Диалектика отечественного военного прогресса

Говоря о военном прогрессе, под которым понимается деятельность отдельных людей, их групп, классов, партий и т. п. в истории, нужно указывать на самую существенную особенность социального действия. Она состоит в адаптивно-адаптирующем характере деятельности человека, с помощью которой он активно изменяет среду в соответствии со своими целями и потребностями, образуя «вторую природу», мир культуры или «неорганическое тело человека». Эта искусственная среда обитания характеризует любую из историко-культурных форм, а ее создание является итогом творческого развития орудийного характера деятельности. В свою очередь, орудийная деятельность стимулирует становление и развитие сознания, придает ему целенаправленный характер в отличие от генетически определенной животной целесообразности. На этой основе формируется субъективность человека: она возможна только в процессе совместной, коллективной деятельности, когда появляются солидарность и альтруистическое поведение, которое у животных имеется только в виде предпосылки.

Развитие общества есть естественноисторический процесс, поэтому в индивидуалистическом обществе это процесс удовлетворения потребностей индивидов, их деятельность в совокупности является определенным способом блокирования отклонений от нормы, специфической номой его реализации. Вместе с тем коллективистическое общество сущностью своей деятельности нацелено на то, чтобы превалировали жизнеутверждающие общественные отношения, позволяющие блокировать отклонения от нормы. И таким образом, как отмечает В.Д. Калашников, коллективистское общество предполагает принципиально иную форму реализации естественноисторического процесса[41 - Калашников В.Д. Научная теория и научная история // Теория и история. № 1, 2002. С. 55.]. Все это в полной мере отражается и на военном прогрессе, который может проявляться в своих рациональных и внерациональных формах.

Для исследования внерациональных проявлений военного прогресса важно учитывать, что в России всегда были сильны традиции гармоничного сосуществования рационального и внерационального, что в полной мере проявляется и в исследовании военного прогресса. Базисом здесь выступала диалектика, благодаря которой военный прогресс рассматривался в гармонии с другими проявлениями светской и духовной жизни общества. В частности, идеология государственного мышления как образ действительности – это характеристика целостности страны, где все понимают, что делают, где все понимают, что такое разномыслие, оторванное от необходимости быть, по Ф.И. Тютчеву, единомысленным как рать. Она влечет за собой настроение, с которым на каком-то уровне его развития совладать уже невозможно. Не случайно, что уже в Древней Руси, по крайней мере с XI века, русские идеологи писали о единоумии, единомыслии, единодушии, руководствуясь диалектикой единого и многого: единомыслие многомысленно, многомыслие – единомысленно[42 - См.:Яхнин Е.Д. Эволюция и будущее человеческого социума (общенациональная идея России в мировом контексте) // ВФ-2006-№5. С. 173.]. «Государственное мышление как образ действительности – это характеристика политического единомыслия и, соответственно, политического многомыслия. Отметим, что в русской цивилизации политическое многомыслие в принципе несовместимо со свободомыслием, традиционным западным устроением интеллекта и характером его исконной продуктивности в рамках универсалистской модели мира»[43 - См.:Панарин А. «В каком мире нам предстоит жить?»].

Идеология государственного мышления – это идеология масштабного мышления, это своего рода идеологический макроподход, когда деятельность всякого социального субъекта осмысливается с точек зрения определенной социальности всей страны. Правда, макроподход принимает во внимание главным образом лишь функциональность изучаемого предмета и опускает из виду то, как и что обеспечивает эту функциональность… В отличие от макроподхода идеология государственного мышления раскрывает диалектику прерывного и непрерывного в поле социальности коллективистского общества, согласно которому, так сказать, нет такой точки, где находится собственно государственное мышление – мышление и жизнь вместе со всей страной, в унисон всей стране, социальности всей страны. Государственное мышление – это, так сказать, мыслительный консонанс страны. И, следовательно, идеология государственного мышления – это идеология общественной настройки, гармонизации общества, общественных отношений, благодаря которой каждое общественное отношение совершенствуется вместе с другими общественными отношениями, и в каждом общественном отношении остальные общественные отношения находят свою законченность.

Государственное мышление нашего Отечества в системе диалектики рационального и внерационального предполагает рачительное, заботливое отношение к институционному оформлению нашего общества. Никакой социальный институт, имеющийся в указанной системе, не может быть предметом нападок или предметом отрешения от жизни общества. В то же время возникновение социальных институтов, инспирированное из-за рубежа в тех или иных целях, должно быть предметом пристального внимания. Они не должны становиться источниками роста социальной энтропии. В то же время социальный авангард страны должен быть институционально оформлен, т. е. социальный авангард должен получить институциональную законченность и его институциональная оформленность не должна заужаться по-западному до значений политической партии, среднего класса, социальной элиты и т. д.[44 - См.: Эрн В.Ф. Время славянофильствует. М.: Правда, 1991.].

В рационалистической версии социальной философии общество, государство представлены в виде образования, искусственно сконструированного людьми, их сознанием и волей. Степень оптимальности такой искусственной конструкции, по предположению, зависит от того, насколько познана человеческая природа и насколько адекватен ей принятый и реализованный общественный проект. Познаваемые философией сущности предстают в таком случае в роли нормы, образца, идеала для эмпирической действительности. Неизбежным оказывается элемент утопизма, по сути неисторического, поскольку соответствующий сущности правильный общественный порядок не предполагает истории своего становления, а может быть создан где угодно и когда угодно. «Преодоление указанного противоречия, – пишет Т.Е. Верховцева, – возможно на пути различения типов общества (индивидуалистического и коллективистского) и соответствующих им идеалов устройства общественной жизни»[45 - Верховцева Т.Е. Соборность: русская традиция и русский идеал // Теория и история. 2004. № 3. С. 86.].

Рациональная сторона военного прогресса детерминирована тем фактом, что способом бытия людей в обществе, формой их самоутверждения и развития в мире является общественно-историческая практика. Основу общественно-исторической практики людей составляет их деятельность, в ходе которой осуществляется не только активное преобразование, изменение природных и социальных условий их жизни, но и их самих. Общественно-историческая практика людей развивается на основе опыта всего человечества. Именно поэтому современная практика – это результат всемирной истории, выражающей бесконечно разнообразные взаимоотношения людей с природой и друг с другом в процессе различных видов деятельности.

Важной составляющей военного прогресса в интересующем нас комплексе приоритетов техногенной цивилизации является особая ценность научной рациональности, научно-технического взгляда на мир, ибо научно-техническое отношение к миру является базисным для его преобразования. Оно создает уверенность в том, что человек способен, контролируя внешние обстоятельства, рационально и научно строить свою жизнь, подчинять себе природу, а затем и саму социальную жизнь. Именно это ложное представление о своем всемогуществе, характерное для субъектов глобализационного давления, формирует иллюзию безнаказанности за военные преступления, что корректирует формы военного прогресса в XXI веке. В частности, предпочтение отдается тем видам вооружения, которые приносят максимальный эффект, не взирая на потери среди мирного населения. Однако устойчивость подобных отношений гарантировалась, скорее, не рационально, а иррационально – русским этническим архетипом, неосознаваемой и генетически наследуемой ментальной структурой. Ведь в исторической ретроперспективе слишком хорошо заметно, что эксплуатация русских этнических ресурсов превосходила все мыслимые и немыслимые размеры.

Принципиальным фактором рационализации военного прогресса является наука. Интенсификация процесса превращения науки в непосредственную производительную силу увеличивают ее значение как решающего фактора и стимулятора технического прогресса. Преобразующая роль науки не ограничивается рамками техники и технологии производственной деятельности. На научной основе решаются проблемы развития общественных отношений, движения общества к социальной однородности, формирования нового человека, подъема образования и культуры, совершенствования планирования и управления экономическими и социальными вопросами и т. д.[46 - Марксистско-ленинская теория исторического процесса / отв. ред. Ю.К. Плетни-ков. М.: Наука, 1987. С. 141.]

