Три небылицы за постой

– Пришёл я, государь не за наградами, а просить милости твоей для разбойника Пантелея, который в малолетстве был похищен шайкой Карпилы. Правда, хоть и вырос он среди разбойников, но никакой вины на нём нет – настоящим разбойником он так и не стал. А сегодня после многолетней разлуки встретил он свою мать, и просит о том, чтобы было позволено ему остаться жить в посаде и продолжить ремесло своего отца.

Подумал царь и махнул рукой:

– Быть посему! С этого часа считать Пантелея ни в чём не повинным, свободным и вольным человеком. А почему ты стал просить за него?

И рассказал Николка, что напала на него по пути к столице шайка разбойничья, которая хотела его убить, да сама и полегла в жестокой сече.

– …Теперь, государь, нет больше разбойников в Карпиловых лесах, все дороги там открыты и для конного, и для пешего. И ещё скажу, государь. Пантелей рассказал мне, что подговорил Карпилу и дал ему за мою голову кошель золота, кто-то из тех, что сейчас сидит за этим столом.

И снова настала гробовая тишина. Витязи удивляются, меж собой переглядываются. Один лишь Фолопий побледнел, как полотно, сидит, ни жив, ни мёртв.

– Отрадные вести ты принёс! – одобрил царь Дементий. – Но почему же не спрашиваешь о награде? Ведь это же ты сумел лишить Трёхглавого его колдовской силы? Или не ты?

Улыбнулся Николка в ответ.

– Государь, для меня главная награда – мир на той земле, где я родился и живу. А бить себя в грудь кулаком и кричать о том, что это я один со всем справился – было бы недостойно настоящего воина.

Услышали его слова сидящие за столом, и стало им стыдно за своё самохвальство. А Николка продолжил:

– Уж, коли на то пошло, государь, то не было бы избавления от чудовища, если бы не подмога семи кузнецов, что не пожалели ни своей кузни, ни кузнецкого снаряжения, и разбили-таки усилиями великими колдовское каменное яйцо, в котором таилась вся сила Трёхглавого. А что бы я сделал, если бы не подарок вдовы кузнеца из посада – этот меч и доспехи, что крепче, самого крепкого булата? Поэтому не буду я хвалиться и одного себя победителем называть.

Задумался царь. Никак не ожидал он услышать от крестьянского сына столь рассудительных и мудрых речей, исполненных настоящего благородства. Иной на его месте, гляди-ка, запросил бы себе богатства и славы вдвойне против обещанного. А этому, как будто, вообще ничего не нужно.

– Так ты, что же, сам отказываешься от всего того, что мною было обещано? – спрашивает царь.

– От всего, кроме одного-единственного – руки твоей дочери Настеньки. Без неё мне и свет не мил. Если только, конечно, она сама не против…

– Я согласна! – ответила Настенька, и показала ему на своей руке серебряное колечко.

Уже на следующий день их обвенчали, и сидел Николка за свадебным столом в богатой одежде, не в силах поверить своему счастью, что с ним теперь будет его любимая. Веселятся гости, молодых поздравляют, но только неспокойно на душе у жениха. Чувствует он, что кто-то готовит им обоим злую западню, кто-то их обоих собирается погубить. И как только подали молодым поднос с яствами и вином, взял он свой кубок и незаметно обмакнул в него чудесную раковину. Дал её Настеньке и шепнул, чтобы сделала она то же самое.

– Зачем? – удивляется царевна.

– А чтобы наша с тобой свадьба не обратилась в наши похороны… – ответил ей Николка.

Не стала больше расспрашивать его Настенька, и следом за ним окунула раковину в свой кубок.

Как стали гости провозглашать здравницы в честь новобрачных, по обычаю отпили они из своих кубков по самой малости. И тут же словно неведомая сила в них влилась, здоровья у обоих втрое прибавилось, радость и веселье переполнили душу. А боярский сын Фолопий в это время смотрел на них из-за другого стола, и всё ждал: когда же они оба упадут замертво, чтобы больше уже не поняться? Он ещё утром, когда шло венчание, приказал своему слуге подсыпать молодым в кубок отравы. Но они хоть и выпили из отравленного кубка, а умирать почему-то и не подумали. Наоборот, царевна стала ещё краше, а Николка стал на зависть любому заморскому принцу. Одолели Фолопия сомнения: а яду ли ему дала старая ведьма, которой он отдал за него триста золотых? А что, если она чего-то напутала, и вместо отравы дала целебное зелье, придающее сил и здоровья?

«Так оно и есть! – думает Фолопий, сам аж зубами скрежещет. – Напутала хрычовка окаянная. Ну, раз уж деньги я отдал, а отравить эту деревенщину и царевну не получилось, так хоть самому себе сил прибавить. Где там склянка с зельем?»

Всыпал в свой кубок остаток ведьминого снадобья, размешал с вином, и выпил. И тут же в глазах у него потемнело, в голове помутилось, дыхание остановилось, и он умер, даже не уразумев, что же с ним такое стряслось. Только тогда и поняли Николка с Настенькой, когда бездыханного Фолопия выносили из-за стола, что он-то и был тем тайным злодеем, который творил подлые дела. Видя это, испугалась знать, начала меж собой шушукаться, что, мол, как видно, и в самом деле хранит этого крестьянского сына неведомая сила – ни меч, ни яд его не берёт. Уж лучше не желать ему зла, а то к самим же оно и вернётся.

И стал с той поры царевич Никола жить во дворце со своей Настенькой в любви и согласии. Только не любил он без дела по углам околачиваться да на пирах напихивать себя всякими яствами. Что ни день – едет по городам и весям, смотрит, где какие неурядицы, где какие кривды творятся. А как час выдастся, идёт перенимать у царя Дементия мудрёную науку – как страной править. Чай, это куда труднее, чем пасти стадо коров! И когда настал тому срок, начал он править сам, и остался в летописях тамошних как царь Никола Справедливый. И никто-никто даже не мог припомнить, что когда-то, очень давно, был он бездомным сиротой Николкой Ничьим, который пас по лесистым буеракам деревенских коров. Лишь Настенька, когда они оставались наедине, просила его сыграть на жалейке…

* * *

СКАЗ ПРО СТЕПАНА-ДРОВОСЕКА, ДОБРОГО ЧЕЛОВЕКА

и про злую ведьму Нужду Беспросветную

Как часто людям в жизни приходится выбирать между добрым и злым, между светлым и тёмным, между правдой и кривдой… И вся-то беда в том, что выбирая правду человек, не так уж и редко, оказывается в убытке, а выбрав кривду – с прибылью, пусть и неправедной. Так уж устроен наш белый свет, из-за чего, иной раз, кажется он сажи чёрной чернее. И вот ведь какая хитрость: всяк, даже распоследний вор и злодей, усердно угождающий злой кривде, всегда надеется и желает, чтобы уж с ним-то другие поступали только по правде. И что же было бы с этим белым светом, если бы все сущие на нём разминулись с правдой, и жили лишь так, как нашёптывает злодейка кривда?!!

В старинном, богатом стольном граде, что широко и привольно раскинулся на трёх холмах, с южной стороны широкой рекой омываясь, а с северной – в леса дремучие упираясь, жил мастеровой человек по имени Степан. Работящий он был и умелый по всякой части, как про таких говорят – золотые руки. За какую работу ни возьмётся, всё сделает и в срок, и по уму, и по совести. Про него и говорили: У Степана – без обмана. Его слово было как гвоздь вбитый: дал – назад и зубами не вырвать. Правда, не всяк заказчик по совести ценил его мастерство. Скажем, сработает Степан резные наличники на окна хором купеческих – глаз не оторвать, а купец, чтобы заплатить меньше обещанного, начинает кривиться и изъяны выискивать. Дескать, и вон там, вроде бы, кривовато, и вот здесь, как будто, косовато… И вместо десяти обещанных монет серебром, даёт всего пять. Вроде того, тебе и этого много будет. Или, к примеру, подрядится Степан выложить двор боярский камнем разноцветным. Сделает ровно и красиво – залюбуешься. А боярин, знай, недовольствует: никудышная работа! Лучше бы я другого нанял. И плату раза в три урежет.

Оттого, хоть и было Степану до седин ещё далековато, а лиха он успел хлебнуть столько, что иному и на три жизни хватило бы. Отчего-то не везло ему, хоть тресни. Казалось бы, такой работящий, такой умелый и расторопный, должен жить – как сыр в масле кататься. А на деле, жил он в постоянной бедности, как говорится, перебиваясь с редьки на квас. Трудясь от зари до зари, рук не покладая, зарабатывал он только чтобы хоть кое-как свести концы с концами. Случалось и такое, что, сделав непростую и трудную работу, он вообще оставался без копейки, а то и при убытках. Благо, Марья, жена Степана была ему под стать – умелая да работящая. И огород был у неё всем на зависть, и для соседей шила и вязала. А тоже не в злато-серебро наряжалась. Придёт Степан домой, отдаст жене медяки, а она добавит к ним свои и не знает, на сколько времени их растягивать, чтобы хоть как-то одеть и обуть двоих сорванцов и накормить кроху-дочку.

Правда, бывало, хоть изредка, но и Степану улыбалась удача. Срубил он как-то избу зажиточному гончару, так тот с ним не только расплатился, как подобает, так ещё и своему ремеслу обучил. Накупил Степан на радостях обнов жене и детям. А его «половина» остаток денег тут же спрятала – кто знает, как оно дальше повернётся? И – как в воду глядела. Взялся Степан строить новый дом богатому купеческому приказчику, а когда возводил стены, его словно кто-то в спину толкнул, и упал он с высоты прямо на брёвна. Расшибся – еле до дому дошёл. Прибежал к нему приказчик, раскричался: или немедленно иди дом достраивай, или расторгну с тобой договор и найму других. А куда и как пойдёт Степан, если он не может даже встать?

Ну а приказчик и рад тому. Нанял других строителей, хоть они и знали дело намного хуже. Кое-как с огрехами достроили дом, и половинной оплатой были довольны. А уж как приказчик-то радовался тому, что столько денег выгадал, оставив Степана без оплаты! А мастеровой, чуть подлечился, решил другим делом заняться. Вспомнил уроки гончара и тоже занялся гончарным ремеслом. Поставил круг гончарный, сложил печь для обжига, привёз хорошей глины, и начал делать всякую посуду. Его жена-умелица расписала их яркими красками да покрыла глазурью. Собрался Яков на ярмарку. Только везти на чём? Посуды – гора, на себе не перетаскаешь. А лошади – откуда ей взяться при жизни такой? Нанял он возчика. Погрузил на телегу горшки, миски и плошки, и отправился в предместье, где на площади и зимой и летом шумела ярмарка. И, гляди-ка, была бы ему неплохая прибыль – добротная, красивая посуда получилась. Да в дороге случилось непредвиденное – в одном месте на самом косогоре у телеги как нарочно соскочило с оси колесо. Будто кто чеку специально выдернул. Рухнула телега под откос, и от посуды одни лишь черепки остались.

Затужил, загоревал Степан – целый месяц работы пропал впустую. Те деньги, что жена приберегла, к этому времени уже закончились. Только то и было на столе, что на огороде выросло. Снова начать бы плотничать или кузнечить – так, как назло, заказов ни одного. Как тут быть?! Тут услышал Степан, что по новому царскому указу разрешили беспошлинно брать в лесах сухой валежник, чтобы очистить их от сухостоя. И решил он пойти в дровосеки. Тоже не мёд работа. Сначала пешком вёрст десять надо идти по лесам, нарубить валежника, а потом на себе тащить вязанку в город. Ну, а что поделаешь? Взял топор, верёвку, и – спозаранку в лес по дрова. На ногу Степан был лёгкий, в плечах крепок, так что, за день дважды успел обернуться. К вечеру принёс домой денег, да ещё и мелюзге своей по леденцу.

Так и пошло. Хоть и не очень сытно, но жить стало можно. У умелого-то да старательного – всякое дело в прибыль. Но уж, как известно, если к кому привязалась нужда, то избавиться от неё дело непростое. Всякую уловку найдёт, проклятущая, чтобы человеку жизнь испортить. По своим ремёслам работы Степан так и не нашёл, да и с дровами отчего-то вдруг стало непросто. Встретил его как-то в лесу царский лесничий, и давай браниться:

– Как ты смеешь, негодный, государево добро без спросу брать?!

