С пылью в глазах

– Я ошибался на твой счёт, – услышала она рядом от Хегли, внимательно наблюдавшего за её стрельбой. – Ты так выглядишь, будто тебя с подиума сняли, и я не поверил, что… А на самом деле ты мастер своего дела, я в этом уверен.

Ему было нелегко признавать свою неправоту, тем более перед врагом. Но он перешагнул через большинство своих принципов лишь для того, чтобы не увидеть переламывания сигареты пополам – осознание достойной силы противника выбило бы его из устойчивого психологического положения.

– Я не обижаюсь, – Мишель подняла дуло винтовки вверх и впустую использовала свою возможность деморализовать лучшего диверсанта «Грозы». Её довольный взгляд не сходил с Хегли, который стеснительно старался уберечься от него.

– Госпожа, вы выбили девять квадратов и получаете приз за свою меткость, – помог антилопе хозяин тира. – Выбирайте.

Они отошли к соседнему столу, на котором располагались качественные мягкие игрушки. Фланнаган, оглянувшись, убедившись, что его никто не видел, поднял дуло с удобной левой руки и истратил свой последний патрон впустую – пуля пролетела довольно далеко от цели.

Когда парень подошёл к Мишель, рассматривавшую мягкую жёлтую игрушку, он заметил, что маленькая дамская сумочка на цепочке, которую тигрица носила через плечо, была открыта. В темноте Фланнагану не удалось рассмотреть содержимое, но ему показалось, что сверху лежали небольшая книжонка и пистолет той же модели, что и у большинства диверсантов «Грозы».

– Это тебе! – с усмешкой сказала Ярвинен, протягивая выигранный ей приз перед собой. Хегли с возмущением посмотрел на девушку, считая, что она издевалась над ним за его косую стрельбу. – Я не шучу.

– Это как-то… неправильно, – сглотнув, ответил парень. – Меня оскорбляет твой подарок.

– Прости.

Ярвинен прижала плюшевое изделие к себе, ощущая приятную мягкость от прохладной ткани. По её реакции можно было сразу смекнуть – тигрице давно не приходилось довольствоваться мягкой игрушкой. Суровый отец колючей проволокой оградил свою дочь от обычного женского детства, внушил ей необходимость быть бойцом. Но Мишель не шёл боевой раскрас.

Антилопа смотрел на неё с явно восходящей злостью. Она ущемила его эго, которое стояло на принципах окаменелости и хладнокровия. Ему – самому разыскиваемому преступнику города – приходилось терпеть многое, но недооценки со стороны врага – никогда.

– Мне надо идти, – скромно сказала Мишель.

– Так рано?

– У меня работа не ограничивается дневным временем. Ночные смены никто не отменял.

– Я думал, что начальство обычно спит по ночам, пока простые смертные вкалывают.

– Ну я ведь хороший начальник и должна показывать подчинённым пример. Тем более, мне самой нравится проводить ночи на работе. Я так чувствую себя полезной и очень-очень важной.

– Тогда не смею тебя больше задерживать. Удачной работы, – с нарисованной улыбкой сказал Хегли.

– Скоро увидимся!

С каждым пройденным дальше от Хегли метром Ярвинен ускоряла темп, пока не села на велосипед, прижав игрушку между сидением и рулём, и полностью растворилась в ночи.

От Фланнагана несколько раз уходила цель всей его жизни. Ликвидировать обер-прокурора Доминиона чуть ли не самое грандиозное событие для диверсанта. Но приходилось терпеливо смотреть ей вслед. Даже с порывами злости импала выделял яркие стороны Мишель. Ему было с чем сравнить и от этого нагревалось всё тело, включая драгоценные рога.

Хегли заметил подошедшую особу, которая, остановившись на уровне его плеча, замерла, не произнесся ни единого звука. Со стороны веяло сильным запахом духов из экстракта полевых цветов. Этот аромат он мог узнать из тысячи других.

– Красивая девушка, – сказала Молния, скрестив руки у груди и монотонно повернув голову к своему парню. – С такой не стыдно сходить на свидание в какое-нибудь весёлое место. На твоё счастье я знаю, кто эта девушка, поэтому можешь голову передо мной не склонять.

– Кто тебе рассказал? – по-прежнему без движений спросил Хегли.

– Не ты – это прискорбно. Крутишь за моей спиной роман с хищницей, а я об этом узнаю от своего координатора. Экстернормом решил стать?

– Ты бы ещё громче кричала, чтобы весь парк слышал.

– Я всё ещё жду объяснений, – Молния настойчиво пыталась выжать из антилопы признание вины.

– Могу повторить в сотый раз – я не буду оправдываться. Даже перед тобой. Тем более перед тобой!

Проникнувшись чувствами ответа, девушка отвернулась в сторону, тихо приказала явиться в нужное место через полчаса и медленно удалилась. Она часто грубила Хегли, иногда с особым умыслом, но никогда не позволяла обращаться с ней также.

Фланнаган обернулся. Ему казалось, что с каждой встречей Молния отдалялась – сложность в их отношениях была очевидна для него с первых дней, словно никто в паре не чувствовал себя раскрепощённым и свободным, а, как и положено двум лучшим диверсантам, держали себя под замком, не давая ни единому лишнему слову вырваться наружу. Они знали друг о друге многое и не знали ничего. Пройдя через самые острые штыки в «Грозе», не раскрыли свои настоящие имена, общались лишь по позывным.

