Достаточно он насмотрелся на таких слуг в передних аристократов.
Сейчас вечер. Вся семья в сборе. Елена Брейнинг во главе стола внимательно следит за детьми. Слуга подает чай и пирожные. Чай большая редкость и Людвиг старается не так жадно пялиться на сладкое.
– А что ты сейчас читаешь? -спрашивает Елена Людвига.
Какой позор! Людвиг не может назвать ни одной книги кроме Библии и «Хорошо темперированного клавира». Последнее не в счет.
Мудрая хозяйка вступается за Людвига.
– Можешь взять любую книгу из библиотеки.
Людвиг взглядом обводит шкафы с книгами. Неужели любую. Пока он восторженно размышляет, Элеонора спрашивает у старшего, тринадцатилетнего Христиана:
– Что ты сейчас читаешь?
Христиан подходит к шкафу и берет книгу. Вся она в закладках, вероятно, его любимая.
Почти наизусть, мельком поглядывая на страницу, читает: «Желая однажды отговорить римлян от требуемой ими не вовремя раздачи хлеба, он начал свою речь следующей фразой».
Стефан почти вырвал книгу из рук брата.
– А мне нравится другое место, -быстро выпалил он и добавил по памяти: «Царь-прекрасный человек и любит римлян.-Пусть так, -отвечал Катон, но царь-плотоядное животное».
Стефан гордо, подобно римлянину, обвел всех взглядом.
– Не стоит всему верить буквально, -говорит Елена.-Это только Плутарх.
– Но это Катон, мама, -заступилась за Плутарха Лорхен.
– А сама-то ты, что читаешь, -спросила мать.
– Стихи она читает, -задорно произнес Лоренц и хитро захихикал.
– Ну, расскажи. Надеюсь, наизусть.
– «Прекрасная ночь», -продекламировала Лорхен.
– Хорошее начало. Начинай… можешь сидя.
– «Покидаю домик скромный
Где моей любимой кров
Тихим шагом в лес огромный
Я вхожу под сень дубов».
– Кто автор? -спросила Елена у Стефана.
– Гете, мама.
– Правильно.
– А у нее под подушкой книга, -снова не унимался младший -Лоренц.
Мать сурово посмотрела на дочь. Лорхен встала и вышла.
– Какие-то «страдания», – не унимался Лоренц, но тут же получил затрещину от Стефана.
– Успокоились все, -спокойно произнесла мать.
В комнату с книгой вошла Лорхен.
– Вот…
– Снова Гете-«Страдание молодого Вертера».
Мать минуту молча листала страницы.
– Не стоит подчеркивать-так ты портишь и книгу и себя. Лучше память. Но текст неплох:» Все
проходит, но и вечность не охладит тот живительный пламень, который я выпил вчера с твоих
губ и неизменно ощущаю в себе! Она меня любит! Мои руки обнимали ее, мои губы трепетали
на ее губах, шепча из уст в уста бессвязные слова».
Минуту все молчали. На несчастную Лорхен было страшно смотреть.
– Мне кажется, с «страданиями»ты поторопилась, -спокойно сказала мать и положила книгу себе в сумочку для вязания.
– Да, мама.
– Стихи Гете лучше.
– Да, мама.
– Но за память хвалю. А что у тебя?
Настал черед Стефана. Вероятно, он готовился заранее. Встав на маленький стульчик, одну руку завел за спину, другую ладонью повернул к потолку. Вид у него был смешной и немного суровый. Он начал декламировать:
– «К сыну потом обратяся, он бросил крылатое слово Друг Телемах, наступила пора и тебе отличиться Там, где, сражаясь, великою честью себя покрывает Страха не знающий муж.
Окажися достойным породы Бодрых отцов, за дела прославляемых всею землею».
Все молчали. Стефан еще минуту декламировал. Выдохнул, встал на пол и отставил стул.
– Гомер -всегда Гомер, -удовлетворенно произнесла мать. Обратившись к Людвигу, заметила: