Спасение

– Тогда со скалы высокой её скину, – ухмылялся громила здоровой стороной лица, – а ливианку эту в мужья не выданным на развлечение продам, ведь хороша она собой.

– Не продашь выгодно, ведь не девица она, а мать уже, – начиная немного злиться не от того, что хотела сэкономить, а от того, что не желала давать возможность этому громиле нажиться на торговле людьми больше, чем он смог бы, – так что четыре монеты сейчас или те же четыре, а то и три монеты, но завтра или послезавтра получишь ты.

Торговец призадумался. Ведь он уже получает даже больше того, что рассчитывал, и эта благородная титанида права – он получит деньги сейчас.

– Ладно! – крикнул он, – только везите их сами, охранять их не стану.

– Сюда приведи их и кандалы сними. Вот монеты твои.

Она открыла ладонь и показала громиле четыре блестящих золотых кругляша.

– Как это кандалы снять? – не понял тот.

– Вот так, – приказала Роания, – не устраивает что-то тебя?

Толпа между помостом с рабами и повозкой Роании расступилась, образуя проход. Титанида знаками, мягко улыбаясь, показала чёрному рабу и женщине с девочкой, чтобы они усаживались к ней в повозку, а в это время громила снимал кандалы со всех троих.

– Как же посмел заковать ты ребёнка, мерзавец? – мысленно недоумевала Роания, и, кивая своей новой собственности, манила к себе рукой.

Громила не без опаски снял кандалы с огромного раба и указал ему в сторону повозки. Тот внимательно взглянул в глаза титаниде, несколько мгновений смотрел в них и кивнул ей могучей головой. Женщина сразу взяла своё дитя на руки, прижав девочку в груди, и также посмотрела на Роанию, которая по-доброму приглашала рукой всех троих. Громила подвёл раба и рабыню с ребёнком к повозке.

– Вот монеты твои, – она высыпала деньги в руки подошедшему к повозке громиле, – ступай.

Работорговец отошёл к остальным своим рабам, пару раз обернувшись на титаниду Роанию.

– Не бойтесь меня, будет всё хорошо с вами, – тихо сказала титанида по-ливиански и по-арибийски, чтобы слышали только они.

Чёрный раб и женщина шире окрыли глаза в удивлении.

– Поедем со мной, – также на двух языках сказала она, – никто не обидит вас больше, в доме моём будут к вам хорошо относиться.

– Видели, – шептались вокруг женщины, – как к рабам титанида эта относится? Даже язык их варварский знает, похоже.

– А ещё мужу своему высказывать мнение своё позволяет, – поддерживали другие, – и прислушивается даже к нему, будто что-то стоящее могут мужчины и в чём-то разбираться способны. Не больше логики и мозгов в них, чем в баране. Годны они вовсе для одного только, да и то, покуда молоды и силы на это есть.

– Не уважает она обычаи наши, – шипели в ответ посетительницы рабского рынка, – но с рук сходит ей всё.

– Конечно, – отзывались третьи, – титанида Роания это же, ткани её у самих Близнецов Лучезарных в чести.

Новые рабы переглянулись между собой и молча уселись в повозку. Роания тронула за плечо возничего, и телега покатилась в дом титаниды, находящийся на высоком берегу океана в самом престижном районе столицы. По пути, пока никто не слышит Роания насколько владела языком дикарей, научившись у своих рабов, немного поговорила с ними, сказав каждому:

– Вы жить будете у меня, жильё и еда у вас будет, ни на рудниках, ни в порту работать не станете вы. Нужен мне привратник в доме моём и помощница нужна для тонкой кожи и пергамента выделки возобновления. Никто бить не станет вас больше, но знать никто не должен, как будете жить вы здесь у меня. Иначе продать вас придётся мне. Согласны вы?

Каждый кивнул головой, когда их новая хозяйка объяснила в общих чертах свои планы на них.

– Как имена ваши?

Это было тоже необычно. Как правило, хозяева рабов, не владея родными языками диких варваров и не желая этого, сами выдумывали им имена. Рабы быстро привыкали к новым именам и выучивали язык атлантиидов через кнут и палку. Роания была совершенно иного мнения и практиковала иные методы. Все рабы были ей преданы и старательны в работе, ведь нигде бы у них не было таких условий.

– Тог имя моё, – ответил огромный раб.

– Лио имя моё, а дочь моя зовётся Эхоей, – грустно ответила женщина, прижимая девочку к себе.