Однако четкого разделения рационального и внерационального начал в военном прогрессе не существует, поскольку он в отечественной традиции имеет диалектический базис. Постепенно в общественном продукте наряду с военной техникой стала увеличиваться доля продукции тяжелой промышленности, возобновился и начал расширяться нормальный кругооборот общественного воспроизводства, а национальный доход во все больших размерах стал направляться не только на обеспечение военных расходов, но и увеличение накоплений в народном хозяйстве. Перераспределение ресурсов в пользу военного производства перестало играть роль главного источника военных затрат, которые теперь обеспечивались за счет созданного слаженного и быстро растущего военного хозяйства, что явилось предпосылкой для подъема экономических сил страны в заключительный период войны[47 - См.: Чадаев Я.Е Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны (1941– 1945 гг.). 2-е изд., перераб. и доп. М.: Мысль, 1985. С. 441.].

Согласно марксистской точке зрения, способ производства не является единственным фактором, обусловливающим прогресс. Развитие, изменение способа производства есть база, определяющая прогресс общества. Но неверно сводить все только к технике – главной движущей силе исторического развития в марксистской теории. Выделим шесть ее основных постулатов: 1) единство исторического процесса и неизбежность прогресса; 2) объективность процесса, его независимость от воли и сознания людей; 3) стадиальность этого процесса, прохождение человечеством в целом ряда «научно» установленных стадий (формаций); 4) экономоцентризм, представление о производительных силах и производственных отношениях как о движущих силах прогресса и факторах, определяющих все остальные проявления нашей жизни; 5) классовый подход к анализу всех послепервобытных обществ, преимущественное внимание к проблемам эксплуатации и любым формам протеста; 6) насилие как основной метод решения социальных проблем и основной механизм прогрессивного развития. Все эти элементы влияют и на протекание военного прогресса.

Важным проявлением соединения рациональных и внерациональных сторон военного прогресса являются различные союзы. Основной структурной чертой международных отношений является модель альянсов. Иногда альянсы препятствуют войнам, поскольку потенциальному агрессору противостоит достаточно мощная коалиция. Но, когда в ситуации мощь агрессора возрастает, война разряжается с большей вероятностью. Иногда само по себе образование альянса рассматривается страной или странами, против которых он направлен, как серьезная провокация, что подталкивает их к угрозам по отношению к тому или иному участнику альянса, направленным на «проверку прочности» и разрушение альянса, которые могут быть вызваны тем фактом, что приверженность альянсу некоторых членов не является достаточно твердой и заслуживающей доверия. Наиболее опасными типами международных систем, скорее всего, являются те, которые характеризуются либо мягкой биполярностью, либо мягкой многополюсностью. Они опасны в двух отношениях: вероятность войны и вероятность того, что война в любой части системы втянет главные державы. Война более вероятна, поскольку расплывчатость взаимных союзнических обязательств в мягких коалициях ведет к возможности неверных расчетов и блефа[48 - См.: Озов Н. Война всегда рядом: сущность и происхождение массового организованного насилия // Война и геополитика. Альманах «Время мира» Вып. 3 / под ред. Н.С. Розова. Новосибирск, НГУ. 2013. С. 81.].

Онтология войны предполагает понимание военного прогресса в следующем ракурсе. Есть ли универсальная сущность, или бытийная основа, войны, и если есть, то в чем она состоит? Если таковой нет, то как объясняется практически повсеместный и перманентный характер возникновения и возобновления войн?

Порядок последующей работы по осмыслению онтологии и глубинных источников войны таков:

1) зафиксировать внешнее определение войны;

2) выделить характеристику войн во всемирной истории, что требует теоретического объяснения и философского осмысления;

3) представить исходный полиаспектный онтологический каркас и конкретизировать понятийные конструкции по каждому аспекту с ориентацией на потенциальную универсальность в описании явлений и периодов мира и войны в масштабе всемирной истории;

4) провести концептуальный анализ выделенных характеристик войн (2) средствами заданного полиаспектного понятийного аппарата (3), по возможности используя накопленные в науке эмпирические и теоретические знания, и представить эскизное объяснение (широкую предгипотезу) относительно происхождения (генезиса) войны, динамики и тенденций изменения войн в мировой истории;

5) путем обобщения и философского осмысления полученных понятийных конструкций и эскизных объяснений сделать выводы об онтологической природе и глубинных источниках войн.

