Три небылицы за постой

В другой раз засыпали угля, снова начали дуть. Теперь хотя бы чуть закраснело на огне каменное яйцо. Но и вторая наковальня с молотом рассыпались. И так – шесть раз. Настал седьмой, последний раз. Снова дуют мехами кузнецы, Николка им тоже помогает. Глядят – раскалилось каменное яйцо до самого белого каления. Призвали они себе на помощь силы небесные и снова ударили по яйцу последним молотом. Брызнули во все стороны искры, и рассыпалось яйцо на мелкие кусочки. В тот же миг взметнулся над кузней страшный вихрь – даже крышу с неё сорвало. Донёсся откуда-то издалека звериный вой и стон, и всё затихло. Поблагодарил кузнецов Николка за труд их славный, и поскакал к стольному граду.

А там радость и ликование – рассыпалось, обратилось в чёрную глину несокрушимое трёхглавое чудовище вместе со своим конём. Погубила-то, вернувшись к столице со своей горы, втрое злее стал. Почти все пригородные посады пожёг, люди еле успели за городские стены спрятаться. Витязи, что биться с ним взялись, при одном его виде врассыпную разбегаться стали. Кто-то и вовсе в густом лесу спрятался, затаился – авось, не заметит и в живых оставит. Только вдруг отчего-то захромал конь-дракон, и сам Погубила свою прыть утратил. Вроде и скачет, а мечами машет впустую и невпопад. Приободрились витязи, осмелели малость, начали чудище копьями закидывать, стрелами осыпать. А иные с наскока бить его начали палицами, мечами рубить. И настал такой момент, когда все богатыри, разом налетели на него, и вонзили в Трёхглавого свои мечи. Повалил от чудища чёрный дым, и стал он большой кучей чёрной глины.

Народ из города высыпал, славить витязей начал, все радуются, пляшут, столы накрывают. А среди витязей тут же начались раздоры и споры – кто именно победил страшилище, кто нанёс ему смертельный удар? Всяк доказывает, что это именно он сразил Погубилу. А уж те, кто в лесу прятался, и вовсе в грудь себя кулаком стучать начали, дескать, я это был, я! Всякому же хочется стать царским зятем, красавицу-царевну повести под венец. Дошло до того, что иные даже за мечи хвататься начали – я победил, и – всё тут!

Увидел царь Дементий Премудрый, что радость избавления от одной беды, того гляди, в другую беду перерастёт – в сечу междуусобную, встревожился и очень опечалился этому… Что же делать, как же быть? И повелел он всем остановиться и прекратить всякие споры. Сказал он богатырям:

– Идёмте ко мне во дворец, храбрые воины, давайте сядем за столы уже накрытые, остынем от горячки ратной, и спокойной, разумной речью обсудим, как нам лучше поступить.

Подумали витязи и согласились. Стали пировать, своей доблестью бахвалиться, а царь позвал на пир старого придворного звездочёта и попросил сказать: кто же из тех, что сидят за столом, стал настоящим победителем чудовища?

– Хорошо, – сказал звездочёт, – спрошу я у звёзд имя того, что чья рука сразила Трёхглавого. Но только мне на это понадобится времени немало. Поэтому, государь, продолжай пир – пусть слуги подносят витязям вина и яства, пусть они пируют – всё спокойнее будет.

На том и порешили. А Николка той порой на полпути к стольному граду решил прилечь, отдохнуть. Отпустил коня пастись на лесной поляне, сам лёг под деревом на тот случай, если вдруг пойдёт дождь и задремал. Сквозь сон услышал он медвежье рычание и проснулся. Съел оставшийся орешек, и стал слушать, чего там медведи разревелись. А косолапые говорят про каких-то людей на конях при оружии, которые прячутся в соседней роще.

– …В ельнике густом они прячутся, над тропинкой лесной сетку натянули. Уж, не охотники ли к нам нагрянули? – беспокоится молодой медведь.

– Нет, это не охотники, – отвечает старый. – Сороки стрекотали, что в наши леса заявился разбойник Карпило -Живодёр. Ищет он какого-то человека, чтобы изрубить его на мелкие кусочки. Неспроста в наш лес со всей округи волков набежало – видно, чуют богатую поживу…

Понял Николка, что это по его душу заявилась сюда разбойничья шайка.

«Ну, что ж, – думает он, – трём смертям не бывать, а одной – не миновать. Поеду через ельник. А уж там – как судьба решит. Посмотрим, чья возьмёт…»

Собрался он, оседлал коня, и поехал по лесной тропе в сторону ельника. А там разбойники и в самом деле его поджидают. Подсказал им подлый человек, присланный боярским сыном Фолопием, где и как им Николку сыскать. Да ещё за его смерть прислал большой кошель золота. Как тут Карпиле не польститься? С любой стороны, как ни глянь, ему выгода. И золота получил, и коня богатырского себе заберёт, и ненавистного ему Николку погубит… Чем не радость для души разбойничьей?