Глазёнки ребёнка внимательно рассматривали Роанию, и благородная титанида невольно улыбнулась. Эхоя тоже улыбнулась в ответ искренней детской улыбкой на очень милом личике.

– Имя красивое, – погладила Роания девочку по голове, – знаю я, что иначе несколько оно на языке вашем означает. Любовь это. Правильно?

– Вы правы, – женщина еле видно улыбнулась, – но к вам, хозяйка добрая, как обращаться?

– Госпожа Роания я, титанида, знаете, кто это?

– Нет, ничего не известно вообще нам о стране вашей, – ответили оба раба.

– Расскажу вам я всё, но язык наш выучить придётся, писать также научу я вас, пригодится вам это. Главное, через море убежать не пытайтесь, убьют вас просто, и даже я спасти вас не смогу. Позже немного, если между нами хорошо всё будет, выдам разрешение специальное для перемещения свободного по земле большой нашей.

Уже через год и Тог, и Лио почти свободно говорили на атлантиидском языке, постигая его письменность, однако Тог одолел пока лишь простейшие разговорные формы языка. С письменностью у него было всё очень плохо и Роания бросила эту затею, ведь научить зрелого человека, на родине которого никто не знал, что такое письменный язык, почти невозможно. Тем более, Тог был несколько туповат, но оказался очень добрым и преданным, что не мешало ему исправно исполнять обязанности привратника, наводя откровенный страх на тех, кто его видел. Именно этого-то и ожидала Роания от могучего великана Тога.

С Лио было проще, в том племени, где она жила до пленения, женщина расписывала горшки, которые лепил и обжигал её муж. Оказывается именно тот громила, что продал рабов Роании, убил наповал её мужа энерголучом из короткого копья, когда тот выскочил на захватчика с топором, защищая жену и малолетнюю дочь. Успев нанести своим топором удар, обезобразивший громилу, отец семейства замертво упал с огромной дырой в груди.

Так было заведено в сильном государстве потомков Великих Титанов, как только возникала потребность в рабочей силе, то жители этого огромного острова посреди океана без особого труда набирали новых рабов на соседнем континенте. Титанида Роания была против такого, но ничего одна не могла сделать, понимая простую истину, чтобы выжить и иметь положение в своей стране: «живя в Атлантииде, поступай, как атлантиид». Она и Варуций старались соответствовать внешне этому принципу, но жили так, как считали возможным для себя.

Лио с интересом осваивала письмо атлантиидов, и не сразу научилась своими руками выделывать тонкую кожу и шить из неё. Лишь по прошествии лет шести Лио с другими женщинами-рабынями, отобранными Роанией, смогла изготавливать изящные вещи из тонкой кожи, которые пользовались спросом у знати.

Особенно радовала титаниду малышка Эхоя. Уже через год, когда девочке было почти три года, она весело щебетала по-атлантиидски. Становясь с каждым годом всё красивее и милее, она начинала прислуживать в доме. Титанида Роания с разрешения матери девочки изменила её имя на манер атлантиидов. Теперь девочка носила имя Эхотея, которое больше подходило горожанке, нежели рабыне. Это был намеренный шаг титаниды, которая хотела, чтобы девочка, когда вырастет, смогла бы при помощи Роании стать горожанкой. Только эти планы госпожа держала в тайне от Лио, но поделившись ими с Варуцием, который её полностью поддержал. Супруги считали, что ребёнок с такой яркой и прелестной внешностью, с таким светлым умом и доброй душой не должен быть рабом, а должен стать свободным.

Шли годы, Эхотея росла и расцветала. Роания не без основания стала опасаться за её внешность, а именно за влияние её внешности на посторонних, и она посоветовала Лио приучить дочь прятать лицо на людях. С тех пор Эхотея привыкла одеваться так, что оставалась лишь щёлка для глаз.

Расширяя свое производство, титанида Роания и её верный супруг Варуций выстроили недалеко от города целый посёлок для работников и здание, где те работали. Там выделывали кожу и изготавливали кожаные вещи. Лио переехала жить и работать туда, а девочка Эхотея иногда ночевала вместе с матерью, окончив работу по дому титаниды Роании, которая постепенно учила её наукам, литературе и ткацкому мастерству.

Настало время, и лоно юной Эхотеи созрело, дав знать об этом первой кровью. Это случилось ночью в разгар сезона дождей, когда она ночевала с матерью в лачуге. Объяснив дочери, что к чему, Лио послала к Роании прошение дать Эхотее время пережить это первое кровотечение, оставшись у неё. Титанида Роания согласилась.

