Краткая история экономических учений в фокусе теории права

Фундаментальное значение для последующего развития экономической науки имеет созданная Адамом Смитом теория капитала. «Интересно отметить, что, начав с указания на труд как на главный агент при производстве богатств, Смит потом, по-видимому, подчиняет его капиталу»[112 - Жид Ш., Рист Ш. Указ соч. – С. 67.]. Здесь повторяется история с понятием «полезность», с которым Смит связывает понятие «потребительная ценность», но в ходе своей апологетики рыночного хозяйства находит более целесообразным пользоваться понятием «меновая стоимость» вместо термина «потребительная ценность». Под «капиталом» в самом общем плане Смит понимает «запас продуктов различного рода, достаточный для содержания его [человека] и снабжения его необходимыми для его работы материалами и орудиями, по крайней мере, до того момента, пока не будут осуществлены обе эти операции»[113 - Смит А. Указ. соч. – С. 306.] (производство и продажа продукта труда).

Далее, Смит предлагает классификацию капитала. Так, он различает, прежде всего, оборотный капитал, который употребляется на «производство, переработку и покупку товаров с целью перепродажи их с прибылью. Капитал, употребляемый таким образом, не приносит дохода или прибыли своему владельцу, пока он остается в его обладании или сохраняет свою прежнюю форму»[114 - Там же. – С. 308.]. От оборотного отличается основной капитал. Он «может быть употреблен на улучшение земли, на покупку полезных машин и инструментов или других подобных предметов, которые приносят доход или прибыль без перехода от одного владельца к другому или без дальнейшего обращения»[115 - Там же. – С. 309.].

Основной капитал по определению является более основательным, и Смит латентно отождествляет сумму основного капитала нации с ее богатством. Однако – говоря языком Аристотеля – основной капитал, будучи первичным для нас, является вторичным по своей природе, по происхождению. «Всякий основной капитал первоначально возникает из капитала оборотного и требует постоянного пополнения из этого же источника»[116 - Смит А. Указ. соч. – С. 312.]. Другими словами, основная характеристика капитала заключается в том, что он представляет собой некоторую сумму меновых стоимостей.

Как правило, эти меновые стоимости одновременно представляют собой совокупность потребительных ценностей. Однако теоретически можно представить себе такой капитал, который будет обладать достаточно высокой меновой стоимостью и практически ничтожной потребительной ценностью. Смит, вероятно, такую возможность не допускал или по крайней мере считал маловероятной. Однако в современную эпоху господства т. н. фиктивного капитала, состоящего из всевозможных фьючерсов, опционов и т. п., возможность почти бесполезного в социальном плане капитала уже не подлежит сомнению.

Хотя Смит, прежде всего, исходил из т. н. внешних запасов, которые в принципе могут отчуждаться от своего владельца, он допускал также и наличие особой категории запасов, необходимых для постоянного возобновления и расширения дохода. Так, основной капитал, по Смиту, состоит из четырех частей: 1) машины и орудия труда; 2) доходные постройки; 3) улучшенная земля; 4) приобретенные и полезные способности всех членов общества.

Вместе с тем есть основания полагать, что для Смита четыре составляющие основного капитала носят кумулятивный, а не альтернативный характер. Другими словами, основной капитал конституируется лишь при наличии всех четырех составляющих. Ведь главная задача основного капитала «состоит в увеличении производительной силы труда или в предоставлении тому же количеству рабочих возможности выполнить гораздо большее количество работы»[117 - Там же. – С. 316.]

Смит уделял большое внимание обороту товаров и услуг и связанному с ним денежному обращению. «Обращение каждой страны можно считать распадающимся на две самостоятельные ветви: обращение, совершающееся между торговцами, и обращение, происходящее между торговцами и потребителями. <…> Стоимость товаров, обращающихся между различными торговцами, никогда не может превысить стоимость товаров, обращающихся между торговцами и потребителями, поскольку все, что продается торговцами, в конечном счете предназначается для продажи потребителям. Обмен между торговцами, носящий оптовый характер, требует обыкновенно довольно значительной суммы для каждой отдельной сделки. Обращение между торговцами и потребителями, напротив, поскольку оно отличается преимущественно розничным характером, часто требует лишь очень небольших сумм. <…> Но мелкие суммы обращаются гораздо быстрее крупных»[118 - Смит А. Указ. соч. – С. 349.].

