Суровая Родина. Нехороший путеводитель Кемерово

Карлу Ивановичу дали три дня на сборы. «Вот ведь какие дела. Хорошо иметь больших начальников в друзьях, но и какие большие от них проблемы…», – грустно размышлял всемогущий снабженец.

Где искать этот памятник, он понятия не имел. Но у него была записная книжка, в которой можно было найти ответ на любой вопрос.

Назавтра он уже сидел в кабинете главного архитектора:

– Карл Иванович, по телефону ты ничего не решишь – нужно ехать. Я бы начал с Тбилиси – у них хорошая самобытная школа скульпторов, потом поискал бы в Ленинграде, ну и, если ничего нигде не получится – остаётся Москва. Есть там такой – Манизер. Толковый дядька, но он всегда загружен заказами, поставит тебя в план на следующую пятилетку, а у тебя, как я понимаю, вопрос не терпит отлагательств.

Глава вторая

Тбилиси встретил Карла Ивановича коктейлем летних кавказских ароматов. «Хорошо в Тбилиси, где нас нет», – подумал Карл Иванович.

Записная книжка привела его в Тбилисскую академию художеств.

Высокий, статный директор академии – Вахтанг Асташвили встретил его как давнего друга, хотя и видел впервые:

– Дорогой Карл, для Кузбасса – обязательно найдём! Везде тебе скажут: приходите завтра, а у нас – пожалуйста, есть Пушкин! Забирайте хоть сегодня!

«Какая удача, – вот сейчас договор подпишем – и домой. Всё оказалось не так уж и сложно» – Карл Иванович обрадовался неожиданному повороту дел.

– Можно взглянуть?

– Можно обсмотреть всего с головы до копыт – пойдём, дорогой!

Ангар со скульптурами был пристроен к зданию академии. В высоком помещении стояли чьи-то большие головы, отдельные руки, ноги, девушки с вёслами и без, атлеты и пионеры с горнами. Вахтанг провёл его в дальний угол, где в полумраке виднелась массивная скульптура, заставленная другими произведениями монументального искусства.

Когда они подошли поближе, Карл Иванович увидел конную скульптуру с сидящим на ней верхом великим поэтом. Левой рукой он сжимал поводья, а правой касался уха, за которое было по замыслу автора заложено длинное гусиное перо, напоминающее уже по размеру павлинье. Без сомнений, это был Александр Сергеевич – профиль, бакенбарды, курчавая шевелюра:

– Конь?..

– Не просто конь – Орловский рысак*! Ты посмотри, как он гордо идёт! – правая нога коня была приподнята и согнута в колене, собираясь сделать шаг. – Он же как птица в небе летит, только по земле – цок-цок, цок-цок. Бери! Будет в Кемерово как в Ленинграде – Медный Пушкин.

– Вахтанг, мне нужно обсудить это с начальством.

– Слушай, там ещё в комплекте есть кот, который цепью надо приковать к постаменту. Ну ты помнишь: «И днём и ночью кот ученый, всё ходит по цепи кругом …»

– Кот тоже орловский?

– Вах, шутишь, дорогой! Кот ваш —сибирский!

– Кот —это хорошо. У нас любят котов …. Позвоню и всё опишу.

– Конечно, переговори. Бронза! Передай ему, что пусть тоже приезжает – возьмём барашка, поедем в горы, будем читать его стихи и пить молодое вино за великого советского поэта – Пушкина!

Из-за разницы во времени сегодня звонить было уже бесполезно – в исполкоме никого не было. Карл Иванович вышел на связь с Кемерово следующим утром:

– Костя, нашел я Пушкина…

– Ну, я верил в тебя! Подписывай договор и домой к дочке!

– На коне и с котом.

– Кто на коне, с каким котом? – Карл Иванович почувствовал, как на другом конце провода напряглись не только провода.

– Пушкин.

– Карл, ты пьян?

– Нет, есть конная скульптура. Пушкин сам на себя похож, я его узнал – это точно он. Конь породистый, с родословной – орловский рысак. Кот – сибирский …

– Карл, если ты шутишь, то это не смешно. А если нет, то тем более не смешно. Пушкин – не маршал Жуков. Ищи дальше! Удачи! – и собеседник повесил трубку.

Карл Иванович подумал: «Да, у всех нервы… Понятное дело – ревизия на носу…».

Перезвонил Вахтангу и вежливо отказался. Сказал, что в Кемерово в принципе не против коня, но по крайней мере двойки, запряженной в карету, а так – не подходит. Вахтанг предложил ещё раз хорошо подумать и порывался сам позвонить в Кемерово, чтобы объяснить, какой шедевр они упускают, но Карл Иванович убедил его этого не делать.

Глава третья

Следующим пунктом в поисках солнца русской поэзии в бронзе или на крайний случай в чугуне был Ленинград. Знающие люди сказали, что есть только одно место, где можно попробовать его найти – это Творческие мастерские имени И.А. Крылова.

– Здравствуйте, я из Кемерово. Меня интересует памятник Пушкину.

– Очень приятно. У нас очень широкий выбор памятников и многие есть в готовом виде – Гоголь, Маяковский и, конечно, Пушкин.

– Пушкин на коне?

– Ну, зачем же сразу на коне… Пешком. Хотя, если нужно…

– Ой, хорошо-то как. Да я тут только что из Тбилиси – так у них Пушкин на коне, представляете? Думаю, может, какое распоряжение было, чтобы повыше как-то выглядел, посолиднее.

– А! Это работа Ираклия Гурадзе. Известный мастер. Неоклассицист. Постоянно переосмысливает заржавевшие догмы искусства.

– А у вас какой Пушкин?

– Обычный. Задумчивый.

– Отлично! Можно взглянуть?

Хранилище готовых памятников находилось не в Ленинграде, а в Выборге. Договорились встретиться там завтра. Карл Иванович тотчас забронировал билет на вечерний рейс на Москву и дальше в Кемерово и в предвкушении скорого возвращения домой отужинал в ресторане, выпил за «Сергеича», как он теперь по-дружески называл Пушкина, водочки и довольный собой пошёл спать.

На огромном складе, где опять нужно был продираться через лес чьих-то отделённых и прикреплённых рук и ног, перед Карлом Ивановичем предстал памятник поэту, который заставил его усомниться в правильности отказа от грузинского предложения. Пушкин стоял в окружении зайцев, один из которых, видимо, самый наглый, сидел у него на плече, другие окружали его плотной группой слева и справа. Карл Иванович насчитал их 12, потом сбился и бросил эту затею.

– А зайцы чьи? – грустно спросил он, понимая, что домой он не полетит.

– Некрасова. Памятник задумал для советской выставки во Франции наш молодой перспективный скульптор Дмитрий Петров. Символизирует преемственность русской поэзии от Пушкина к Некрасову – связь времён, так сказать. Некрасов, как и всякий литературный новатор, был крепко связан с традициями своих великих предшественников, и больше всего – с традициями Пушкина. К сожалению, этой преемственной связи не замечали читатели-современники. Противопоставляли, в сущности, выдуманного, небывалого Пушкина выдуманному, небывалому Некрасову. А ведь именно из произведений Некрасова крестьяне узнали, как им плохо живётся. А кто предтеча? Пушкин! Он был чувствителен к ним во многих местах:

Зима!.. Крестьянин, торжествуя,

На дровнях обновляет путь;