Спасение

Резко отворив дверь лачуги, титанида Иохения заметила, как её младший сын, её невинный мальчик уже почти коснулся губ этой бесстыдницы, которая сидела по пояс раздетая, но забинтованная ниже обнажённой груди. Гнев и ярость мгновенно вскипели в матери, и она громогласно заорала, испугав всех и рабыню, и сына, и лекаря, стоявшего позади неё:

– Шлюха гнусная!!! Посмела как ты сына моего соблазнить?! Прикажу запороть тебя, гадина, до смерти!!!

Она схватила её за руку и грубо потащила из лачуги. Рабыня почти не сопротивлялась, но оступилась. Крупнотелая госпожа, обладая мужской силой, поволокла бедняжку по двору, не позволив ей даже встать на ноги.

– Руций! Руций! – звала Иохения своего главного стража дома. – Тварь эту подлую на возьми и хлыстом её бей, покуда не сдохнет она! Посмотрю с удовольствием я, как гадина эта харкать кровью будет!

Руций крепкий раб уже спешил навстречу хозяйке, откручивая с пояса моток толстой верёвки для связывания провинившихся. Иохения тащила приговорённую на смерть рабыню по камням двора, уже вцепившись второй рукой в её волосы.

– Матушка! – кинулся за ней Инохий. – Постойте, матушка! Не вина её это! Заставил сам я её…

Он перегородил путь матери и упал перед ней на колени.

– Не причём она тут, – лепетал юноша, – пригрозил ей я, стать мужчиной с ней пожелав, а сына госпожи своей ослушаться не смогла она.

– Что говоришь ты такое, Инохий? – Иохения остановилась и выпустила руку и волосы рабыни. – Как мог возжелать рабыню ты эту, вообще, как мог женщину возжелать ты?! Ведь готовлю тебя я для брака особого. А ты? Как же мог ты?

Мать обиженно отвернулась от сына и направилась к дому. Юноша радостно взглянул на рабыню, в глазах которой стояли слёзы благодарности, и незаметно кивнул ей. Поспешив за матерью, он убедил её в том, что наделал глупостей, что всё также невинен, что надеется на родительскую мудрость и прощение. Иохения смягчилась, но, сердясь на сына, лишила его содержания на целую луну и запретила покидать дом всё это время.

На следующий же день она продала рабыню другой титаниде, расписав и приукрасив способности той. Она выручила даже больше монет, чем потратила на приобретение этой собственности. Инохий так и не узнал, куда продали рабыню, но был счастлив, что ему удалось спасти человека, пусть он сам и был наказан. Он совершенно не переживал, понимая, что его наказание вообще ничто в сравнении с избиением плетьми до смерти. Впервые в жизни этот юный отпрыск благородной титаниды прочувствовал на себе, что такое несправедливость, а также проникся удивительным ощущением удовлетворения души от спасения чужой жизни. К тому времени юноша уже знал и даже видел собственными глазами, как лишают раба жизни, вызывая у него не просто отвращение, а отторжение этого деяния и даже протест, но пока бессловесный. Теперь же спасение жизни раба он воспринял, как добродетель, как правильное действие для любого человека, и нисколько не ожидал ни от кого одобрения или поощрения своему поступку. Инохий совершил его абсолютно бескорыстно, юношу даже не посетила подобная мысль, уже будучи уверенным, что так и необходимо поступать абсолютно каждому. А если каждый осознает это, то нужда в борьбе со злом и несправедливостью отпадёт.

5. ПЛАН ПОБЕГА

Ночью, сменившей день удачного сватовства, юноша почти не спал, ему мерещилась Эхотея. Вставая и омывая водой лицо, Инохий ни на мгновение не мог, да и не желал избавиться от образа юной девы, купающейся в воде, выходящей на берег в ослепительной нагой красоте. Под утро, задремав, он проснулся на слегка мокрых простынях от уже знакомого приятного ощущения внизу живота, но в этот раз ему снилась Эхотея, её тело, её глаза, её голос, и это было значительно чудеснее.