Стал говорить ему Степан, что на то есть царский указ, что берёт он только сухой валежник, и никакой кражи в том нет. Однако лесничий и слушать его не желает, он своё гнёт:

– Ты – вор! В тюрьму тебя посажу!

Видит Степан – дело худо, нет у человека и капли совести, раз и царский указ – ему не указ. Ну а тот, поорав и потопав ногами, вдруг заговорил по-другому:

– Ладно, не буду доводить дело до суда, но только ты теперь будешь отдавать мне половину заработанных денег. Понял?

Пришлось дровосеку согласиться – а куда денешься? Если и этого заработка лишишься, тогда совсем конец. Сел он на пень и задумался – как дальше жить? Теперь ему только на хлеб и будет хватать. А одеваться на что, а подати чем платить? Совсем дело плохо … И вдруг почудилось ему, будто кто-то стоит неподалёку и смотрит на него недобрым взглядом. Оглянулся Степан и увидел какую-то крючконосую старуху с клубком пряжи в руках. Смотрит она на него змеиным взглядом, ехидно ухмыляется, и нитку, что сама по себе непонятно откуда вытягивается, на клубок мотает.

– Кто ты и что тут делаешь? – удивился Степан.

– Кличут меня люди Нуждой Беспросветной, – ответила старуха скрипучим голосом. – Знают меня и боятся очень многие. Ты тоже знаешь – изведал мой характер сполна. Но это ещё что! Дальше будет такое, что все твои нынешние беды и неурядицы райским житьём покажутся. Глянь на мой клубок, и сам прикинь, сколь вольготно и весело живётся мне на этом свете. Знаешь, что это за нить? Это беды и горести людские. Коль где-то человека на пятак обманут – на мизинчик нитка удлинится. Ежели пожар приключился – на десять локтей прирастает. А уж коль случится мор – день и ночь приходится мотать клубок без передышки.

– А зачем тебе эта пряжа? – спросил её дровосек.

– Из пряжи горестей сотку полотно бедствий великих для того, чтобы сшить платье для всемогущего Владыки Тьмы. Проскачет он со своим войском неисчислимым по всей земле, и настанет конец роду людскому. Жалко только, что ещё три года прясть и ткать придётся… Спросить тебя хочу, Степан: ну, как, жить в нищете ещё не надоело? Не надоело видеть своих детей в заплатах и жену изнурённую заботами?

– Как же не надоело? – хмурится Степан. – Кому же это в радость видеть свою семью, живущей без достатка?

Ухмыльнулась Нужда и заговорила вкрадчивым голосом:

– Есть способ разбогатеть быстро и сразу. Всё ведь очень просто! Главное – во всём слушаться меня и моей сестры Кривды. Слушай меня внимательно. Сейчас по лесной дороге будет ехать тот самый купеческий приказчик, что недавно тебя обманул. Он везёт суму с золотом, чтобы купить для своего хозяина дорогих заморских тканей. Я покажу тебе место, где ты сможешь его подкараулить. А как дождёшься – хватай свой топор, набрасывайся на него, и руби. Заберёшь себе его коней и всё, что он с собой везёт.

– Что ты говоришь, старуха?! – нахмурился дровосек. – Это ты меня, что же, на разбой подбиваешь? Ты в своём уме, если советуешь такое? Я и слышать об этом не желаю.

Скривилась Нужда недовольно, злобно ему шипит:

– Глупец! Ты даже глупее, чем я думала! Ладно, есть другой способ стать богатым. Покажу тебе место в лесу, где под деревом зарыт большой кувшин серебра. Выкопаешь его и возьмёшь себе. Но только обязан будешь стать ростовщиком. Будешь давать деньги людям в долг, и требовать возврата вдвойне.

– Ну а это чем лучше? – покачал головой дровосек. – Такой же разбой, только по-другому называется. Нет, это мне тоже не подходит.