Только не знали разбойники, что уже ведомо Николке про их засаду, и что к сече с ними он уже изготовился. Как только увидели они витязя, сразу же сбросили на него крепкую шёлковую сеть, что и медведю не под силу разорвать. Да что сеть против меча, откованного из самого крепкого булата?! Лишь раз им махнул Николка, и распалась она на две половины. Взвыли от злости разбойники, уже заранее праздновавшие лёгкую победу. Выхватили сабли, и со всех сторон кинулись на богатыря во главе со своим атаманом Карпилой. И началась сеча беспощадная и лютая. Рубится Николка, машет мечом и направо, и налево. Как кочаны капусты во все стороны разлетаются разбойничьи головы.

Уж, и у него самого, и у коня кровь из ран течёт, а разбойники не унимаются – как ополоумели в своей слепой злобе, всё кидаются и кидаются. Но, как видно, судьбой было решено, что найдёт их шайка свою погибель в этом лесу. Последним набросился на Николку сам Карпило. Он всё надеялся, что устанет богатырь биться с его подручными, и тогда он сможет победить его одним ударом. Да только просчитался злой разбойник. Хоть и утомился, хоть и ранен был Николка, но одним махом перерубил саблю атамана и тот, с перепугу свалившись с коня, разбил голову о придорожный камень, да и дух последний тут же испустил.

Лишь один молодой разбойник, который в сече не участвовал, остался жив. Упал он перед витязем на колени, и стал просить о пощаде.

– Встань! – сказал ему Николка. – Не поднимаю я руку на безоружного. Скажи мне лучше, кто позвал сюда Карпилу, кто на меня напасть подговорил?

И рассказал ему разбойник, что намедни был чей-то гонец у них, в Карпиловых лесах, который привёз атаману большой кошель золота и письмо тайное. После этого-то их шайка и подалась под стольный град, чтобы выследить богатыря и устроить на него засаду. Сразу же понял Николка, что это подлое дело учинил кого-то из знатных завистников. Приказал он разбойнику взять коня Карпилы и следовать за ним.

– …Хватит тебе шляться по лесам, хватит разбойничать! – сказал он. – Езжай к отцу-матери, поди, истосковались, тебя вспоминая, и займись хорошим, добрым делом.

– Рад бы к родителям, да не знаю я их, – пригорюнился разбойник. – Ещё когда себя не помнил, попал я в эту шайку, при ней и вырос. Когда Карпило шёл в набег, я охранял их пещеру и готовил еду. Хотел он и меня к своему ремеслу пристроить, да не по душе мне было злодействовать. Хоть и был я в шайке, а чужой крови на моих руках нет.

Доехали они до ручья, окунул Николка в него свою чудесную раковину, сам испил воды, напоил коня, промыл себе и ему раны, и стали они тут же затягиваться. Уже темнеть начало, как приехали путники в посад. Хоть и пожёг его Трёхглавый, но там всё равно – и радость, и веселье. Еле-еле смогли они добраться до избушки Селивёрстовны – всяк их за стол зовёт, всяк угостить норовит. А избушку огнём хоть и опалило, но она, всё же, уцелела. Вошли путники в избу, хозяйка высекла огня, зажгла лучину, взглянула на того, что пришёл с её постояльцем, отчего-то ахнула и спросила, как его зовут.

– Всегда Пантелеем звали… – ответил разбойник.

Вскрикнула она, и упала без памяти. Подняли её, водой напоили и, плача, сказала Селивёрстовна молодому разбойнику:

– Ты – сын мой, много лет назад похищенный злыми людьми.

Рассказала она что когда-то напала на их посад невесть откуда взявшаяся разбойничья шайка. кого-то – ограбили, кого-то убили. А у неё забрали малолетнего сына. Его отец в это время был на промысле. Когда вернулся и узнал о случившемся, с горя заболел и вскоре умер.

– Где ж ты был все эти годы? – спрашивает Селивёрстовна.

– Там же и был, в разбойничьей шайке, – признался Пантелей. – Поэтому, прости, матушка, но остаться с тобой я не смогу. Ведь если узнают, что я из шайки Карпилы, то быть мне на плахе. Пусть никого я не убил, не ограбил, но как теперь это докажу?

– Не горюй! – сказал ему Николка. – Сейчас же поеду в царский дворец, и попрошу у царя для тебя милости, чтобы снята была с тебя всякая вина. Бог даст, царь в моей просьбе не откажет.

– Да, надо бы тебе туда съездить, надо бы! – вздыхает Селивёрстовна. – Там сейчас пир горой, победу над чудищем празднуют. Одна только царевна Настенька, говорят, сидит в слезах. Ей теперь из господ князей или графьёв кого-то в женихи выбирать себе придётся. Только она уже объявила, что скорее в монастырь уйдёт, чем выйдет замуж за немилого и постылого. Говорят, ждёт она того, что на пир не пришёл.

