Бетховен

Людвиг согласно кивнул. Скромно он следил за движениями Барбары.

– Не смотри в ту сторону, дружище, -просто произнес Кюгельген и снова глубоко вздохнул.

– Не мой уровень?

– Не НАШ, -кратко ответил Вегелер и тихо добавил:-Там племяша нашего Бальдербуша

ошивается.

Франц Вегелер был вхож в высокие боннские круги и имел более полную информацию по такому вопросу. Вся компания еще раз глубоко выдохнула. Все трое рассмеялись.

– Давай так, -заметил Франц, -Я подготовлю черновик к архиепископу, ты внимательно прочтешь, перепишешь… если согласен, и вместе с Вальдштейном подаш от своего имени. Это оптимальное решение.

Людвиг снова согласно кивнул. Друзья отпили по глотку.

– Почему не был в университете? -спросил Кюгельген.

– Сейчас столько всего навалилось, Просто не представляю, куда бежать. Все, что не делаю-

словно в песок! Кантата на смерть Иосифа-провал, не нужна, кантата на восшествие Леопольда-тот же результат. Бог свидетель, я стараюсь, но в сутках двадцать четыре часа, а

неделе семь дней, а у меня всего две руки.

Друзья молчат. Что тут скажешь? Людвиг мог бы рассказать о планах на братьев, но вряд ли

это нужно. Сейчас братья заметно подросли и теперь новая забота-пристроить их к взрослой жизни. По крайней мере, Каспара. С Иоганном пока подумает. Кюгельген решает переменить тему. Тихо, почти секретно, спрашивает:

– О Фостере слышал?

– Нет, -ответил Людвиг.

– Вот и видно, что не ходишь на лекции нашего аббата Шнайдера. Много теряешь.

– С него такой аббат, как с меня балерина, -тихо заметил Вегелер.

– Он получает книги из самого Парижа. Слышал бы ты, что он говорил о Руссо. Мурашки по коже!

– Я слышал его лекцию о Канте. Попробую разобраться на досуге… если таковой случиться.

– Сейчас за Рейном что-то заваривается, -уже совсем тихо прошептал Кюгельген.

В подтверждении своих слов он вынул из бокового кармана сложенный вчетверо листок,

осмотрелся.

– Вот, переписал на лекции, это из Форстера.

«Мы ответим перед небом и землей, если упустим возможность установить у себя новый

строй».

Людвиг сложил листок и отдал его обратно.

– У меня много таких записок, -пообещал художник.

– За Рейном настоящая жизнь, -заметил Кюгельген.– Вольтер, Бомарше.

Друзья дружески молчат.

Наступал вечер, конец трудового дня. Маленький ресторанчик в это время наполнялся простым и не сильно простым людом: музыканты, писари, чиновники, секретари, мелкий

чиновный люд постепенно заполнял столики. Несколько скрипачей и флейтист терзали

искушенный слух знатоков и любителей. На входе показались братья Ромберги. Приметив знакомую кампанию, замахали.

– Давай… -пригласил Людвиг.

Оба брата подсели к компании.

– Есть хорошие новости, -сказал Ромберг, -Наш архиепископ собирается на съезд своего ордена, поплывем по Рейну и Майну. Летом в следующем году. Сами они поедут по-суху, а мы

поплывем по волнам.

– Музыканты? -спросил Людвиг.

– Еще театральная труппа-немного, человек двадцать. Это в Бад- Мергенхайме.

– Далеченько, -прикинул в уме Вегелер.

Обычные дни продолжают идти своим чередом. Кюгельген был прав: по вечерам у Брейнингов, по беседам с университетскими друзьями, по книгам и газетам (особенно исчезнувшим, как-то внезапно, французским) понятно, что за Рейном что-то назревает. Слухи

самые тревожные.

В один из вечеров Стефан Брейнинг воодушевленно декламирует «Разбойников» Шиллера.

Вся маленькая компания затаив дыхание, слушает, Людвиг едва дышит. Раньше он думал,

что «Дон Карлос» это предел Фридриха, но оказывается есть еще и «Ода к радости», есть и

«Фиеско». На все просто не хватает времени,.и теперь Людвиг внимательно просматривает

листок с переписанной одой.

– Как тебе? -лукаво спрашивает младший- Ленц.

Он уже довольно взрослый, чтобы понимать смысл этих слов.

– К радости или свободе? -так же лукаво спрашивает Людвиг.