Суровая Родина. Нехороший путеводитель Кемерово

Амброзия (др.-греч. ????????, ион. ???????? – «бессмертие») – в Древней Греции – легендарная пища богов, дающая им молодость и бессмертие.

Шахтёры, бандиты и другие

Гаишник останавливает Мерс и требует открыть багажник. В багажнике лежит автомат.

– Это что такое?

– Это – калькулятор, братан, – отвечает бандос.

– Что ты мне рассказываешь? Калькулятор – это штука с кнопками.

– Братан, то – для предварительных расчётов, а это – для окончательных.

Глава первая

– Ты из Кемерово, а я – из Тагила. Мы – земляки! – мой случайный знакомый в сочинском баре просто светился от счастья, что встретил «земляка».

– Ну, Кемерово не так уж и близко от Нижнего Тагила, – попробовал уточнить я.

– Братан, да ты не понял. Знаю я где Кемерово – Сибирь, кедры-шахты, Новосиб у вас рядом. Ты в корень зри! Мы же духовные братья – соль земли русской! Тебя как зовут? Сергей. Будем знакомы – Виктор!

– Виктор, был я как-то в Германии, немцы спрашивают: «Ты откуда?» Я им: «Из Кемерово». Полезли они в интернет, нашли политическую карту мира с фокусом на Россию и прилегающие страны и говорят: «А, понятно, это почти Монголия!» – уточняю я географическое расположение Кемерово.

– Москва, Питер – там же русских уже нет вообще – одни пришельцы. А мы с тобой кто?

– Ушельцы? – развиваю я его мысль.

– Правильно! Вы их всех уйдём! – он залпом опрокидывает в себя вискарь. – Помнишь, как в 1989 ваши шахтёры весь союз расшевелили? Вся эта заваруха с вас и началась! Кузбасс – не продаст!

Конечно, я помнил, как 11 июля 1989 года в Кузбассе началась массовая забастовка шахтёров, которая вскоре распространилась на все угольные бассейны СССР. Профсоюзы не поддержали бастующих и встали на сторону руководства шахт. Возникла типичная революционная ситуация, впервые сформулированная В. И. Лениным в работе «Маёвка революционного пролетариата» (1913 года): «Для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для неё требуется ещё, чтобы верхи не могли хозяйничать и управлять, как прежде». Стачкомы в шахтёрских районах фактически взяли на себя функции местной власти. Рабочие предъявили около 20 экономических требований (повышение дополнительной оплаты за вечерние и ночные смены и пособий семьям погибших шахтёров, совершенствование механизации и техники безопасности, улучшение снабжения, расширение строительства жилья, благоустройство городов).

– А потом, как вы Ельцину дали прикурить в 98-м, когда «легли на рельсы»? Мы в Тагиле на нашем заводе с мужиками за вас каждый второй тост поднимали. Сила силу гнёт, да?!! – Виктор не может остановиться в своей гордости за Кузбасс.

– За Тагил! И за Кузбасс! – мой новый друг заказал нам с ним ещё по сто вискарика и обнял меня за плечи как родного человека.

В 1998-м я – студент-историк и все события того времени были для меня «не из газет».

СССР пал в один день. Вчера мы жили в совке, а завтра —уже нигде. Проблемы, которые были при нём в шахтерских городах, никуда не делись и в конце 90-х.

1 мая 1998 года в Кузбассе в шахтёрском городе Анжеро-Судженске несколько горняков объявили голодовку с требованием выплатить огромные долги по зарплате. Этому никто не придал значения – подобные акции тогда были повсеместным явлением. Через несколько дней в голодовке уже участвовали десятки шахтёров, и она была перемещена к зданию местной администрации. Со стороны властей – нулевая реакция. С 10 мая во многих городах Кузбасса шли уже не голодовки, а шахтёрские митинги. Власть по-прежнему оставалась глуха.

13 мая «киндер-сюрприз» – премьер-министр Кириенко, выступая в Госдуме по поводу многочисленных акций протеста, заявил, что «такому давлению правительство не подчинится, а вместо этого продолжит “реструктуризацию” отрасли по требованиям Международного банка реконструкции и развития». Это и стало последней каплей.

14 мая шахтёры Кузбасса перекрыли движение по железным дорогам Кузбасса – началась «рельсовая война». На следующий день их примеру последовали шахтёры Ростовской области и Республики Коми. В последующие дни протест нарастал. Вся Россия оказалась охвачена волной перекрытий. Кроме шахтёрских регионов, были крупные перекрытия в Тюмени, Туле, Пермской области. Шахтёры требовали уже не возврата долгов по зарплате, а выдвигали требования отставки президента. Такое было впервые в истории. Впервые после окончания чеченской войны ежедневные сводки МВД начинались словами: «сегодня обстановка в России остаётся напряжённой». Наивысшего накала борьба достигла 20-21 мая 1998.

В Кузбассе власть фактически оказалась в руках шахтёрских стачкомов. Впервые возникло их название – Комитеты спасения. Газета «Трудовая Россия» назвала эти события генеральной репетицией Всероссийской политической стачки.

Власти через несколько дней наконец-то опомнились и отправили своих эмиссаров в шахтёрские регионы, дав им установку: обещать какие угодно уступки, лишь бы заставить шахтёров уйти с рельсов. Иногда доходило до совсем комичных ситуаций. Например, в одном из протоколов, подписанном между властями и шахтёрскими профсоюзами в Кузбассе, в первом пункте было сказано: «…отправить Ельцина Б. Н. в отставку. Срок исполнения – 1 июля 1998 года. Согласовано – вице-премьер Сысуев, губернатор Тулеев».11 июня 1998 г. в Москве у Дома Правительства РФ начался многомесячный пикет Независимого профсоюза горняков с требованием отставки Президента, получивший в СМИ название «Пикет на Горбатом мосту». Он угрожал Кремлю не меньше рельсовых войн.

Из Кузбасса в Москву приехали суровые сибирские мужики-шахтёры. Они долбили касками по Горбатому мосту у Белого Дома и требовали выплаты зарплаты и выполнения других требований. Это пугало Кремль. Позднее Борис Ельцин в своих воспоминаниях напишет:

«Может быть, сейчас уже мало кто помнит знаменитую “рельсовую войну” лета 98-го года, но уверен, что Сергей Кириенко, кстати, как и я, с содроганием вспоминает ту волну шахтёрских забастовок.

…Надо сказать, шахтёрские лидеры быстро оценили ситуацию. Они поняли, что в условиях надвигающегося кризиса их действия вызывают громадный политический резонанс, подобный тому, какой вызывали их забастовки в мою поддержку в 1990 году. Тогда они выдвинули лозунг: Горбачева в отставку, Ельцина в президенты!

…в 1998 году шахтёры использовали уже не только привычные экономические лозунги – возвращение долгов по зарплате и так далее. Впервые за последние годы, в столь массовом порядке, согласованно они вновь выступили с полномасштабной политической программой. Долой правительство! Ельцина в отставку!

…Это тяжелое противостояние продолжалось больше трех месяцев. Шахтерский пикет, который расположился в Москве, прямо у Дома правительства России, на Горбатом мосту, стучал касками, объявлял голодовки, развлекал журналистов.

…Но за шахтёрами, уныло сидевшими на Горбатом мосту, стояла огромная сила: озлобившиеся шахтёрские регионы, начавшие “рельсовую войну” с правительством». (Выдержки из книги Ельцин Б. Н. Президентский марафон. М., 2000. С. 207-208).

Председатель независимого профсоюза горняков А. А. Сергеев вспоминает: «11 июня мы высадились. В конце июня ФНПР принял решение о проведении акции с такими же требованиями. Дума начала процесс импичмента. Ушло правительство после 17 августа. А ведь мы предупреждали, если не изменить политику, будет крах. Ещё раз «обули» народ. 30 сентября мы провели переговоры с Маслюковым, и правительство сменило курс. Мы заставили это сделать. Предыдущее правительство мы убрали, поставили новое. Примаков внушает доверие. Задачу, таким образом, мы выполнили и ушли с Горбатого моста: Россию пробудили, властную элиту впрягли… А что нам было ещё делать? Брать штурмом Кремль и силой заставить Ельцина подписать отречение? Элита поняла, что пикет и рельсовые войны – это мирное развитие протеста. А что будет завтра?».

Следом, в августе 1998 года случился дефолт, и страна оказалась на грани реального экономического банкротства. Широкой рабочей солидарности в стране, оказавшейся на грани распада, не было. Шахтёры были вынуждены идти на компромиссы со сформированным коалиционным Правительством во главе с Е. Примаковым.

