Властелин 4. Мы наш мы новый мир построим

Первым они нашли Матфея. Его занесло аж в Эфиопию. В этой дикой стране не нашлось даже досок для креста. Поэтому его пригвоздили прямо к земле по рукам и ногам и развели над ним костер из хвороста. Когда костер прогорел, Матфей еще оставался жив. Пришлось разводить еще больший костер.

Андрея, этого предателя, первым перебежавшего от меня, ну, то есть от Иоанна, к Иисусу нашли в Патрах и просто распяли на Х-образном кресте. Кстати, именно поэтому такой крест называют Андреевским.

Петр удостоился почти такой же казни, но крест перевернули так, что он умирал вниз головой.

Филиппа казнили один в один, как Петра. Ну, разве не чувствуется скудость фантазии палачей?

Варфоломея тоже распяли вниз головой, но он никак не хотел умирать. Ждать палачам его смерти не хотелось и они, сняв его с креста, содрали с него кожу, а когда и это не помогло, отрубили ему голову.

Иуда (второй сын Иосифа, а не Иуда-предатель) был забит палками до смерти на дороге.

Лишь до Фомы, который проповедовал в Индии, мои помощники добрались слишком поздно. Он уже к тому времени был убит. Всему виной был способ, который избрал Фома для обращения в христианство индусов. Не имея успеха у индусов-мужчин, проповедник обратил весь жар своих проповедей на их жен. Причем, он убеждал жен не исполнять супружеский долг до тех пор, пока мужья остаются язычниками. Такая тактика работала, пока в новую религию не обратилась жена местного раджи. Раджа долгое время не мог понять, почему внезапно его жена стала отказывать ему в близости. Когда она ему все объяснила, он повелел разыскать Фому, тайно вывести за город, убить, а тело закопать.

Но все это я узнал позже, когда мои ученики вернулись из дальних странствий. А на следующий год после того, как они отправились в путь, в Иерусалиме объявился Иаков. Не тот Иаков, который был сводным братом Иисуса, а другой – брат Иоанна. Не того Иоанна, которым был Я, а другого… Не важно какого… рыбака, в общем. Да, пусть он будет Иоанн-рыбак. Но не о нем речь, а о его брате Иакове. Так вот, он появился Иерусалиме, узнал о страшной кончине своего товарища и тезки и занял его место. Что Я, десятилетний мальчик, мог с ним поделать? Да многое! Но Я выбрал самый простой способ: написать донос царю Ироду. Иакова схватили и после короткого дознания приговорили к казни через отрубание головы. Я пришел к месту казни и сказал Иакову, что это Я его погубил. Я заглянул в его глаза и прочитал там, что он узнал, кто Я такой, но еще Я увидел, что в этих глазах не было ненависти, а была жалость ко мне. И вот это мне совершенно непонятно. Они точно не от мира сего. Ну, ладно.

Пришла очередь Иоанна-рыбака. Он после смерти матери Иисуса и своей названной матери Марии отправился проповедовать в Малую Азию. Какое-то время ему удавалось обращать в христианство местных язычников. Но вскоре до него дошли слухи о страшной судьбе своих товарищей. Иоанн испугался и прекратил проповеди. Он устроился истопником в общественную баню в Эфесе. Мне огромного труда стоило его отыскать.

Пока Я его искал, в голове моей родился план. Пусть я не стал живым богом, но Я могу остаться единственным живым пророком мертвого бога. Я напишу пророчества, которые сам и буду исполнять. Идея показалась мне столь занятной, что Я расхохотался.

Уже вечером этого же дня Я приступил к выполнению плана. К хозяйке общественной бани по имени Рамана пришел мой ученик и рассказал ей, что один из ее истопников по имени Иоанн несет в себе заступничество Божие. Это означает, что его ничто не сможет погубить. Например, если его бросить в чан с кипящим маслом, то он не умрет, а с помощью молитвы превратится в прекрасного юношу.

Рамана, конечно, ему не поверила, но женское любопытство оказалось сильней. На следующий день она велела Иоанну нагреть чан с маслом. Когда масло закипело, она сказала:

– Молись, Иоанн, сейчас тебя бросят в сей чан.

– За что, госпожа?! – воскликнул Иоанн. Ведь я служил тебе верой и правдой!

– Ни за что. Ты ведь веришь, что твой Бог спасет тебя, вот и молись.