…А во дворце уже который час пируют витязи, уже не одну бадью вина осушили, съели жареного быка, дюжину баранов, а уж уток и гусей – и вовсе бессчётно. Музыканты для них на гуслях, дудках и бубнах играют, шуты скачут и кувыркаются, бояре здравницы провозглашают… Веселятся богатыри. Оно и понятно: на дармовщину – что ж не разговеться-то? Пусть даже от иного в сече пользы было – ни на медный грош, зато языком-то себе славу можно раздуть и на сотню золотых! И все ждут, что же скажет старый звездочёт. Вечер-то уже настал, звёзды все, как есть, высыпали. Смотри, да угадывай… А его всё нет и нет.

И, наконец-то, вошёл он в пиршественный зал, длинную, белую бороду сжимая в кулаке и опираясь о посох. Увидел царь звездочёта, и сделал знак рукой, чтобы тишина настала. Тут же смолкли музыканты, тут же притихли и богатыри. Ждут, что скажет звездочёт, но в душе-то каждый надеется, что назовут именно его! По совести сказать, немалое число витязей через своих доверенных слуг пробовали передать старику золотишка. Чтобы гадал он не по звёздам на небе, а по золотым в кошелях. Но слуги так ни с чем и вернулись – и близко не подпустил их к себе несговорчивый старик.

Со вздохом поклонился царю звездочёт, развёл руками и сказал:

– Прости, государь, простите и вы, господа рыцари, но звёзды говорят, что сейчас нет среди вас того, кто одержал настоящую победу над порождением чёрной бездны.

Рассердились витязи, разгневались – как это так?! Это кто же тогда, если не они, убил Трёхглавого?!! Старик, понимаете ли, совсем из ума выжил – несёт невесть что! А вот они, богатыри, точно помнят, как вонзали в Погубилу свои мечи!

Покачал старик головой и сказал:

– Что спорить петухам, сидящим на заборе о том, чей из них крик поднял солнце утреннее? Вот также и здесь – мечи-то вы вонзили, да только уже в тот момент, когда настоящий сокрушитель чудовища отнял у него чёрную колдовскую силу.

– Ну и где же он сейчас? – спросил царь Дементий Премудрый.

– Едет к твоему дворцу, государь, на коне, сияющем чистым серебром. Скоро ты его увидишь!

Удивились витязи, притихли. Что бы это значило? У кого из тех, что выезжал на битву, конь был серебряной масти? Да, белой масти кони были, но – белой, а не серебряной! Про питьё и еду забыли богатыри, глаз от дверей не отрывают – кто же это он?!

А Николка въехал в город, и по мощёной камнем улице направился во дворец. Сам всё думает про то, как бы ему ещё хоть раз увидеть царевну Настеньку. Вдруг слышит, какой-то мальчишка закричал на всю улицу:

– Смотрите! Витязь на серебряном коне! Витязь на серебряном коне!

Удивился Николка – это где он такого увидел? Оглянулся – вроде, никого… И тут его взгляд упал на коня, и своим глазам он не поверил: его вороной конь вдруг стал белее снега и засветился серебром! Не знает он, что и думать о таком чуде. Народ со всех сторон стал сбегаться. Кто-то из толпы кричит:

– Вот же он, наш настоящий избавитель!

Спешился Николка перед воротами царского дворца, а стража дорогу ему загородила, во двор не пускает. Твердят, что, мол, самим царём не велено им никого пускать. И могло бы так случиться, что если бы не обещание данное Пантелею, махнул бы рукой Николка, и поехал бы прочь. Но не мог он обмануть мать и её сына, что чудом смогли встретиться. Стал добиваться, чтобы открыли ему ворота, а иначе, пригрозил, выбьет их плечом. Тут слышит он голос знакомый:

– Ну, здравствуй витязь, вот мы и свиделись!

Оглянулся Николка и видит перед собой того самого десятского, что приезжал в их деревню звать удальцов на битву с Трёхглавым. Правда, теперь десятский в чинах вырос до сотского. Стал он спрашивать стражников: а сам ли государь отдал приказ никого не пускать? Замялись стражники. Признались, что такой приказ от имени царя им передал зять царский – Фолопий.

– А с каких это пор Фолопий стал называть себя царским зятем? – нахмурился сотский. – Свадьбы не было, под венцом они с царевной не стояли, она его своим женихом не назвала. Что за глупости? А ну-ка, открыть ворота!

Деваться некуда, подчинились стражники, открыли. Пошёл Николка во дворец. Входит в пиршественный зал, и тут же настала там мёртвая тишина. Всяк по-своему удивился. Царь Дементий дар речи потерял потому, что победителем чудовища оказался не князь, не боярин, а простой крестьянский сын. Царевна Настенька даже слова не могла вымолвить от радости, снова увидев своего ненаглядного. У боярского сына Фолопия от страха, что сейчас все узнают про сотворённую им подлость, и язык отнялся, и ноги как не свои стали. Идёт Николка к царскому столу, а со стороны бояр шепотки злые доносятся:

– Это что за невежа неотёсанный? Как смеет он, мужик лапотный, идти, и нам, знати родовитой, не кланяться?!

А Николка подошёл к царю, поклонился и сказал: