и вполне можно говорить об Ордене, как о еретическом сборище. Но Климент избегает делать этот окончательный вывод. Может быть, он просто хитрит, лавирует, изворачивается и выкручивается, предпочитая двусмысленность и недоговорённость, чтобы всем угодить и никого не обидеть? Ну, наверное, не без этого. В очень уж сложном положении оказался папа и ему, конечно, хотелось выйти из этого положения, сохранив собственное достоинство, то есть отчасти достоинство Ордена, который ему подчинялся.

Но что если папа знал больше, чем говорил? Из виновных членов состоял Орден, вина которого не доказана? Что если ему была известна причина, по которой так и было? Как могли иерархи, отрекшиеся от Христа, возглавлять христианский Орден, который сейчас не более чем попал под подозрение? Понятно, что личные преступления руководителей организации ещё не доказывают, что организация является преступной. Но там речь шла не об уголовных преступлениях, а о вероотступничестве. Вероотступникам не было смысла руководить христианской организацией. В этом случае, либо весь Орден состоял из вероотступников, либо существовал «Орден в Ордене» и одна часть Ордена не несёт ответственности за действия другой части, но лишь попадает под подозрение. Похоже, что папа что-то об этом знал.

В следующей булле от 2 мая 1312 года Климент писал: «Некоторое время назад, мы окончательно и безвозвратно распустили орден рыцарей тамплиеров из-за отвратительных деяний его магистра и членов ордена во всех частях мира. Эти люди были связаны с неприличными ошибками и преступлениями, с развращенностью – они были нечисты и порочны».

Казалось бы, вот, наконец, однозначное выражение уверенности в виновности тамплиеров. Уже ни слова о подозрениях, уже никаких уверток и недоговорённостей. Вердикт не допускает никаких разночтений: «Виновны». Но это окончательное суждение папы вызывает крайнее недоумение. Здесь нет ни слова о ереси, ни слова о вероотступничестве, нет даже намёка на собственно религиозные преступления. А ведь это заключение не светского, а религиозного лидера, однако, именно в том, что входит в его компетенцию, папа тамплиеров так и не обвинил.

Под «отвратительными деяниями» можно понимать что угодно, хоть пляски голыми при луне, но это не ересь и не вероотступничество. «Преступления» тоже могут быть самые разнообразные. Заповедей – 10, смертных грехов – 7, а пунктов обвинения на процессе тамплиеров было 127. Большинство из них, даже если их признать, ни сколько не напоминают вероотступничество. Под «развращённостью и порочностью» вполне достаточно понимать содомию, а это преступление личное, только полные идиоты могли думать, что Орден был гей-клубом, и это тоже отнюдь не ересь. Под «неприличными ошибками» можно понимать пропуск слов на литургии или приём исповеди мирянами, в чём Орден обвиняли, но тут ещё весьма далеко до отречения от Христа.

Итак, «имеющий уши, да слышит». Папа фактически признал, что Орден был неповинен в ереси, или, во всяком случае, это обвинение надо считать недоказанным. Даже иерархов, относительно которых он уверен, что они отреклись от Христа и принуждали к этому других, он всё-таки не обвиняет в ереси. Видимо, он исходит из того, что отречение от Христа могло быть признаком ереси, но могло и не быть таковым. Ересь – извращение христианского вероучения, а разве на процессе были обнаружены хотя бы малейшие признаки догматических отступлений тамплиеров? Нет. И папа фактически освободил преступных, по его мнению, тамплиеров от обвинения в том, что они были врагами Церкви, врагами Христа. Его вердикт можно прочитать так: «Виновны, но совсем не в этом».

Похоже, папа был уверен, что за формальным отречением от Христа не стоит еретическая доктрина. Возможно, он знал, что за этим стоит, но по каким-то причинам не говорил об этом вслух. Возможно, не знал, но догадывался, не имея доказательств. В любом случае, он понимал, что доказательств существования «тамплиерской ереси» не существует. И он не обвинял без доказательств.

Так можно ли утверждать, что папа Климент предал тамплиеров? Трудно представить себе обвинение более абсурдное и беспочвенное. К 1312 году Ордена Храма уже фактически не существовало, он был полностью разгромлен без суда – в ходе следствия. Никакими силами уже невозможно было восстановить Орден. Храмовники, опозоренные перед всей Европой, никакими подвигами не смогли бы вернуть доверие общества. Даже если бы Орден был полностью оправдан, его всё равно пришлось бы распустить. К тому же, он не мог быть оправдан, когда высшие иерархи признали свою вину. Уж какие у них были к тому причины, но факты признаний всё же невозможно игнорировать. А в условиях жесточайшего давления со стороны короля и его камарильи решение собора по делу могло быть только обвинительным – без вариантов.

Итак, Орден было уже не спасти, потому что спасать было уже нечего, и отнюдь не папа привёл ситуацию к такому состоянию. В тот момент папская булла о роспуске Ордена была единственным способом избавить Орден от обвинения в ереси. Папа фактически предотвратил осуждение Ордена собором. После папской буллы Собор при всём желании уже не мог осудить Орден, а папа говорил лишь о подозрениях, значит Орден Храма на веки вечные остался под подозрением, а значит – невиновным. Благодаря папе Клименту V.

***

Луи Шарпантье писал: «Главной причиной краха Ордена Храма стала злая воля другого религиозного ордена, который жаждал управлять христианским миром и надеялся достичь своей цели методом террора, поскольку не сумел сохранить в чистоте добродетели своего основателя. Главным же препятствием для него был Орден Храма… Орден святого Доменика стал злейшим врагом тамплиеров».

Вот, наконец, оригинальный взгляд на проблему. Виноват не Филипп, не Климент, не Ногаре, а злые белые доминиканцы. Кто-то в любом случае должен быть виноват. Сиверцев вспомнил хорошие слова: «Виноватых холопы ищут, а мы – господа». И ещё: «Господа – это те, кто с Господом». Воистину, господа виноватых не ищут именно потому, что они – с Господом. Рыцарь, попавший в беду и страдающий, казалось бы, совершенно безвинно, заглянет прежде всего в свою душу и обнаружит там достаточно грехов, которые и стали подлинной причиной его страданий, которые являются не наказанием за грехи, а средством очищения души, посланным милосердным Господом, не желающим, чтобы рыцарь страдал целую вечность.

И если мы действительно любим Орден Храма настоящей христианской любовью, а не испытываем к нему холопскую влюблённость, мы не должны искать виноватых. Нам ничего не дадут завывания про чью-то «злую волю». Мы должны постараться понять подлинный смысл того, что случилось тогда с Орденом Храма. В этой трагедии было много актеров, но режиссёром был Господь. Об этом не надо забывать.

Итак, какую роль сыграл Орден доминиканцев в разгроме Ордена тамплиеров? Шарпантье продолжает: «Процесс – дело рук Гийома Парижского, который несомненно был его главным вдохновителем. Доктор теологии Гийом Парижский из Ордена святого Доминика являлся инквизитором веры во Франции, а с 1303 года – великим инквизитором. Он – исповедник короля с 1305 года».

Да, безусловно, Гийом де Пари – один из тех, кто наряду с Ногаре имел тогда максимальное влияние на короля. К кому ещё должен был прислушиваться король, касаясь вопросов веры, как не к собственному исповеднику, к тому же если этот исповедник – великий инквизитор Франции, то есть человек, который по должности обязан следить за чистотой веры в масштабах государства. И действительно имело не малое значение то, что инквизитор был доминиканцем. По сравнению с Ногаре это фигура принципиально иного калибра. Ногаре – одиночка, и в организации процесса тамплиеров максимальную роль сыграли его личные качества, точнее, то обстоятельство, что эти качества были весьма симпатичны королю. Гийом де Пари мог вообще не обладать сколько-нибудь примечательными личными качествами (да они по ходу дела и не видны совершенно), его удельный вес определялся тем, что за ним стояли две могущественные силы – Орден доминиканцев и инквизиция. Разумеется, эти силы предпринимали попытки через такую удобную фигуру влиять на короля. Но насколько эти попытки были успешными?

Не надо забывать, что по складу своему Филипп отнюдь не был марионеткой. «Железный король» ни мало не походил на человека, которым каждый может вертеть, как ему вздумается. Есть не мало признаков того, что инквизитор был марионеткой, которую король дёргал за ниточки, а отнюдь не наоборот. Поэтому утверждение: «Процесс – дело рук Гийома Парижского» представляется вообще ни на чём не основанным. Процесс – дело рук короля, которого, вероятнее всего сильно простимулировал Гийом де Ногаре, а так же, возможно, Гийом де Пари. Но это ещё не значит, что король творил их волю. Они были советниками и исполнителями, они были фигурами в королевской игре и фигурами весьма значительными, но эту партию играл король, а не они.

Когда папа выразил своё возмущение арестами тамплиеров, король ответил, что всего лишь выполняет волю инквизитора Франции. Из одного только этого ответа уже можно сделать вывод, что инквизитор – не более, чем ширма для короля, он использует инквизицию, как прикрытие для осуществления своих замыслов.

В течение всего средневековья шло перетягивание каната между европейскими монархами и римскими папами. Монархи претендовали на контроль за делами духовными, папы – на контроль за делами государственными. Рим хотел привить миром, мир хотел править Римом. Ярче всего это проявилось в борьбе германских императоров и римских пап. Фридрих Барбаросса, Фридрих II полжизни положили на выяснение отношений с римскими понтификами. Позднее окрепшая Франция так же стала претендовать на контроль за Римом, постоянно отбивая у пап желание совать нос в дела государственные. Выразителем этой тенденции стал Филипп IV, положивший начало «авиньонскому пленению» пап, то есть решивший иметь у себя на территории Франции «карманных понтификов».

Этот процесс затрагивал не столько даже государственные, сколько религиозные вопросы. Король, как помазанник Божий, претендовал на то, чтобы быть выразителем Божией воли. У Филиппа IV было в высшей степени развито чувство священного, религиозного характера своей власти. И если папы претендовали на то, что Божью волю король может узнать только через них, король воспринимал это как посягательство на сакральный характер своей власти. Отсюда и все его «контры» с папами, начиная с процесса Бонифация.

Но вот ведь проблема: средневековье имело высочайшее представление о достоинстве апостольского престола, и мир вполне мог воспринять королевские «наезды» на пап как политику антицерковную, то есть по большому счёту антихристианскую. И эта коллизия ставила перед королём сверхзадачу: доказать, что у него конфликт не с Церковью, а с папой, и он враждует не со Христом, а с Ватиканом. Чтобы это доказать, король должен был опираться на церковные структуры подконтрольные в большей степени ему, а не папе. Инквизиция и Орден святого Доминика хорошо подходили на роль этой опоры.

Вот отсюда и ответ короля возмущённому папе: так это ж не я начал процесс, это ж инквизиция. Читай: король Франции не действует против Церкви в лице подчинённых папе тамплиеров, это Церковь в лице инквизиции действует на территории Франции, как считает нужным. Королю важно было, чтобы весь христианский мир отчётливо понял: явное пренебрежение волей папы не носит антицерковного характера, «у себя там в Церкви и разбирайтесь, кто кого имеет право гнобить». И Климент разобрался. Он приостановил полномочия инквизиторов, потому что де-факто инквизиция подчинялась королю, а де-юре всё-таки папе.

Видите, какой расклад? Король сделал ход пешкой, а папа эту пешку съел. Инквизиция была лишь пешкой в этой игре. Чем тут она могла рулить? И на чём, собственно, основано следующее суждение господина Шарпантье: «Инквизиция никогда не скрывала, что намерена руководить, притом единолично, всеми аспектами христианской веры и, следовательно, всем христианским миром. Однако, Храм не признаёт никакого руководства. Поэтому Храм должен исчезнуть».

Вот ведь она какая «великая и ужасная» эта святая инквизиция. Всем миром хотела править. А по силам ли ей это было? Не надо путать французскую инквизицию XIVвека и испанскую инквизицию XVI века. Не тот масштаб, не те возможности. Конечно, конфликты между доминиканцами и тамплиерами были, может быть, была и ненависть. Но Гийом де Пари отнюдь не имел средств устранить со своей дороги любой орден, какой ему вздумается, использовав при этом короля, как своего вассала. При этом «Храм» признавал над собой то же самое руководство, что и доминиканцы, и францисканцы, и госпитальеры. Вполне каноническая церковная структура. Но вдруг инквизитор хлопнул в ладоши и «Храм должен исчезнуть». Он и мечтать об этом не мог, даже если бы хотел.

Кстати, не надо ставить знак равенства между инквизицией и Орденом святого Доминика. Доминиканцы действительно в значительной мере контролировали инквизицию, но отнюдь не пользовались её возможностями единолично и безраздельно. Поэтому обилие доминиканцев вокруг короля отнюдь не доказывает могущества инквизиции.

Ещё раз подчеркнём: нет никаких признаков того, что доминиканцы или инквизиция использовали короля в своих целях. При этом есть много признаков того, что он использовал их в своих целях. Что реально мог Гийом де Пари? Попытаться внушить королю мысль о злокозненности тамплиеров. Это он, вероятнее всего, делал, и таким образом добавил королю решительности в деле разгрома Ордена, и не более того. Второе, что могли и что, вероятно, делали доминиканцы – пытались использовать королевскую игру в своих целях. Не они были авторами этого процесса, но раз уж Орден рухнул, то почему бы и не использовать этот факт для усиления своих позиций?

Была тогда во Франции прелюбопытнейшая фигура, совершенно не упоминаемая в связи с делом тамплиеров, а напрасно. Доминиканец Николя де Фревиль. В 1296-97 годах – исповедник короля, с 1305 – кардинал. Жан Фавье писал: «В 1302 году де Фревиль оказал королю неоценимые услуги, и доверие, которым он пользовался, было пропорционально тому, насколько Филипп нуждался в поддержке нищенствующих орденов против папского престола».

Николя де Фревиль пользовался неослабевающим влиянием на короля вплоть до смерти последнего. Когда умер Климент V, Филипп хотел видеть новым папой именно де Фревиля, да вскоре сам умер, и у де Фревиля не срослось.

Имел ли отношение де Фревиль к процессу тамплиеров? Безусловно, он держал руку на пульсе и мог оказывать влияние на процесс. Кузен де Фревиля, так же доминиканец, Филипп де Мариньи, архиепископ Санский, был тем самым человеком, который приговорил к сожжению 54 тамплиера.

Вместе с арестом тамплиеров у короля появилась серьёзная проблема – кто теперь будет управлять королевскими финансами вместо Ордена Храма? Разумеется, у короля были свои финансисты, но не такие эффективные, как храмовники, последних очень трудно было заменить равноценно. Напомним, что незадолго до разгрома Ордена Храма, король был вынужден вернуть казну в Тампль, без тамплиеров финансовые дела пошли наперекосяк. А 13 октября 1307 года эта проблема к королю вернулась.

И тут на первый план понемногу начинает выступать новая фигура – Ангерран де Мариньи. Родной брат Филиппа де Мариньи. То есть еще один кузен Николя де Фревиля. В 1307 году Ангерран уже являлся членом королевского совета, но еще не был главным финансистом короля. И не был в таком фаворе, как Ногаре. С последним Ангерран, судя по всему, вообще не общался. Он принадлежал к другой группировке. К 1309 году Ангерран де Мариньи, первоначально даже не имея на то должностных полномочий, начал осуществлять верховное управление финансовыми службами королевства.

Здесь очень важна дата. Если бы процесс тамплиеров был результатами «заговора доминиканцев», так уж они, очевидно, заранее хорошо подготовились бы к «жизни без тамплиеров», предварительно «разделив портфели», и Ангерран де Мариньи, уже являвшийся членом королевского совета и имевший такого влиятельного покровителя, как кардинал де Фревиль, уже в ноябре 1307 года мог бы приступить к управлению финансами королевства, но прошло больше года пока это наконец произошло, и то первоначально без должностных полномочий. Это неопровержимое доказательство того, что «доминиканская мафия» отнюдь не вертела королем, как хотела. И в конце 1307 года, и в 1308 у Ногаре было достаточно влияния на короля, чтобы не подпускать протеже доминиканцев Ангеррана де Мариньи слишком близко к королевской казне.

Доминиканцы лишь воспользовались ситуацией, которая не ими была создана, и то далеко не сразу сумели это сделать, им потребовалось несколько лет для того, чтобы обернуть в свою пользу устранение тамплиеров. Конец влияния Ногаре на короля отмечают в марте-апреле 1311 года. Только тогда и засияла в полную меру звезда Ангеррана де Мариньи. Позиция короля на Вьенском соборе, который начался 16 октября 1311 года, уже была отражением идей Ангеррана. Только в 1311 годы, через 4 года после устранения тамплиеров, при дворе произошла смена элит, только тогда доминиканцы заняли ключевые позиции. И не потому, что они были такие шустрые, а потому что, королю это было выгодно.

Ногаре, человек большой обиды, был максимально эффективен и практически незаменим в роли разрушителя. А потому первый год процесса тамплиеров, год железного прессинга, это год Ногаре. И короля, и Ногаре доминиканцы интересовали тогда только в роли палачей, владеющих искусством пытки, а отнюдь не в роли людей, определяющих государственную политику. Ногаре ни когда не имел отношений с Ангерраном, и де Фревиль не мог действовать через Ногаре, потому что странно было бы кардиналу водить дружбу с человеком      , находившимся под церковным отлучением.

Но к концу 1311 году король вполне осознал изменение ситуации. Во-первых, стало очевидно, что Орден тамплиеров уже никогда больше не вернется на сцену, оставалось лишь улаживание формальностей, то есть задача по разрушению была полностью выполнена, и в беспредельщике Ногаре отпала необходимость. Во-вторых, стало очевидно, что с папой Климентом, проявившем в деле тамплиеров неожиданную упертость, относительно окончательного решения судьбы Ордена надо договариваться, искать компромисс, к чему Ногаре был решительно не способен, с ним папа и разговаривать не стал бы. А вот Ангерран де Мариньи имел просто чудесные отношения с папой, Климент почему-то очень благоволил к этому человеку. То есть Ангерран, ставший своеобразным мостиком между королем и папой, потребовался Филиппу не только, как финансист, но и как дипломат. С этого времени все козыри были на руках у доминиканцев. И эти козыри сдал им король, сделавший это только тогда, когда счел необходимым.

***

Джон Робинсон, исследователь спокойный и объективный, не склонный к фантастическим преувеличениям, выводит на роль главного врага Ордена Храма госпитальеров. В этой связи он анализирует восстание Уота Тайлера, дикий бунт 1381 года, бросивший на       Лондон более ста тысяч крестьян. Восставшие последовательно и целеустремленно уничтожали в первую очередь имения госпитальеров, а позднее один из бунтовщиков, говоря о целях восстания, честно признался: «Во-первых и прежде всего истребить госпитальеров».

Кто и почему мог иметь такую жгучую и по-видимому совершенно иррациональную ненависть к ордену госпитальеров? Трудно сказать, потому что даже личность Уота Тайлера не была установлена, известно только, что он не был крестьянином, показав себя, как полководец, обладающий реальным боевым опытом. Робинсон выдвигает версию о том, что это наследники тамплиеров мстили госпитальерам за разгром Ордена Храма. Ведь известно, что недвижимость тамплиеров отошла в первую очередь к госпитальерам.

Для того, чтобы признать эту версию справедливой, надо утвердиться в мысли, что тамплиеры считали госпитальеров главными виновниками разгрома своего Ордена. Могло ли так быть? И насколько Госпиталь был виновен перед Тамплем?

Между двумя духовно-рыцарскими орденами действительно в разные периоды истории вспыхивала враждебность, доходившая порою до крайности. Они конкурировали и, очевидно, не очень любили друг друга. Госпитальерам по многим причинам было выгодно устранение тамплиеров, но отсюда ещё не следует, что Госпиталь был инициатором или хотя бы одним из инициаторов этого устранения. Если бы мы решили возложить часть вины за разгром храмовников на госпитальеров, то не нашли бы ни одного подтверждения. Госпитальеры ни разу активно не вмешивались в процесс над тамплиерами        ни на стороне защиты, ни на стороне обвинения. Руководители Госпиталя не сделали в этой связи ни каких заявления. А ведь этих заявлений от госпитальеров, очевидно, ждали как защитники, так и обвинители Ордена Храма. Может быть, оно и правильно, то, что Госпиталь по этому вопросу придерживался строгого нейтралитета. А, может быть, и не очень правильно. По ходу процесса госпитальеры выглядят молчаливо стоящими рядом и ожидающими, когда наконец можно будет наброситься на имущество тамплиеров и объявить его своим. Хотелось ли им защищать вчерашних братьев по оружию, если в случае успешной защиты можно было потерять хороший куш? Не объясняется ли нейтралитет Госпиталя корыстными мотивами? Что ни говори, а это подозрение всё же липнет к Госпиталю. Неужели сами рыцари-иоанниты этого не понимали? Чтобы отвести от себя это подозрение, руководители Госпиталя, не вмешиваясь в процесс по-существу, всё же могли сделать несколько заявлений о боевой доблести храмовников, о их набожности, чему не раз были свидетелями. Это было бы очень благородно, великодушно, по-рыцарски. Когда тамплиеры умирали под пытками и горели на кострах, неужели не пришло время забыть обиды?