Иоанну дали закончить его истовую молитву и бросили в чан. В это время Я, до поры скрывавшийся за колонной, на мгновение отвел всем присутствующим глаза и появился около чана, улыбающийся и сияющий здоровьем. Все ахнули. Рамана тут же возжелала окунуться в чан, но я сказал, что сначала должен очистить его молитвами, а назавтра она сможет повторить подвиг Иоанна, ну, то есть мой подвиг.

Ночью мои ученики закопали тело рыбака, а наутро вернули чан с маслом Рамане. Но, как известно, она им так и не воспользовалась.

Я мог уже засесть за свой Апокалипсис, однако оставался в живых последний ученик Иисуса – Симон Зилот. Его отыскали через несколько лет на севере Парфянского царства. И здесь уже фантазия моих учеников взыграла на всех струнах их темных душ. Сначала они распяли Симона на Андреевском кресте, потом перевернули вниз головой, а потом распилили пилой заживо вместе с крестом.

Только теперь Я смог вернуться к главному делу своей новой жизни: созданию религии, единой для всего человечества. А уж как предстать единым богом, Я со временем придумаю».

– Эдгар, ты где? – раздался голос матери, – пора в церковь! Ты не забыл, что сегодня воскресенье?

О, как же она надоела! Еще и полгода не прошло, как Эдгар с ней познакомился, а едва может справиться с раздражением, которое вызывает ее голос, вечно обрывающий его воспоминания и мысли. Он только что собирался обдумать создавшееся положение, наметить контуры нового плана, но придется это отложить. На людях он не мог предаваться своим мыслям. Все силы он тратил на то, чтобы играть маленького мальчика. Поэтому закрепив в голове последнюю мысль, он вприпрыжку побежал к матери.

Последняя мысль еще звучала в голове: «Мне нужен новый план».

Глава 2 Жизнь продолжается

– Мам, я хочу порисовать.

– Порисовать? – удивленно вскинула взгляд на своего четырехлетнего сынишку Лаура Пике, оторвавшись от письма своей кузине в Цюрих, – но, Эдгар, ты же никогда об этом не просил. У нас в доме даже красок нет!

– Я не хочу красками. Я хочу чернилами.

– Чернилами? Ну хорошо, сейчас я допишу письмо, уступлю тебе место и будешь рисовать.

– Я сейчас хочу! – закапризничал мальчик.

– Но, Эдгар…!

– Сейчас, сейчас, хочу, хочу…, – не унимался ребенок.

– Ну, хорошо, садись за стол. Может тебе подушку подложить?

– Подложи.

– Вот подушка, вот бумага, вот перо, вот чернила… Что ты собираешься рисовать?

– Лошадку.

– Ну рисуй, рисуй. Как закончишь, покажи, что получилось.

Когда мать вышла из комнаты, мальчик обмакнул перо в чернильницу и начал ровным, совсем не детским почерком выводить буквы на чистом листе бумаги. Он писал около четверти часа, затем спустился со стула, взял трость, отвернул от нее набалдашник и вернулся к столу. Здесь он нагрел сургучницу в пламени свечи, накапал сургуч на свернутый пакет и приложил набалдашник. На сургуче появился оттиск печати с изображением змеи, кусающей себя за хвост и глаза посередине.

На обратной стороне мальчик вывел адрес и спрятал письмо за пазуху. После этого он взял чистый лист бумаги, нацарапал на нем нечто среднее между зайцем и лошадью и побежал к матери.

– Вот, смотри, – с гордостью предъявил он свое творение.

– Ух ты, какая красивая собачка, – изобразила восхищение мать.

– Это лошадка, – изобразил обиду сын.

– Ой, прости! Конечно, лошадка! Я сразу просто не разглядела. А теперь позволь мне закончить письмо тете Элизе?

Эдгар кивнул. Он вошел в комнату вслед за матерью, уселся на полу и принялся сворачивать, разворачивать свой рисунок, не упуская мать из виду. Когда она запечатала письмо и надписала адрес, малыш вскочил, подбежал к столу и заглядывая в глаза матери спросил:

– Мам, можно я отдам Пьеру?

– Ты, мой помощник, – улыбнулась мать, – ну, хорошо, отдай.

Мальчик схватил письмо и побежал искать слугу Пьера, который обычно в это время облагораживал маленький участок около дома. Застав слугу за подстрижкой кустарника, Эдгар протянул ему два письма.

– Вот, отнеси на почту, – строго сказал он.

– Хорошо, маленький господин, – улыбнулся Пьер.

– Не называй меня «маленький господин».

– А как же мне вас называть?

– Просто, «господин».