– Неужто прав был старец? – мелькнула мысль у Инохия. – Эта дева будит во мне не вожделение только, а жгучее желание рядом быть, взор глаз её божественных видеть, голос прелестный слышать. Уже представляю я с трепетом тепло рук её и волос аромат. Неужто чувство то самое?

Есть ему не захотелось вовсе, и он, испив только воды, пользуясь отсутствием дома матери, отправился на городской рынок искать красавицу Эхотею. Утром на городской площади, за которой начинался рынок, собирался народ. Со всех прилежащих улиц тянулись женщины и мужчины. Главы обычных семей горожан, одетые в неброские пеплоны, сзади них покорно шли их мужья, иногда по двое в синих плащах. Такие одеяния выдавали обычных граждан страны, которых было большинство. Иногда среди толпы людей попадались небольшие повозки, принадлежащие знатным титанидам. Хозяйки этих знатных родов гордо восседали в повозках, выделяясь своими яркими и богатыми тканями пеплонов. Детей не было вовсе, лишь изредка попадались молодые юноши и девы. Все мужчины были понуры, а женская половина населения оживлённо переговаривалась, от чего единый гул слившихся голосов был высоким, даже отчасти визгливым.

– Не ловили изменников давненько, – слышалось с одной стороны.

– И поделом, – неслось с другой, – знать место своё мужчина должен.

– А то, что возомнили они себе? Кто мнение и желания их вообще спрашивает? – слышал юноша сзади.

Инохий сразу догадался о предстоящем. Он почти никогда не слушал глашатаев на площади, поэтому не был в курсе городских новостей. Когда-то он понял, что эти постоянные сообщения в течении целого дня для всенародного внимания имеют мало общего с происходившем на самом деле в стране Атлантиидов. Вот он и перестал их слушать. Сегодня на площади будет публично наказан один из неверных мужей, уличённый в измене. Не желая задерживаться на площади, он постарался не угодить в плотный поток людей, оказавшись на примыкавшей к площади недалеко от входа на рынок улице. Юноше всегда было безумно жалко таких мужчин, ведь их лишали мужского достоинства, причём прилюдно. В очень редких случаях, когда жена такого преступника общественной морали при всём честном народе прощала того, то исходя из обстоятельств измены и по желанию толпы, такого изменника могли отпустить, при условии, что в следующий раз его сбросят со скал на утёсы внизу на корм крабам.

Юный отпрыск знатной титаниды быстро миновал по краю площадь и вошёл на уже открытый рынок, продираясь сквозь людей, идущих навстречу. Он почему-то был уверен, что, если Эхотея здесь, она не пойдёт глазеть на это изуверство. Где-то в глубине души его сверлила мерзкая мысль, что он может ошибаться, и эта прелестная рабыня на самом деле такая же мужененавистница, как и подавляющее число женщин страны, вдруг она так же считает, что мужчина-атлантиид, если он не воин, то всего лишь осеменитель, годный только на потакание любым капризам женщин. Он непроизвольно стал глазами выискивать в толпе редкие тёмно-серые с чёрной окантовкой пеплоны рабынь, всматриваясь в их лица.

– Если так это, – думал Инохий, защищаясь от толчков встречных женщин, – то в жизни окончательно разочаруюсь, и делать тут нечего мне…

Эта жуткая по своей сути мысли, внезапно показалась юноше спасительной, неким выходом из той обречённости будущего, которое его ожидало. Он внутренне был не согласен с устройством жизни, точно не мог это сформулировать своим молодым умом, но чувствовал, что здесь что-то не так, что-то неправильно, так не должно быть. Люди не вещи и не скотина. Должно быть различие между кувшином и живым человеком. Когда-то в детстве, учителя его убеждали, что раб тем отличается от атлантиида, что не способен мыслить и чувствовать, как он. Такое, утверждало воспитание, невозможно, ведь раб уже рождён рабом, и его суть – работать во благо своего господина, он равен лошади, только внешне похож на потомка Великих Титанов, а в его природе беспрекословное подчинение хозяину. Ему неподвластны рассуждения и способность восторгаться прекрасным, ему недоступно любить и ненавидеть, и всё человеческое им чуждо. После той попытки поцеловать несправедливо выпоротую рабыню, которую лечил, он полностью разуверился в таких принципах. Юноша увидел в глазах той бедняжки все чувства, а его убеждали, что они чужды рабам. Окончательно утвердило юный разум этого сына знатной титаниды именно вчерашнее событие. Причиной тому даже не божественная внешность рабыни Эхотеи, не изящество и грация, в конце концов, лошади тоже есть красивые и грациозные, дело было в её глазах, в её манере говорить, хоть он слышал юную деву немного.

– Человек она, а не вещь! – еще вчера понял Инохий.

Толпа рассеялась, лишь отдельно спешащие на площадь женщины, уже торопясь так, что переходили на лёгкий бег, приподнимая полы своих пеплонов, чтобы не оступиться. Инохий шёл к распорядительнице рынка узнать, где ему найти нужную лавку.

Похожая на обычную торговую лавку место распорядителя рынка, отличалось только отсутствием товара. Вместо прилавка была дверь, и она была открыта. Поравнявшись с дверным проемом, юноша увидел в глубине стоящую спиной женщину в невзрачном пеплоне, выдававшем обычную свободную горожанку на государственной должности, следящей за лавками и торгующими в них рабами владельцев.

– Приветствую, – начал говорить юноша.

– Закрыто, – очень грубо, продолжая стоять спиной, скрипучим низким голосом ответила распорядительница, – ухожу на площадь уже я, ах да, неинтересно же то мужчинам…

Она повернулась и Инохий увидел женщину средних лет с очень колючими глазами. Весь вид чиновницы красноречиво показывал что мужчина не имеет права отвлечь её от дел, от собственных желаний. Заметив бордовый плащ и золотой медальон знатного рода, женщина переменила тон, но не взгляд ненавидящих и призирающих всех мужчин глаз.

– Простите, титаниды сын благородный, – более учтиво, сказала женщина, – не то имела в виду я. Чем служить могу вам?

– Послала меня матушка в лавку титаниды Роании, а где та находится, не знаю. Надеюсь, в затруднениях моих поможете вы.

Инохий говорил вежливо, как подобает отпрыску знатной титаниды, но не надменно, хоть и мог такое себе позволить, имея положение значительно выше этой простой горожанки.

– Да, конечно, подскажу я вам, – в её тоне присутствовало раздражение, что вынуждена задержаться и помогать этому никчёмному во всех отношениях отпрыску благородной титаниды, вместо того, чтобы занять на площади место получше и с удовольствием в подробностях на всё посмотреть.

Распорядительница кратко и быстро пояснила, как найти юноше нужную лавку, выйдя из двери, одновременно заперев её. Даже не спросив, всё ли понятно, женщина простилась и быстро удалилась, развивая полы пеплона, спеша наблюдать насилие над человеком. Инохий прекрасно понял стремление этой горожанки, и ему снова стало противно от человеческого поведения, от того, что человек может получать удовольствие от страданий другого.

– Назвать общества нормой можно разве такое, – подумал юноша, – когда человека страдание толпы забавой становится. Неправильно это!

Быстро достигнув нужной лавки, Инохий замедлил ход и не спеша прошёл мимо, посмотрев в глубину за прилавок будто случайно. Лавка была открыта, но там никого он не увидел. Зато обнаружил много прекрасных тканей, которые его даже не заинтересовали.

– Тут нет её либо, или на площадь смотреть ушла она, – подумал он с ощущением подступающей горечи.

Приостановившись, Инохий подошёл к прилавку с тканями. Глянув из стороны в строну, он приметил, что на рынке пустынно, и он единственный посетитель в этом ряду. От множества различных тканей шёл приятный свежий запах чистой и новой одежды. Юноша даже глубже вдохнул этот аромат.