А иные госпитальеры так и не придерживались нейтралитета. На Кипре, где вся знать, горожане и священники засвидетельствовали храбрость, набожность и добрую славу тамплиеров, единственная противоречащая нота прозвучала от командора госпитальеров. Господи, какая низость…

Так почему госпитальеры не заступились за Орден Храма? Может быть, потому что они были уверены в виновности тамплиеров, и тогда их не в чем упрекнуть? Может быть. А отказаться от имущества Тампля могли? Очень уж они тут напоминали мародёров, ободравших труп павшего товарища. Но Госпиталь, как и Тампль, структура кроме прочего экономическая. Как же они могли отказаться от того, что приносит доход? И всё-таки они повели себя не по-рыцарски, и это оставляет очень горький осадок. Однако, будем помнить: у нас нет ни одного доказательства того, что госпитальеры приложили руку к разгрому Ордена Храма.

***

Многие серьёзные исследователи видят причину гибели Ордена Храма не в происках конкретных лиц или структур, а в самом ходе истории. Ги Фо, например, пишет: «Тамплиеры представляли собой настоящее государство в государстве, державу, не подвластную монархам. Эта опасность не ускользнула от внимания советников Филиппа Красивого, которые создавали абсолютную монархию. Для короля разрушение такой державы являлось задачей гораздо более серьёзной и закономерной, чем овладение богатствами Ордена».

Сначала Сиверцев полностью принял эту многократно выраженную концепцию, а потом она перестала ему нравиться по нескольким причинам. Не надо так уж сильно преувеличивать самостоятельность Ордена Храма, который якобы в силу этого раздражал короля. То, что Орден не подчинялся королю, не представляло собой ничего исключительного. Орден был всего лишь церковной структурой, а ни одна церковная структура не подчинялась королю. И доминиканцы, и францисканцы, и инквизиция, и огромные монастырские конгрегации – никто из них королю не подчинялся, имея своё церковное руководство. Тех, кто не подчиняется де-юре, обычно подчиняют де-факто, что король и делал и, как правило, весьма успешно. Не именно Орден Храма, а вообще вся Церковь представляла собой «государство в государстве», так ведь не сжигать же было из-за этого всех церковников на кострах.

Конечно, от других церковных структур Орден отличался тем, что представлял собой неподчинённую корою вооружённую силу. Но и в этом смысле Орден Храма не был уникален. Почему же иоанниты-госпитальеры не препятствовали «созданию абсолютной монархии»? Орден иоаннитов просуществовал до наших дней, и в абсолютную монархию вписавшись, и ко всем остальным эпохам приспособившись. И тамплиеры, как госпитальеры, вполне способны были приспособиться к условиям постепенно формирующегося централизованного государства.

И зачем обязательно считать «железного короля» слоном в посудной лавке? Если его так сильно раздражало то, что тамплиеры ему не подчиняются, так логично было попытаться их подчинить, а не уничтожить. Подобные примеры в ту эпоху были перед глазами. В пиренейских государствах и тамплиеры, и другие духовно-рыцарские ордена имели двойное подчинение – как папе, так и монархам. И Филипп имел подобную мысль, когда предложил объединить Госпиталь и Тампль с тем чтобы самому встать во главе объединённого Ордена. И если тамплиеры не поддались на ласковые уговоры, так ведь достаточно было арестовать верхушку Ордена, тех самых четырёх иерархов, обвинить не в ереси, а в общеуголовных преступлениях, так же точно пытками вырвать признания, а потом, надо полагать, у короля не возникло бы никаких проблем с тем, чтобы возглавить обезглавленный Орден. И шума меньше, и смысла больше. Встав во главе Ордена, король получил бы доступ ко всем его ресурсам, не имея необходимости ни с кем делиться, и проблем с папой возникло бы не больше, чем возникло.