Как теоретик экономической саморегуляции Смит изучал только «норму», а не «аномалии». Так, отличая рыночную, или фактическую, цену от естественной (равновесной), он вместе с тем отказался анализировать отклонения рыночных цен товаров от их естественных цен. Говоря о рыночной цене, он ограничивается лишь следующим тривиальным замечанием: «Она может или превышать его [товара] естественную цену, или быть ниже ее, или же в точности совпадать с нею»[119 - Там же. – С. 125.]. Мир Адама Смита – это, прежде всего, мир равновесных «естественных цен», отражающих «объективные условия производства и не зависящих от спроса и предложения»[120 - История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 62.].

Несмотря на явные симпатии к понятию «меновая стоимость» как регулятору оборота товаров и услуг, Смит сохранил масштаб потребительной ценности для того, чтобы иметь инструмент противодействия инфляции, в частности для того, чтобы индексировать заработную плату низших категорий служащих.

Хотя Смит исходит из весьма неопределенной категории «некоторых видов съестных продуктов», он полагает, что при росте цен на эти продукты денежное вознаграждение низших категорий служащих, «если оно было до того не очень велико, должно быть несомненно увеличено пропорционально размерам этого понижения (стоимости серебра)»[121 - Смит А. Указ. соч. – С. 293.].

К этим некоторым видам съестных продуктов, в первую очередь, должны относиться хлеб и мясо. Смит относит эти продукты к наиболее устойчивым в ценовом отношении[122 - Там же. – С. 176.]. Однако уже Рикардо критиковал эту точку зрения, а в современную эпоху она и вовсе устарела.

Как бы то ни было, минимальное содержание «продовольственной корзины» (или МРОТ, если взять в качестве примера современную Россию) должно основываться на определенном наборе потребительных ценностей, вроде хлеба и мяса, необходимых человеку для нормальной жизнедеятельности. Лишь затем указанная сумма потребительных ценностей (продукты питания, например, могут быть выражены в калориях) переводится в шкалу меновых стоимостей. Другими словами, МРОТ в первоначальном виде должен выражаться в определенном наборе продуктов и необходимых вещей, которые на следующем этапе определения МРОТ переводятся в товарную форму и предстают уже как меновые стоимости.

Особый интерес для юриста представляют проанализированные Смитом тенденции экономической жизни, которые впоследствии получили название «экономических законов». Ввиду того что эти «законы» имеют некоторые характеристики объективных законов природы, экономическая наука претендует на статус «царицы социальных наук». В других социальных науках, прежде всего в юриспруденции, субъективное и объективное начала в части определения «закономерностей» практически не поддаются строгому разграничению.

Смиту принадлежит авторство классической формулировки т. н. железного закона заработной платы – одного из наиболее одиозных и дискуссионных экономических законов. Тем самым он дал толчок созданию Мальтусом теории народонаселения в частности и развитию демографии вообще. Сущность этого закона Адам Смит формулирует следующим образом.

«Все виды животных естественно размножаются в соответствии с наличными средствами их существования, и ни один вид не может размножаться за пределы последних. Но в цивилизованном обществе только у низших слоев народа недостаток средств существования может ставить предел дальнейшему размножению рода человеческого, и это может происходить только одним путем – уничтожением большей части детей, рождающихся от плодовитых браков этих низших классов народа. <…> Таким образом, спрос на людей, как и спрос на всякий иной товар, необходимо регулирует производство людей – ускоряет его, когда оно идет слишком медленно, задерживает, когда оно происходит слишком быстро»[123 - Смит А. Указ. соч. – С. 147.].

Вместе с тем Смит вовсе не является сторонником минимальной заработной платы. Так, он отмечает, что «щедрое вознаграждение за труд, поощряя размножение простого народа, вместе с тем увеличивает его трудолюбие»[124 - Там же. – С. 148.].

Благодаря Смиту мы можем определить экономические законы как законы альтернативной или кумулятивной социальной трагедии. В самом деле, если рассматривать равновесное состояние экономики как усредняющую тенденцию между «годами тощих и годами тучных коров», то в реальной экономической жизни люди сталкиваются либо с недостатком, либо с избытком товаров.

Так, «в год дороговизны скудость средств существования, уменьшая спрос на труд, имеет тенденцию понизить его цену, тогда как высокая цена предметов продовольствия имеет тенденцию повысить ее. Напротив, изобилие урожайного года, увеличивая спрос на труд, имеет тенденцию повышать цену труда, тогда как дешевизна предметов продовольствия ведет к ее понижению»[125 - Смит А. Указ. соч. – С. 153.].

