Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Анатолий оказался завзятым фанатом ВИА Песняры, которые недавно сделали «Тёмную ночь» в Кремлёвском Дворце Съездов. Не, ты прикинь, а? Всё то старичьё из Политбюро Центрального Комитета в первом ряду – Брежнев, Суслов… э… кто там ещё?. Подгорный… а чуваки во всю врубают гитару с ревером!. Ну и вокал, конечно, у них охрененный – раскладки на четыре голоса:

"Тёмная ночь

Разделяет, любимая, нас…"

И Анатолий, запрокинув лицо в оспинках на память о прыщавой юности, заполняет гулкую пустоту коридора одной из тех четырёх партий раскладки. А почему нет? Вокруг лето, занятий нет, даже вступительные экзамены ещё не начинались, а тем более, что на нём синяя спецуха и—главное—армия позади, уже полностью состоявшийся чувак.

"Скрыпять мое лапти,

Як иду до тебе!."

Он обещал замолвить словечко экзаменаторам, как бывший студент и нынешний коллега, однако из Орфеев-абитуриентов поступила только одна треть – Чубу с Владей отсеяли и те поступили рабочими на Завод КПВРЗ…

Посреди августа мы сделали предложение директору Клуба, Павлу Митрофановичу, от которого он не смог отказаться: мы будем играть на танцах в Парке КПВРЗ. Бесплатно…

В каждом из трёх Конотопских парков—Городской, Лунатик, Заводской—имелась танцплощадка. Каждая представляла точный слепок с любой из двух остальных – вертикально стоячая полусфера оркестровой раковины охватывает сцену метровой высоты, обращённую к широкому кругу бетона в кольце двухметровой ограды из труб, тоже стоймя, доступ внутрь обеспечивает калитка, снова-таки из вертикально-трубчатой решётки, диаметрально противоположная сцене. Даже окрашены все три ограды одной и той же серой «серебрянкой». Единственное отличие в том, что на трубах Городского Парка Отдыха краска облупилась не так тоскливо.

Мать вспоминала, что в пору девичества она ходила в Парк Завода на танцы, потому что летом там играл духовой оркестр. Но потом всё как-то заглохло и в тёплый сезон молодёжь Конотопа начала ходить кругами (не вальсировать) по аллеям Площади Мира, уминая расплёванную по асфальту шелуху семечек. Круг за кругом… Год за годом…

Но вот пришёл тот судьбоносный вечер воскресенья и пробудил от комы танцплощадку Заводского Парка. Со звоном рухнули оковы ржавой цепи с висячим замком, калитка со скрипом распахнулась и через круг бетона покатил возок на резиновом ходу, влекомый нами в направленьи сцены.

Обычно этим возком киномеханики перевозили пару жестяных цилиндрических коробок с катушками киноленты из Клуба в Парк для сеанса в летнем кинотеатре. Однако в то историческое воскресенье он вёз пирамиду динамиков и усилителей различной величины, словно громоздкий кубовидный стог в охранительном кольце наших подталкивающих рук.

Мы начали устанавливать и подключать аппаратуру, щёлкать, втыкать, проверять гитары резким взбряком аккорда-двух, пробежкой по струнам в крутом риффе. Резкое эхо несло эти бздыни вспять, отражёнными жалкой, многоквартирной двухэтажкой по ту сторону метровой кладки заборчика вокруг Парка. Вместе с эхом примчался выводок околопарковой пацанвы и, не решаясь войти в распахнутую калитку, стали скапливаться в аллее за палисадом из железных труб.

Вот напыщенно чинный Чепа устанавливает «кухню» ударника, бу?хает педальной колотушкой в брюхо большого барабана, прихлопывает брязгом «хэта», бряцает по «крэшу».

Завершающая проверка микрофона: —«Ряссь! …Ряссь-два!.»

Сухим стуком палочки о палочку, Чепа задаёт темп. Раз-два! Раз-два-три-четыре!.