Через два дня в ночи случилась ужасная гроза. Мать и дочь спали плохо от грохота непогоды и немного замёрзли.

– Эхоя, – сказала мать, обращаясь к ней так, как назвала дочь при рождении, но только наедине, – в чулане возьми одеяло стёганное, а то холодно стало.

– Принесу сейчас, мама, – девочка поднялась в темноте и в частых всполохах молний за окном откинула полог чуланчика и вошла туда.

Внезапно дверь их лачуги распахнулась одновременно с раскатом грома, и ворвались двое в бордовых мокрых плащах с чуть шипящим от капель дождя факелом в руке одного. Эти двое накинулись на лежащую женщину, заткнув ей рот. Факел мерцал возле очага, а мерзавцы по очереди, довольно и раскатисто кряхтя, надругались над Лио, не дав ей произнести ни звука. Девочка, в страхе оставшись в чулане, всё видела сквозь щели. Затыкая себе рот двумя руками, чтобы не вырвался крик отчаянья, Эхотея слышала сдавленные стоны матери, не зная, как ей помочь. Она видела, как мать махала рукой в её сторону, и девочка поняла это жест, затаившись в чулане.

Второй насильник затих над Лио, звучно выдохнув, а после Эхотея с леденящим ужасом увидела, как обе его мощные волосатые руки сдавили горло её матери. Девочка, похолодев, услышала, как глухо хрустнула гортань, как умирающим взглядом женщина нашла сквозь щель чулана абсолютно мокрые от безумных слёз глаза дочери и еле видным движением из последних сил покрутила головой. Мол, нет, сиди там, не выходи и останешься жива.

Оба убийцы встали над трупом женщины спиной к чулану и переговаривались между собой. Они шумно дышали, поправляя бордовые плащи и приводя себя в надлежащий их статусу вид. Дочь убитой из разговора поняла, что их общая жена давно уже не допускала никого из них к себе, обзаведясь ещё одним молодым сильным мужем. За связь с другой женщиной их, как изменников оскопят, а так, кто будет сожалеть о рабыне, лет десять тому назад вывезенной из Ливиании, когда туда с очередным военным походом на своих быстроходных кораблях прибыли потомки титанов из Атлантииды. Ну, разве что её хозяйка. Ничего, купит себе ещё.

Снова грянул гром, заставив девочку вздрогнуть и выйти из оцепенения от увиденного. Она из чулана посмотрела на мёртвую мать, протёрла глаза от сырости, беззвучно нащупала на полке рядом с головой два острых ножа для освежевания туши барана, которыми пользовались при работе, встала, взяла каждый нож в руки и неслышно отодвинула грубую ткань, укрывавшую вход в чулан. В нос ей ударил незнакомый грубый и страшный запах. Это был запах смерти, с которой впервые осознанно встретился ребёнок, и по воле богов, непостижимой людскому разуму, то была смерть её матери, последнего родного по крови Эхотее человеку. Она была, как во сне, слабо понимая, что делает. Ею будто кто-то управлял. Ничего не подозревающие злодеи так и стояли спиной в свете мерцающего факела к медленно надвигающейся сзади девочке-подростку с двумя острейшими, длинною в локоть кривыми ножами на изготовке. Мелькнула за окном вспышка, и грянул гром. Синхронно мелькнули молниями кривые, отточенные изнутри загиба ножи в руках Эхотеи спереди и ниже голов убийц. Забулькали распоротые горла мерзавцев, и они по очереди, брызгая кровью во все стороны, попадали на остывающее тело матери, содрогаясь в агонии. Девочка так и стояла, застыв с широко расставленными руками, в каждой из которых был окровавленный скорняжный нож.

Только, когда стихли последние хрипы, лишь, когда свершилось отмщение, пришло понимание того, что эти двое больше никому не смогут причинить боли и страдания, Эхотея смогла громко зарыдать, выронив оружие и упав на колени перед телом матери.

Простившись с родительницей, она отпихнула ногами тела двух первых убитых ею мужчин, стараясь не заляпаться в их крови, и накрыла тело матери самой дорогой тканью в их лачуге. Не слишком ещё осознавая произошедшее своим незрелым разумом, Эхотея выбежала, едва укрыв себя пеплоном. Ливень мгновенно вымочил одежды девочки, но она бежала и бежала среди ночи в дом титаниды Роании.