30 сентября 1998 года Первым заместителем Правительства РФ был подписан Протокол с представителями шахтёров, пикетирующих здание Правительства РФ. Для погашения задолженностей по заработной плате государством было выделено 1,98 миллиардов рублей, это составляло две трети от общей задолженности по их заработной плате.

– У нас в Тагиле тоже крепкая рабочая косточка, но всё же настоящий русский характер, он – в Сибири! А что, вот в Кемерово, да! У меня однокашник один в Москве осел – ну он из этих… – из «фартовых»*, говорит: «Кемеровским всегда в столице среди братвы – уважуха. Если с “кемерунцами”* по рукам ударил – так тому и быть. Никто в зад пятки не пойдёт».

Не стал я разубеждать Витьку, что по-разному бывало.

До начала 90-х слово «Кемерово» в СССР не звучало. «Где это?», – спрашивали в Москве. Москвичи часто ошибались и по созвучию Кемерово – Кемери думали, что речь идёт о престижном районе в Юрмале с соснами и песчаными пляжами.

Сначала о Кемерово заговорили, когда начались массовые шахтёрские забастовки, а потом, когда в лентах новостей появились кемеровские братки.

В отличие от коллег, например, из Екатеринбурга или Красноярска, кемеровская братва не дошла до уровня вертикально организованных группировок типа Уралмаш, которые контролировали всю жизнь в городе от мелкого бизнеса до промышленных гигантов или, например, до глобальных разборок типа Великой рэкетирской войны в Тольятти, в которой было убито более 400 человек.

– Вот у нас в Тагиле, чехи* всем хлебным* заправляют. Я тут с одним тёр* по своим делам, так он между прочим сказал «перед кемеровскими рот не разевай – вырежут гланды и не заметишь».

Глава вторая

«Есть блатные, и есть спортсмены, а кто есть ты?»

Воровской мир Кемерово в 90-е был с мира по нитке – синие, спортсмены, чеченцы, грузины, ингуши. Центров силы было много, и несмотря на то, что время от времени на кладбище появлялись мощные монументы с фотографиями в мраморе и граните пацанов в кожаных куртках и ключами от мерседесов в руках, «по беспределу никто не борзел».

Многие из них начинали со стандартного рэкета ларёчников и челноков и поднимались до крышевания крупных региональных банков, выполняя при них одновременно роль службы безопасности и кредитных коллекторов —ничто не ново под луной!

Бизнес развивался, вместе с ним росли и аппетиты бандосов. Появились казино и ночные клубы, большие магазины, оптовые склады – все в той или иной мере платили «крышам». Те из авторитетных главарей, которые зону не топтали и были не связаны «воровским законом»*, активно присматривались к коммерсантам и сами начинали обрастать бизнесом.

Важно, что до определённого момента никто из них не ставил всерьёз целей единолично захватить всю власть в Кемерово и далее в области. Здесь была своя движуха, в Новокузнецке – другая, а в Осинниках не признавали ни тех, ни других. Группировки были вооружены не хуже московских коллег: автоматы Калашникова, «Agran-2000», пистолеты Макарова и Стечкина, снайперские винтовки, килограммы взрывчатки, гранаты и обрезы. Многие отличались религиозностью и регулярно посещали церковь. Считалось неприличным «работать» в святые праздники.

Единственная попытка стать «королём воров» в Кемерово, а далее – и в Кузбассе (итальянское: capo dei tutti capi – босс боссов) была сделана Владимиром Сивороновым. Начинал он свой путь с торговли водкой, одно время работал коммерческим директором Новокемеровского пивзавода. В 1993 году организовал бизнес-ассоциацию / крышу – «Союз бизнесменов Кузбасса», членство в которой давало предпринимателям возможность платить в «котёл» фиксированный процент с оборота вместо «договорняка» с другими ворами, который мог идти и по беспределу. Комерсам обещали иммунитет и решение их разных проблем не только с криминалом, но и в коридорах муниципальной и областной власти, помощь в банковском кредитовании. В Ассоциации был свой нотариус, юридический отдел, «оружейка»*.

Потом, кое-кто будет говорить, что Сиворонов был «не при делах и не из этих», а первым пытался сформировать цивилизованное бизнес-сообщество Кемерово. Ну да, фантастика в соседнем отделе.Некоторые обиженные высокими расходами «на подогрев»* предприниматели стали переходить на членство в ассоциацию, а значит, у других бригад касса не сходилась. Спустить такое без ответа было нельзя.

* * *

«Слышен денег легкий шелест, это лох идёт на нерест».