Пагнаааали!!.

Так вершилась смена эпох в одном, отдельно взятом Конотопском парке…

Калитка простояла без охраны слишком долго, шпингалеты начинают исподволь втягиваться внутрь, на бетонный круг танцплощадки, держась, на всякий, поближе к ограде, кроме пары безнадзорных малышат в ещё нетвёрдой, восторженной беготне, туда-сюда.

Зашли три девушки, уселись кратким рядочком на лавочку под трубами… Замедлено вшагала молодая парочка, похоже, припозднились на укромную скамейку в пещерке из листвы… Ещё одна несмелая парочка… место не совсем интимное, зато есть где посидеть…

В первый вечер никто не танцевал, мы играли для себя. Потом перевезли инструменты и аппаратуру в тесную кассу на первом этаже кинобудки летнего кинотеатра.

В том же ключе всё повторилось в среду. Да! В среду! Потому что мы играли танцы трижды в неделю: среда, суббота, воскресенье.

В субботу, за полчаса до начала, в Парке чувствуется непривычная оживлённость, в аллеях небывало людно, невиданным досель числом блуждают гуляющие, туда-обратно. Мы решили не тянуть и в рекордный срок установили аппаратуру на сцене.

На простор танцплощадки заруливает Витя Батрак, кличка Раб, со свитой своих корефанов с Площади Мира. Широкие кудри каштановых волос привольно рассыпаны по плечам его шелковой рубахи цвета пиратского флага. Манжеты длинных рукавов – нараспах, до упора, воротник открыт в откровенном декольте аж до солнечного сплетения.

По центру круга, с жестикуляцией ведущих звёзд индийского кино, Раб затевает картинный спор со своим эскортом на тему тикальника у себя на руке. Широколентный ремешок из кожзаменителя расстёгнут, часы подброшены в воздух, высоко, по-честному, и хряпаются на бетон. Участники диспута тесной группой вокруг точки приземления, свешивают умудрённые головы – ну как, тикают противоударные или капец котёнку?

На столбах вкруг площадки вспыхивают фонари. Поток молодёжи обоего пола вливается в калитку, обтекает кодляк экспертов по живучести часов. Всё! Город поверил, что в Парке КПВРЗ играют танцы!

В воскресенье танцуют все. Кругами, разумеется. Круг из десяти-пятнадцати танцоров образуется вокруг пары сумочек возложенных на бетонный пол. У каждого круга свой неповторимый стиль… Высокая оркестровая сцена отличный наблюдательный пункт. В кругу налево деловито твистуют, а тут, поближе к нам, танцоры имитируют конькобежцев на длинную дистанцию – шаркают подошвами в замедленных полукружьях по цементированному полу, руки сцеплены за спиной, а там, рядом с калиткой, народ до сих пор «семь-сорок» выплясывает. Иногда, из одного или другого круга, звучит пробный, с оглядкой, вопль…

В следующую субботу, Тётя Шура, Контролёрша, в своём вечном платке-шлеме, возникает у входа на танцплощадку, как витязь в дозоре, она стопорит и заворачивать полчища охотников попрыгать задарма? в направлении кассы летнего кинотеатра: вход на танцплощадку – пятьдесят копеек.

Владя и я скандалим с Тётей Шурой, мы кипим праведным гневом. Шо за дела?! Мы ж договаривались забесплатно! Мы бесплатно играем!

Тётя Шура непробиваемо невозмутима, ей не докажешь ничего, у неё приказ Директора.

Владя, отсвечивая в темноту своей белой водолазкой с коротким рукавом, кричит в толпу, что подтягивается от лестнице к тоннелю Путепровода, не слушать её, заходить так, потому что танцы бесплатно. Бесплатные танцы!