Особенности общей исторической динамики войн:

1) явная корреляция милитаризации обществ с социальным и технологическим развитием;

2) военные революции, приводящие к скачкообразному росту масштабов и интенсивности войн;

3) разного рода циклы мира и войны;

4) легитимизация и делегитимизация войн в истории человечества[49 - См.: Озов Н. Война всегда рядом: сущность и происхождение массового организованного насилия // Война и геополитика. Альманах «Время мира» Вып. 3 / под ред. Н.С. Розова. Новосибирск, НГУ. 2013. С. 89-90.].

В качестве исходной основы будем использовать конструкцию из следующих фундаментальных аспектов онтологии:

1) сферный аспект, т. е. представление о четырех сферах бытия человека и человеческой действительности (биотехносфера, психосфера, социосфера и культуросфера);

2) системный аспект как представление о задействованных универсальных конструкциях тех или иных типов явления, вещи, свойства, отношения, переменных, системы, структуры, режимов, функций, процессов, механизмов, событии, состоянии, переходов и т. д.) и устойчивых связей между ними;

3) масштабный аспект, иными словами, совокупность континуумов макро/микро, главными из которых являются пространственный масштаб (от «здесь» индивида до всей поверхности Земли и доступного для людей космического пространства), временной масштаб (от «сейчас» до протяженности человеческой истории) и социальный масштаб (от индивида до человечества);

4) причинный, или динамический, аспект, т. е. разнообразные схемы соотнесения причин и следствий, движущих сил и изменений; наряду с логическими схемами (например, касающимися необходимости и достаточности причин) здесь используются те или иные понятия и конструкции системного аспекта (явления, события, процессы, механизмы, переменные и проч.), а также графовые средства для представления сложных причинных взаимодействий между переменными.

Регулярность войн указывает на включение их в некоторые режимы, т. е. войны в таких случаях становятся частью социальных режимов и режимов жизнеобеспечения. Для объяснения таких войн не требуется выяснить причины решений о начале каждой войны. Появляется тенденция рутинизации войн (включения их в режимы обществ) при сочетании таких условий:

1. Имеется постоянный ресурсный голод, причем не настолько сильный, чтобы препятствовать военной мобилизации, но и настолько слабый, чтобы выгоды мирного потребления перевесили жажду наживы; вполне вероятно, что постоянство этого ресурсного голода вызывается чисто мальтузианской причиной роста населения при ограниченности основных ресурсов (пашен и/или пастбищ) и слишком медленном технологическом прогрессе, не позволяющем расширять ресурсную базу без экспансии.

2. Имеющиеся средства насилия настолько эффективны, что позволяют легко вести завоевания, но еще не настолько мощны, чтобы надежно подчинить всех противников, не настолько сложны и дороги, чтобы такие средства нельзя было перенять; попеременное овладение новейшим оружием и военной организацией лишает победителей надежного преимущества и ведет к постоянному возобновлению войн реванша.

3. Имеющиеся международные коммуникации настолько развиты, что завоеватели осведомлены о богатых городах и землях, путях к ним, но еще не настолько интенсивны, чтобы систематические торговля, дипломатия, системы безопасности препятствовали попыткам завоеваний.

Ресурсы, захваченные при завоеваниях, становятся необходимым элементом регулярных процессов жизнеобеспечения. Соответственно, тот, кто не ведет регулярных войн, лишается внутренней легитимности и рискует стать жертвой тех обществ, которые такие войны ведут. Как справедливо в этой связи отмечает А.С. Панарин, технический прогресс – это осуществление социального заказа потребительско-гедонистического общества. В качестве потерпевшего, на которого возлагается расплата за эту стратегию быстрого успеха, выступает природа: техника угождает прихотям человека, уничтожая природу. Экологические преступления – не случайная девиация, они заложены в самой мотивационной структуре потребительской личности[50 - Панарин А.С. Философия истории. М.: Гардарики, 1999. С. 79.].

Экстраполяция достижений научно-технического прогресса все чаще рождает тезис о так называемом постчеловеческом будущем. Здесь имеют место две линии футурологических построений: одна связана с индивидуальным развитием человека, другая с его общественной организацией. В рамках первой линии предполагается, что биологическая эволюция может смениться биологической революцией. Совершенствование человека (усиление его физических и интеллектуальных возможностей, увеличение продолжительности жизни) результативно, но очень дорого стоит. Следовательно, совершенствоваться будет богатое меньшинство, разрыв с большинством по всем показателям будет увеличиваться. Различия будут биологически закрепляться (новые виды людей, наподобие новых рас). Это различие будет как межиндивидуальное, так и межобщностное (лидеры и аутсайдеры)[51 - См.: Горюнов В.П. Объективные основания синдрома конца истории // Научное мнение. 2012. №10. С. 19.].

Внерациональные проявления военного прогресса предполагают интегративный подход из-за многозначности самого понятия, где в отличие от рационального не существует четкого критерия.

Проблема соотношения рационального и внерационального остро стоит не только при исследовании военного прогресса. В частности, В. Межуев отмечает: «Для Запада общим для всех людей является разум. Русские философы искали общее в сфере духа – религиозного, морального, этического. На мой взгляд, оба ответа содержат долю истины. Но как их соединить в одно целое? Вопрос, проще говоря, в том, как одновременно жить по конституции и по Библии, по праву и морали»[52 - Межуев В. История, цивилизация, культура: опыт исторического истолкования. СПб.: СПбГУП, 2011. 440 с.]. Действительно, всякая философия истории, вводящая в осмысление исторического процесса представления об общественном идеале, в направлении осуществления которого будто бы развивается история, несла в себе неустранимый элемент трансцендентичности, хотя бы и совершенно иного типа, нежели религиозно-трансцендентное. Идеал предстает как нормативно-должное, с которым соотносится ход истории[53 - См.: Гегель Г. Лекции по философии истории. С-Пб: Наука, 2005 С. 30].

Военный прогресс был тесно связан с тем фактом, что политическая история XX века отмечена вспышками тоталитаризма, воплотившегося в фашистских режимах. Тоталитарные режимы заставили человечество вспомнить о самых мрачных страницах своей политической истории и, кроме того, с новой силой поставили проблему военного прогресса. Дело в том, что военная авантюра фашистской Германии тем не менее значительно подстегнула военный прогресс в его двояком смысле: как результат силы духа и как стимул к техническому рывку.

Ярким проявлением внерациональности военного прогресса является пресловутый «план Алена Даллеса». Как известно он изначально позиционировался как проект по уничтожению «мешающей прогрессу» России изнутри (за невозможностью уничтожить ее снаружи). Предполагалась длительная, ювелирная, нудная работа по разложению нашего менталитета, опрокидыванию нашей системы ценностей, ниспровержению вековых идеалов, – детская игрушка по сравнению с нашей «реформой образования», которая все то же самое сделает одним махом – притом что время «уже пошло». Такая «реформа», способствующая быстрому превращению хомо сапиенс в хомо экономикус, человека мыслящего в человека рыночного, для России страшнее любого нашествия, экономического кризиса или политического катаклизма; нейтронная бомба, которая, не вредя телу, уничтожает душу[54 - См.: Непомнящий В. Речь не о Пушкине // Литературная газета. 2009. 3–9 июня.].

Директор ЦРУ А. Даллес сегодня видится великим провидцем, ведь он еще в 1945 году писал: «Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания. Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них желание заниматься изображением и исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино – всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, – все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие, будут догадываться иди даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать их духовные корни, опошлять и уничтожать основы народной нравственности. Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением. Будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку всегда будем делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов. Вот так мы это и сделаем…»[55 - Цит по Кудашов В.И. Великая победа и поражение России // Теория и история. 2005. № 1. С. 70.]