Таким образом, год дороговизны фактически приводит к уничтожению «избыточной» рабочей силы, т. е. к повышенной смертности среди низших слоев населения. С другой стороны, год дешевизны означает разорение многих мелких и средних предпринимателей, т. е. народной элиты. Подобные факты просто вопиют о необходимости государственной интервенции в подобных случаях. Но Смит ограничивается характерным для апостола рыночной саморегуляции выводом: «При обычных колебаниях цен на предметы продовольствия эти две противоположные причины, по-видимому, уравновешивают одна другую»[126 - Там же. – С. 153.].

Однако специфика открытых Смитом «экономических законов» проявляется не только в регулярности перехода общества из одной напасти в другую. Эти «законы» обладают и другими интересными характеристиками, которые первым начнет анализировать лишь Сисмонди (см. ниже). Так, в отличие от закона в юридическом смысле, «экономический закон» действует асимметрично: некоторые – ничтожные в количественном отношении – слои населения наращивают свой капитал и могущество только благодаря действию этих «законов».

Ленин называл эту прослойку «финансово-промышленной олигархией», майор Дуглас (см. ниже) – «финансистами». Отсюда следует, что результат «экономического закона» получает диаметрально противоположную оценку в глазах большинства населения и в глазах представителей финансовой олигархии: для первых это величайшее несчастье, для вторых – нормальная «фаза экономического цикла».

Некоторые аспекты экономического учения Смита представляют интерес с точки зрения юридической этнологии и антропологии. Так, Смит, проводя различие между хлебопроизводящими нациями Севера и рисопроизводящими странами Юга, делает следующее интересное замечание: «В странах, возделывающих рис, который обыкновенно дает две, а иногда и три жатвы в год, причем каждая более обильна, чем жатва какого-либо другого зернового хлеба, обилие пищи должно быть гораздо более значительно, чем в любой стране таких (же) размеров, возделывающих хлеб. Такие страны ввиду этого отличаются более густым населением (курсив мой. – С. X)»[127 - Смит А. Указ. соч. – С. 260.].

Идеологическая заряженность главного трактата Смита характеризуется двумя крайностями. С одной стороны, мы видим часто некритическое восприятие идей физиократов, с другой – столь же безусловное отрицание любых положений меркантилистов. Вообще следует отметить, что «борьба с меркантилизмом составляет непосредственную цель книги Смита»[128 - Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 75.]. Здесь Смит во многом избрал безошибочные аргументы. В частности, он утверждает, что «потребление является конечной причиной и целью всякого производства. Интересы производителя следует учитывать лишь в той мере, в которой они могут стать необходимыми для защиты интересов потребителей. <…> Однако в меркантилистской системе интерес потребителя почти всегда приносится в жертву интересам производителя»[129 - Smith A. An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations. Oxford: Clarendon Press. Vol. 4. – P. 660.].

Вместе с тем в этой борьбе Смит сильно «перегнул палку», прежде всего в стремлении опровергнуть фетишизацию денег меркантилистами. Впрочем, в этой борьбе, как и во многих других вопросах, Смит часто следует за Юмом. Согласно Юму, главная ошибка меркантилистов заключается в том, что они сводят экономическую политику к финансовой, а последнюю понимают лишь как искусство поощрения ввоза денег в страну при одновременном – особенно во Франции эпохи Кольбера – затруднении вывоза немануфактурных товаров, например зерна. На самом деле, как полагает Юм, экономическая жизнь подчиняется объективным законам, ее не удержать кольбертистскими законами. Деньги не являются исключением.

Они имеют чисто техническую задачу: «облегчить обмен одного товара на другой». Деньги «не одно из колес торговли (аллюзия на определение Смита. – С. К.), а масло, благодаря которому движение колес становится более плавным и свободным»[130 - Юм Д. Малые произведения. М., 1996. – С. 82.]. В ряде своих эссе Юм пытался доказать тезис о том, что большее или меньшее количество денег, находящихся в каком-либо государстве, «не имеет никакого значения, потому что цена товаров всегда пропорциональна количеству денег»[131 - Юм Д. Указ. соч. – С. 82.]. Это очень спорный тезис.

Смит пошел значительно дальше Юма в стремлении дискредитировать деньги. При этом в антимеркантилистской полемике он «вместе с водой выплеснул ребенка». Меркантилисты были, безусловно, неправы в том, что отождествляли капитал и деньги, но они были правы в другом. У меркантилистов порой не хватало аргументов, но они обладали верным чутьем. Они догадывались о том, что деньги являются источником некоторой дискреционной власти.

Во всяком случае, история XX и XXI вв. свидетельствует о том, что существует особая малопрозрачная финансовая власть, которая подчиняет себе как власть политическую, так и власть экономическую. Последователи Смита, особенно Давид Рикардо, унаследовали его антиеркантилистский пафос и закрыли себе путь для беспристрастного анализа становления и развития особой финансовой власти. Этим анализом вплотную озаботились лишь представители т. н. гетеродоксальных концепций экономической и финансовой науки (см. ниже).

Как бы то ни было, Смит поддерживал идею банковских билетов как фидуциарных денег, прежде всего из полемических антимеркантилистских соображений. По этой же причине он ставил на первое место внутреннюю, а не внешнюю торговлю. Правда, внешняя торговля в иерархии ценностей Смита занимала почетное второе место. На третье место он ставил транзитную торговлю как наименее выгодную для любого государства.

В эпоху Смита бумажные деньги могли быть средством обращения лишь внутри страны. Посредством сокращения роли золотых и серебряных монет как средства обращения, по крайней мере внутри страны, можно было буквально обесценить силу меркантилистских аргументов. Идея бумажных денег, особенно бумажно-денежного кредита, настолько интересовала Смита, что он постоянно возвращался к ней начиная с курса своих лекций в университете Глазго.

Вслед за Юмом Смит не признавал активной функции денег. Однако в отличие от Юма, который не доверял банковскому капиталу, Смит стал активным пропагандистом бумажного денежного обращения. Такое доверие было основано на том, что Смит был сторонником т. н. смешанной (бумажно-металлической) системы. При такой системе банкноты в любое время подлежали обмену на металл. При этом «Смит не опасался чрезмерного выпуска банкнот, полагая, что это противоречит интересам самих банков»[132 - История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 91.]. Ведь он исходил из системы полного обеспечения эмиссии банковских билетов драгоценным металлом, которая полностью сдана в архив современными банкирами.

При такой системе излишек банкнот в каналах обращения непременно вызовет их обратный отток к банку, который выпустил эти банкноты. При обмене этих «бумажек» на металлические деньги банк понесет соответствующие убытки. Как видим, банковскому кредиту Смит отводил скромную, т. е. пассивную функцию посредника между промышленником и вкладчиком банка. Это убеждение заставило Смита высказать весьма дискуссионную мысль: «Причиной учреждения банков было стремление облегчить денежный оборот»[133 - Smith A. Lectures on lurisprudence. Oxford: Clarendon Press, 1978. – P. 504.].

Следует отметить, что идеалом для Смита выступал Амстердамский банк, который долгое время придерживался принципа полного резерва для своих операций. Другими словами, Амстердамский банк выдавал бумажно-денежные кредиты только в пределах суммы своего неприкосновенного золотого запаса.

Каждый год четыре правящих бургомистра Амстердама «посещали его кладовые, проверяли соответствие расчетных книг монетной наличности или слиткам и под торжественной присягой передавали дела новым четырем бургомистрам»[134 - Smith A. An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations… Vol.3. – P.540.]. Банковский кредит, как полагал Смит, должен был способствовать квазиденежному обращению среди торговцев, т. е. в рамках внутренней оптовой торговли. В этой связи он предлагает: «Было бы, пожалуй, лучше, если бы в королевстве нигде не выпускались банкноты на сумму меньшую, чем в пять фунтов»[135 - Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эконов, 1993. Т. 1. – С. 350.].

Выводы для теории права и правовой политики

В контексте теории публичного права исключительный интерес представляет собой смитовское разграничение затраченного и располагаемого труда. Если мы юридизируем это разграничение в терминах трудового и социального права, то в контексте трудового права возникает вопрос об оптимальном соотношении объема затраченного труда (индивида или определенной категории трудящихся) и его доли в объеме располагаемого труда нации. Соответственно, в контексте социального права возникает вопрос о справедливой доле (социально слабого) индивида в объеме располагаемого труда нации с учетом совмести этой доли с принципом человеческого достоинства.

Экономическая доктрина Смита имеет особое значение для теории налогового права. В частности, она разоблачает антирыночную тенденциозность такого модного ныне налога, как НДС. Как известно, Смит отказывался рассматривать затраты капитала как самостоятельную часть естественной цены товара («Может показаться, что необходима еще четвертая часть для возмещения капитала фермера, т. е. для возмещения снашивания его рабочего скота и других хозяйственных орудий. Но надо иметь в виду, что цена любого хозяйственного орудия, хотя бы рабочей лошади, в свою очередь, состоит из таких же трех частей, [т. е.] из ренты за землю, на которой она была вскормлена, из труда, затраченного на уход за ней и содержание ее, и прибыли фермера, авансировавшего ренту за землю и заработную плату за труд»[136 - Смит А. Указ. соч. – С. 121.]).

Таким образом, Смит отказывался признавать затраты капитала четвертым элементом цены товара наряду с заработной платой, прибылью и рентой. Он полагал, что любые затраты капиталиста соответствуют стоимости ранее произведенных (промежуточных) продуктов. Цена этих продуктов, в свою очередь, также распадается на три вышеуказанных элемента.

Однако мы видим, что теоретики налогового права (сначала во Франции, а затем во многих других странах) фактически конституировали четвертый элемент цены товара в виде налога на добавленную стоимость, который в отличие от прибыли и ренты не подвержен никаким колебаниям, напротив, имеет устойчивую тенденцию к росту. Не только с точки зрения автора «Богатства народов», но и с позиции обычного здравого смысла возникает серьезное опасение, что этот «контрабандный элемент» цены в конечном итоге переподчинит себе другие элементы цены и тем самым поставит под сомнение сам принцип рыночной экономики.

Особое практическое значение имеют размышления Смита о соотношении номинальной и реальной заработной платы служащих. Фактически Смит исходит из универсального масштаба, который теперь принято называть «потребительской корзиной». Смит отталкивается от весьма неопределенной категории потребительных ценностей, а именно т. н. «некоторых видов съестных продуктов». Он полагает, что при росте цен на эти продукты денежное вознаграждение (в виде металлических денег) низших категорий служащих, «если оно было до того не очень велико, должно быть, несомненно, увеличено пропорционально размерам этого понижения (стоимости серебра)»[137 - Смит А. Указ. соч. – С. 293.]. По логике Смита, к этим некоторым видам съестных продуктов, в первую очередь, должны относиться хлеб и мясо. Смит относит эти продукты к наиболее устойчивым в ценовом отношении[138 - Там же. – С. 176.].

Соответственно, при определении содержания минимальной «продовольственной корзины» (или МРОТ, если взять в качестве примера современную Россию) надо исходить из определенного набора потребительных ценностей, вроде хлеба и мяса, необходимых человеку для нормальной жизнедеятельности. Лишь затем указанная сумма потребительных ценностей (продукты питания, например, могут быть выражены в калориях) переводится в шкалу меновых стоимостей. Другими словами, МРОТ в первоначальном виде должен выражаться в определенном наборе продуктов и необходимых вещей, которые на следующем этапе определения МРОТ переводятся в товарную форму и предстают уже как меновые стоимости.

Как было показано выше, Смит постоянно колебался при определении источника цены товара между «трудовым и факторным подходом». После Смита при определении цены товара Рикардо взял за точку отсчета масштаб затраченного на производство товара труда, а Сэй – соотношение трех факторов производства (заработная плата + прибыль + рента). Мы полагаем, что нет необходимости рассматривать эти подходы как антагонистические или даже альтернативные. По нашему мнению, оба метода являются кумулятивными, т. е. взаимно усиливают друг друга.

Так, при оценке структуры национального дохода необходимо использовать то, что можно назвать «принципом двойной перспективы», т. е. одновременно использовать и трудовой, и факторный метод в отношении одной и той же позиции бюджета. Это позволит не только выявлять трудоемкие и капиталоемкие отрасли реальной экономики, но и определять дефициты труда или капитала для конкретных отраслей. Принцип двойной перспективы интересно также применить при оценке величины валового дохода страны, чтобы затем сопоставить структуру валового дохода со структурой национального дохода в рамках «трудовой» перспективы, с одной стороны, и «факторной» перспективы, с другой.

§ 2. Томас Роберт Мальтус: демографическая концепция экономики и финансов

Томас Роберт Мальтус (1766–1834 гг.) для многих, кто не читал его произведений, ассоциируется прежде всего с «человеконенавистнической идеологией», получившей название «мальтузианство». Согласно этой идеологии, к которой сам Мальтус не имеет прямого отношения, правительства всех стран должны сдерживать рост населения, так как население планеты, согласно «закону Мальтуса», возрастает в геометрической прогрессии, а жизнеобеспечивающие ресурсы являются невозобновляемым либо их объем возрастает лишь в арифметической прогрессии.

Этот «закон», позднее объявленный некорректным, Мальтус впервые представил в своем «Опыте о законе народонаселения» (1798 г.). Как часто бывает в истории идей, обывательское возмущение и даже ненависть к «человеконенавистническому пастору» во многом основаны на недоразумении. Дело в том, что Мальтус, так же как и его друг-соперник Рикардо, был одним из основателей т. н. пессимистической школы английской политической экономии. Разумно ли ненавидеть человека только за его пессимизм или скептицизм? На наш взгляд, вся «одиозность» учения Мальтуса содержится в одной единственной фразе, которую автор приводит в предисловии ко второму изданию «Опыта…» (1803 г.): «Необходимо… признать, что нищета и бедствия низших классов населения представляют непоправимое зло (курсив мой. – С. К.)»[139 - Мальтус Т. Р. Опыт о законе народонаселения // Антология экономической классики. Т. 2. – С. 7.]. Мальтус считал, что это зло нельзя устранить в принципе, но отсюда вовсе не следует, что он одобряет это зло.

Как бы то ни было, имя Мальтуса почти никем не воспринимается равнодушно. До сих пор одни упрекают его в «демографическом расизме», поскольку в современную эпоху доктрина Мальтуса в большей степени приложима к странам Азии и Африки, переживающим демографический взрыв. Другие высоко ценят вклад британского пастора в развитие не только социальных наук (политическая экономия), но и естественных научных дисциплин (например, экология). Известно, что «Опыт о законе народонаселения» подсказал Чарльзу Дарвину основную идею для его теории естественного отбора. Однако и в этой нише почитания благодарность Мальтусу сменяется на проклятия в его адрес в зависимости от того, как тот или иной человек оценивает наследие уже его ученика (Дарвина), например в контексте т. н. социального дарвинизма.

Беспрецедентный успех, который выпал на долю «Опыта о законе народонаселения», трудно объяснить какой-то одной причиной. Экономисты объясняют успех этой маленькой книги тем, что она в известной степени дополняет грандиозную работу Адама Смита, но с противоположной стороны. По остроумному замечанию одного из критиков первого памфлета Мальтуса, его можно окрестить «Опыт о причинах бедности народов»[140 - Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 104.].

Социалисты всех мастей склонны объяснять этот грандиозный успех прежде всего идеологическими причинами. С этой точки зрения памфлет Мальтуса, который в первой редакции по многим параметрам не дотягивал даже до стандартного трактата, просто появился в нужное время в нужном месте. Другими словами, «Опыт о законе народонаселения» – независимо от намерений автора – выполнил «идеологический заказ» и дал простое и буквально убийственное объяснение нищеты и страданий низших слоев населения. Иначе говоря, всевозможные лишения, болезни и преступность убивают «лишних» представителей низших классов, потому что они сами слишком непредусмотрительны, прежде всего в вопросах размножения. В терминах политической экономии «закон Мальтуса» стал мировоззренческой базой т. н. железного закона заработной платы (см. также ниже параграф о Рикардо).

В своем первом «Опыте…» Мальтус, во-первых, устанавливает цель для всех цивилизованных народов, которая заключается в необходимости обеспечить равновесие между ростом народонаселения и запаздывающим ростом объема ресурсов жизнеобеспечения. Во-вторых, он говорит о возможности репрессивные механизмы сдерживания роста населения (повышенная смертность, эпидемии, войны и т. п.) заменить превентивными мерами, которые в основном сводятся к контролю над рождаемостью[141 - Мальтус Т. Р. Указ. соч. – С. 15.]. Именно здесь Мальтус дает наисильнейший повод для обвинения его в человеконенавистничестве.

Позднее Джон Стюарт Милль придаст аргументам Мальтуса неожиданное звучание. В частности, превентивные аспекты доктрины Мальтуса Джон Стюарт Милль сделает частью своей программы политического и социального освобождения женщины. Как бы то ни было, с экономической точки зрения демографическая доктрина Мальтуса звучит не столь одиозно, как порой принято считать. В экономическом плане мальтузианское учение о народонаселении представляет собой теорию, которая сводит «причину бедности к простому соотношению темпа прироста населения с темпом прироста жизненных благ, определяющих прожиточный минимум»[142 - Ядгаров Я. С. Указ. соч. – С. 150.].