Все круги группировки воочию видели непонятный роман двух импал, к которому Хегли был прикован преданностью и лёгкой, несерьёзной влюблённостью. В девушке он видел пламя, азарт, которые заводили его, затягивали с головой. Но так было всего лишь на протяжении первых нескольких месяцев.

Их первая встреча, которая была два года назад, вызвала у Фланнагана восхищение. Он смотрел на неё сквозь сглаживающую линзу с розовым оттенком. Её утончённая фигура и нежные черты мордочки были для него важней острого языка и дерзости. Его разум заплывал в светло-карих глазах и едва заметной улыбке, мутнел от игривой походки и строгой осанки. Она была для него воплощением красоты, что могла уместиться в сознании импалы. Но самым главным фактором была видовая принадлежность, которая в первые секунды определила интерес двух диверсантов друг к другу.

Очнувшись от рассуждений, Хегли вспомнил о своей цели. Путь до нужной точки казался ему самым мерзким, ведь приходилось спускаться в канализацию да ещё и через закрытую территорию, где на сторожевом посту сидел старый друг «Грозы».

Заброшенный завод, некогда выпускавший посуду, десятки раз переходил из рук в руки в поисках достойного хозяина, который смог бы найти применение сорока гектарам земли с целыми производственными постройками в пределах города. Но сторож был бессменен. Купрос ястребом нависал над каждым пытавшимся проникнуть на территорию неприятелем и свободно раскрывал ворота перед сородичем. Для этого его и держали.

Он стоял возле трёхметровых автоматических ворот и затейливо вертел головой по сторонам. За спиной висел его любимый обрез, который со дня покупки не вкушал порохового дыма. Купрос лишь иногда менял в нём патроны, чтобы хоть на те секунды почувствовать себя настоящим убийцей. Его не взяли в основу «Грозы», он не стал диверсантом лишь из-за двух горбов за спиной, и верблюда как никто другой понимал импала. У него была огромная копна волос на голове, которую Купрос частенько взъерошивал на голове, чтобы выглядеть нестандартно. Ему хотелось быть опасным, он, как сам считал, был жадным до неоправданного насилия.

– Да это же сам, мать его, Гром! – негромко прохрипел охранник, увидев перед собой Фланнагана. – Давненько не видел тебя, друг.

– И я тебя тоже, дружище! – сказал Хегли, похлопав по плечу верблюда. – Мне пришлось больше месяца просто сидеть дома. Ждал, пока в медицинской лаборатории соберут всю ртуть.

– Да, наслышан! – ответил Купрос, рассмеявшись. – Страшно было стеклянный шар с собой нести?

– Очень страшно. Я постоянно держал его перед собой. А когда нужно было кидать, наверное, минуты четыре целился и находил удобную позицию. Ну представь, если бы я промазал, то меня можно было сразу в ковёр закатывать и на кладбище везти.

– Зато сколько драгоценного времени пришлось губернатору потратить, чтобы найти новое место для исследования. Говорят, что у него уже наступила активная стадия.

– Ну и поделом ему. Он за свою жизнь столько страданий принёс простому народу, что даже онкология для него не является достойным наказанием. Хотя это всё-таки ужасно.

Купрос широко распахнул железную калитку, пропуская вперёд диверсанта, которого считал своим другом, которому рассказывал свои самые строжайшие секреты и с которым мог делиться всем накипевшим. Их разговоры были недолгими, но максимально продуктивными. Хегли не мог говорить с Хью о Молнии или проблемах «Грозы», но пара своих ушей всегда была на верблюде.

Они шли по затемненным ходам во дворе завода, не озираясь назад и не боясь быть услышанными. Разбитые кирпичи и расколотые плиты, поросшие сорняком, мешали удобной ходьбе, а жуткое эхо ветра, которое проносилось по открытому пространству, пугало антилопу внезапностью. Импала частенько поглядывал в небо, искрившееся от созвездий и скоплений, на уровне инстинктов чувствовал каждую преграду перед собой. Ему был известен каждый поворот на заводе, хотя ему ни разу не доводилось гулять по нему при свете дня.

– Что приказали делать сегодня? – спросил верблюд у задумавшегося друга.

– Прости, но я пока не могу тебе об этом рассказать. Ты же знаешь, это запрещено. Я могу тебе всё рассказать в мельчайших подробностях, но только после самой миссии.

– Ну хотя бы пару слов. Что тебе сказал Тень?

– Он в последнее время очень нервный. Разговаривать не хочет, ничего толком не объясняет, всё в каких-то тайнах. Не к добру это.

– А я всё вспоминаю слова Феникса, молюсь о погибших, – произнёс Купрос, положа руку на грудь и приподняв голову к небу. – Когда он всем пытался доказать, что Тень на самом деле женщина. Этот тигр вообще странным был, но ему хотелось верить.

– О Тени я ничего не знаю. Да я даже о Молнии ничего не знаю, а мы с ней… если это вообще можно назвать любовью.

– Кстати, – тяжело сказал верблюд, словно сложность в отношениях переживал не Хегли, а он, – Молния заходила сюда без тебя минут десять назад, расстроенная и злая.

– Я умоляю тебя, не надо о ней говорить. Самого уже тошнит от неё. Вот почему так бывает, а? Обёртка красивая и яркая, а сама конфета – никакая, блин. Всё, не будем о ней.