На шорох сандалий по песку дороги между лавками, в тёмной глубине лавки произошло движение, замеченное Инохием. Кто-то вышел к прилавку с той стороны, и юноша поднял глаза. В следующий момент он побледнел, а сердце замерло.

– Это она! – ножом вонзилась в голову мысль. – Эхотея прелестная, глаза её это точно, из миллиона узнаю я их!

В лавке молча, как положено рабам, стояла юная дева, которую вчера во всей красе, теряя рассудок, рассматривал из кустов Инохий. Тот же тёмно-серый с чёрной окантовкой пеплон, тот же рост, те же глаза. И всё. Остальное было плотно задрапировано одеяниями. Если бы вчера он внимательно не рассмотрел глаза этой красавицы, то сейчас бы просто не признал в этой рабыне ту богиню. Она быстро опустила свои выразительные глаза вниз в покорном ожидании. Даже в такой смиренной позе юноша распознал в ней гордость и смутно понимаемую им силу её характера. До него вдруг дошло понимание, почему лицо юной девы скрыто от всех – с такой божественной внешностью её ожидала бы беда в таком обществе, где жили Инохий и эта рабыня. Он почувствовал, что начинает краснеть от смущения, недопустимого сыну титаниды, когда после затянувшейся паузы она подняла на него вопросительный взгляд, поэтому опустил глаза и ушёл в сторону, но не покинул рынок.

Он бродил среди пустынных рядов, пока с площади не послышался душераздирающий вопль мужчины, лишившегося главного своего признака. Этот вопль и последовавший за ним восторженный возглас целой площади женщин заставил кровь юноши застыть в жилах, а всего его содрогнуться. Его передернуло больше даже не от страданий человека, пусть и виновного, а от всеобщей радости женщин.

– Нельзя так, – подумал Инохий, – удовольствие получать от страданий чужих, недостойно это человека звания. Вина в чём несчастного этого? В том, что к женщине другой чувства он проявил? В том, что в мужья его взяли когда-то против воли и чувств его? И мне предстоит такое же, если другая дева мне нравится, а не супруга будущая моя. Значит, в поисках счастья и я окажусь здесь на площади, а радоваться все будут.

Рынок постепенно наполнился людьми, и ноги сами понесли Инохия к лавке титаниды Роании. Полдня он ходил кругами перед прилавком, ловя каждый взгляд Эхотеи, любовался её работой, когда она ловкими движениями рук расправляла ткани и отмеряла покупателям нужное количество тканей. Бывало, в нём вскипало возмущение, когда ей швыряли под ноги плату за товар, выказывая презрение к рабу.

Так прошла половина Луны. Каждый день Инохий ходил на рынок видеться с полюбившейся ему рабыней, точнее видел он издали только её глаза. Пару раз молча купил большие мотки ткани для дома, предварительно переговорив с матерью об этом. Частенько провожал Эхотею по вечерам до дома её госпожи, когда она не уезжала вместе с супругом тианиды Роании на повозке. Он преследовал рабыню на почтительном расстоянии, думая, что она его не замечает. Юноша был счастлив, но эти радостные мгновения лицезрения глаз юной девы сменялись тоской и грустью, заставляя его страдать всё сильнее и сильнее.

– Что с тобой, сын мой Инохий? – спросила его как-то вечером титанида Иохения. – Печальный ты ходишь какой-то. О свадьбе предстоящей переживаешь?

Инохий, понимая, что отнекаться не получиться, мать очень настойчива и умна, а простыми ответами удовлетворить её интерес не удастся. Поэтому он решил поговорить с ней о том, что его волновало, что не давало покоя уже давно, но повода не было.

– Матушка, скажите мне кто отец мой? Афарий, Нинакий или Ихей? Кажется мне, что больше на Афария похож я внешне, но и на Ихея тоже.

– И зачем тебе это? – Иохения прищурила глаза, явно не ожидая такого вопроса от сына.

– Знать необходимо мне, кто отец мой.

– Они все у тебя, как и у сестры и братьев твоих старших.