Никто не слушает, стадо безразлично обтекает его, бредут в сторону кассы летнего кинотеатра. Будь таким же как все, делай всё как все…

Если столько лет подержать людей даже и без занюханного духового оркестра, они с готовностью выложат 50 коп. за кинобилет, на котором чёрным по синему напечатано «цена 35 коп.»…

После танцев, когда мы привезли аппаратуру в тесную каморку кассы, кассирша похвалилась, что продала 500 билетов за один вечер. На следующий день Павел Митрофанович распорядился убрать все лавки с танцплощадки, чтоб народу побольше влазило. В нём оказалось больше купеческих генов, чем я предполагал.

Что мы играли? В основном инструментальные номера, как на долгоиграющем диске Поющих Гитар, плюс песни приготовленные для конкурса ВИА, но уже без моей терции.

Иногда, по настойчивым просьбам публики, Квэк подходил к микрофону заделать «Шыз-гары». Он классно смотрелся в длинных белобрысых патлах и с усиками альбиносового цвета. Просто слишком долго заставлял себя уламывать. Но зато потом: —«Шыз-гары!»

И – взрыв ответного вопля-визга нескольких сот глоток:

– Вaaaaaaaaaaaa!!!!!

(…тебе, конечно, доводилось слышать эту песню. Да и не раз, могу поспорить, просто без слов. На телевидении любят ставить её фоном в рекламе женского белья и прочей атрибутики.

А в то время рок-группа из Голландии, Шокин Блу, объездила шар земной с, практически, всего одной их песней «Venus» и стала группой года, к удивлению всех музыкальных критиков и самих себя.

Конечно, их вокалистка пела: " She's a goddess!”

Однако, «килиёночное» произношение Квэка никому не мешало балдеть по полной и орать до порыва связок:

– Вaaaaaaaaaaaa!!!!!

То есть, хочу сказать, что возвышенное, истинное искусство всегда находит путь в массы и отклик их сердец, с каким бы ни было оно акцентом.

ШЫЗ-ГАРЫ!!!..)

А массы всё уплотнялись. Когда посреди танцев мы объявляли небольшой перерыв, не сразу получалось протолкаться через толпу и боковую аллею в длинную дощатую будку под одинокой путеводной лампой на столбе, с крупными буквами «М» и «Ж» на противоположных концах строения в густой побелке… Хорошо хоть очереди нет, а то на сцене Чуба уже выдаёт фрагменты всяких риффов на своей бас гитаре, всколыхивая лицевую обивку мощной полутораметровой колонки перевезённой из летнего кинотеатра, позади которой очередные Чепины подружки, а также подружки Чепиных подружек прячут свои сумочки на хранение.

Да, именно у Чепы такой бешеный успех среди девушек богемного круга «Орфеев». (Не скажешь ведь «групи-гёрлз», когда речь идёт о ВИА, язык не поворачивается). И что только девушки находят в этих барабанщиках, а? Взять меня, например, всего один лишь раз проводил домой блондинку Ирину. Не знаю кто из нас скорее охладился, она ли – из-за того, что после танцев приходится столько ждать пока перетаскаем инструменты и аппаратуру в кассу летнего, или я, встревожившись фактом её проживания в опасном районе Загребелье.

Позже её подхватил Анатолий Мелай, но ему достало ума провожать её на такси. Машина затормаживает у её ворот, Анатолий с ней выходит и просит водителя: —«Шеф, как на счётчике рубль настучит, ты бибикни, ладно?»

Трудно сказать ржал ли водитель после своего сигнала, когда из темноты пыхтя спешил Мелай, застёгивая ширинку на рысях, но Загребелье по-прежнему не клумба роз для романтически влюблённых.

Ну, ещё там один раз ко мне подошёл Коля Певрий. В школе он зашугал меня до состояния, когда я даже начал вычислять сколько мне ещё мучится, пока он уйдёт в Бурсу наконец, после восьмого. А тут подходит с полной уважухой, просит выйти из танцплощадки к его бывшей однокласснице Вале, которая тоже на год старше меня. Она куда-то уезжает оперироваться от врождённого порока сердца, ну в общем, хочет со мной поговорить.