Одно из самых ярких проявлений внерациональности – это фальсификация отечественной истории, в результате чего постепенно принижались заслуги России, в частности во Второй мировой войне.

Наша страна предпринимала определенные шаги по противодействию такой политике. Идея создания комиссии была направлена на исследование различного рода фальсификаций, направленных на принижение достоинства нашего народа и его вклада в Великую Победу над фашизмом, а также устанавливала бы и защищала историческую правду. Такого рода комиссии существуют в большинстве стран Европы. Например, есть Государственная комиссия по изучению национальной истории в Англии. Имена ее членов мало кто знает, но хорошо известно, что она призвана обосновывать и защищать легитимность политических институтов и политической власти страны. Так что в самом факте обращения на государственном уровне к истории нет ничего опасного для науки, свободных дискуссий и исторических исследований.

Принципиальной характеристикой внерациональных проявлений военного прогресса является воля, которая, как правило, неотделима от пассионарности. Можно с полным основанием утверждать: пассонарная вспышка невозможна без целенаправленной воли, которая, как огонь в степи, постепенно охватывает весь этнос, превращая его в неодолимую силу и стихию, с которой невозможно бороться. Наиболее трагическая ситуация возникает, когда воля сталкивается с безволием и отсутствием способности к сопротивлению. Такие коллизии неоднократно возникали в ходе мировой истории, включая и недалекую историю России. Народ в таких случаях превращается в неуправляемую массу, вождем которой может объявить себя любой проходимец и авантюрист. Вот почему сплоченность на основе единой и всеобщей воли превыше всего!

Внерациональность военного прогресса наиболее полно проявляется в восточных обществах. К примеру, татарское владычество не проникало в быт покоренной страны. Само татарское царство, как и все азиатские кочевые царства, было мозаичным. Оно втягивало а себя многие народы, подчиняло единой власти, облагало данью, карало неповиновение. Но оно в конечном счете не утверждало насильственно своего быта. Несмотря на грандиозный размах завоеваний, на сосредоточенность воли на внешних деяниях, в татарском царстве отсутствовала внутренняя сила. И поэтому, быстро возникнув, оно сравнительно быстро и распалось. Татарские завоевания были лишены религиозных побуждений. Отсюда их широкая веротерпимость. Татарское иго можно было переждать и пережить. Татары не покушались на внутреннюю силу покоренного народа. Помимо всего прочего, монгольский этнос, находившийся на стадии (в фазе) подъема, столкнулся со славянской обскурацией.

Главная книга позднего К. Шмита «Новая Земля» (1950), продолжающая развивать теорию «большого пространства», пронизана размышлениями о конце Вестфальской системы международных отношений и содержит предостережения об опасности глобальной унификации. Шмит выступает как «последний сознательный представитель» права континентальных европейских народов, которое предполагало войны ограниченного масштаба между суверенными государствами и сражения регулярных армий по типу дуэли. Англо-американский империализм, прикрываясь новой универсалистской фразеологией, разрушил классическое международное право, которое исходило из четкого разделения «земли» и «моря», стер линии демаркации и ввел дискриминирующее понятие врага, основанное на понятии справедливой войны. Европоцентричный номос (связь места, закона и порядка) позволял сохранять мир между сильными государствами и минимизировать жестокость в межгосударственных отношениях.

К. Шмит считал, что утрата порядка, основанного на национальном государстве, без четкой организации больших пространств может привести только к размытым пространствам и псевдофронтам, когда Америка будет стремиться играть роль настоящей Европы и хранительницы закона и свободы. В новом мировом порядке чрезвычайное положение становится перманентным и приобретает международный масштаб. Нарушается связь между порядком и местом, единственный гарант смысла в мировой политике – номос замещается нигилизмом. Шмит полагал, что даже если США когда-нибудь удастся учредить мировой порядок, порядок без плюрализма будет означать конец политического[56 - См.: Михайловский А.В. Борьба за Карла Шмита. О рецепции и актуальности понятия политического // Вопросы философии. 2008. № 9. С. 163.].

К. Поппер также признает значимость внерациональных форм военного прогресса: «Я знаю многих людей, которые рассматривают в качестве слабости Запада то, что мы на Западе не имеем несущей, единой идеи, не имеем единой веры, которую мы могли бы с гордостью противопоставить коммунистической религии Востока… Но я считаю это фундаментальным заблуждением. Нашей гордостью является то, что у нас нет одной идеи, а существует множество идей, хороших и плохих; что у нас нет одной веры, одной религии, а много разных хороших и плохих. Это знак выдающейся силы Запада, что мы можем себе позволить. Объединение Запада одной идеей, одной верой, одной религией было бы концом Запада, нашей капитуляцией, нашим безусловным подчинением тоталитарной идее»[57 - Popper K. R. Woran glaubt der Westen? // Auf der Suche nach einer besseren Welt, Vortr?ge und Aufs?tze aus drei?ig Jahren, M?nchen, Z?rich: Pipper, 1984. S. 238.].

Люди все еще не усвоили основную аксиому всякой политики, согласно которой право и государство создаются для внутреннего мира и осуществляются именно через правосознание. И в науке, и в жизни господствует формальное понимание государства, извращающее его природу и разлагающее в душах все основные начала гражданственности. Следуя этому пониманию, люди строят государственную жизнь так, как если бы она сводилась к известным, механически осуществляемым, внешним поступкам, оторванным от внутреннего мира и от духовных корней человека, наличность или отсутствие этих внешних поступков должны быть, по их мнению, обеспечены какими угодно средствами и какою угодно ценой – насилием или страхом, корыстью или наказанием; и к этому, будто бы, сводится все: только бы люди повиновались, только бы вносили налоги, только не совершали бы преступлений и не творили беспорядков, – а остальное неважно[58 - См.: Ильин И.А. О сущности правосознания. М.: Рарог, 1993. С. 105.].

Генетический детерминизм и межвидовые обобщения, сделанные этими пессимистически настроенными этологами, делают слишком легким обнаружение некоторых из их важных озарений – прежде всего осмысления того, что ход человеческой эволюции вплоть до наших дней, по-видимому, наделил привилегиями и мощью тех, у кого не было чересчур жестких запретов убивать своих соплеменников, а также понимания того, что в эпоху технологий массового поражения продолжающаяся поддержка подобного свойства работает против выживания, а не в пользу него, и наконец, того, что в ходе продуманного социального конструирования с использование уникальных способностей человека обучаться на опыте и вырабатывать предсказания требуются новые выдающиеся личности ради предотвращения вымирания данного вида в будущем[59 - См.: Коллинз Р. Конфликт с применением насилия и социальная организация: некотоыре теоретические следствия из социологи войны // Война и геополитика. 3-й выпуск Альманаха «Время мира» / Под ред Н.С. Розова. Новосибирск, НГУ, 2013. 571 с С. 52.].

В современных условиях мы становимся свидетелями того, как из холодной войны «… родилась не только Российская Федерация, но и многое другое, включая глобализацию… Однако формирование постхолодного мира не завершилось – оно идет полным ходом, и РФ все больше и больше становится объектом этого процесса: генезис системы определяет ее функционирование»[60 - См.:Фурсов А. Виновны в непонимании. Размышления о холодной войне // Литературная газета. №10. 15–21 марта. 2006 г. С. 4.]. Именно «патриотизм спас Россию; к сожалению, американский патриотизм подорван саперами культурной революции. Когда Мадлейн Олбрайт, Уильям Коэн и Сэнди Бергер отправились в Огайо, рассчитывая добиться поддержки в вопросе возобновления бомбовых ударов по Ираку, они с изумлением обнаружили, что поколение Икс жаждет участвовать в клинтоновских войнах не больше, чем Билл Клинтон и его поколение Вудстока жаждали воевать за Никсона»[61 - См.: Бьюкенен П.Дж. Смерть Запада М.: ООО «Издательство АСТ»; СПб.: Terra Fantastica, 2003. С. 338.].