Спасение

Любви спасение
Сергей Орст

Чувственная, эмоциональная, местами даже откровенная романтическая повесть о судьбе двух влюблённых, сумевших, вопреки устоям своей страны, существующим бесчеловечным порядкам в обществе и смертельной опасности их жизням, родить в себе и сохранить высшее чувство. Время и место действия – овеянная легендами и мифами Атлантида, превращённая фантазией автора в жестокое и лицемерное матриархальное государство. События происходят накануне и во время гибели континента.

Любви спасение

Сергей Орст

Дизайнер обложки Сергей Орст

© Сергей Орст, 2023

© Сергей Орст, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-9369-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЛЮБВИ СПАСЕНИЕ

романтическая повесть

Моей богине и музе,

моей супруге и единственно

любимой мною женщине

посвящаю

«Si vis amari, ама»

(Если хочешь быть любимым, люби – перевод с латыни)

    Луций Анней Сенека (4 г. до н.э. – 65 г. н.э)

1. РЫНОК

– Приветствую тебя, о несравненная.., – начал было робко и еле слышно юноша традиционное приветствие, но осекся, немного покраснел в тон своего плаща и потупил несколько печальный взгляд на пыльную мелкокаменистую дорогу меж рядов шумного городского рынка.

Он стоял у тканевой лавки перед расстеленными и скрученными в тугие рулоны тканями, аккуратно разложенными на большом прилавке. Здесь лежали и тончайшие дорогие, чуть ли не полупрозрачные полотна, и грубые, но прочные мешковины, сотканные из морских водорослей, а также бесчисленное множество разноцветных, пёстрых, ослепительно белых и бархатисто-чёрных изделий ткацкого мастерства. Это была, пожалуй, единственная лавка, где знатные дочери Атлантии?ды могли купить ткань для одежды, для интерьера дома, для быта и хозяйства.

– Приветствую тебя, ливиа?нка, – юный сын знатной горожанки говорил очень тихо, его голос был едва различимым в разноголосом гуле бойкой торговли рынка этим жарким полуднем, – вот ткани этой двадцать локтей отмерь мне.

Юноша приподнял руку, и расступившийся бордово-красный плащ обнажил белое одеяние под ним, полностью скрывающее тело от ярёмной впадины до ступней ног, обутых в дорогие сандалии из кожи морского ската. Молодой отпрыск владелицы рудников смущённо указал на нежно-лазурную ткань, лоснящуюся под лучами незакрытого навесом лавки солнца. Поняв и испугавшись своего смущения, он попытался напустить на себя важность и произнёс более твёрдым голосом:

– Нет, тридцать локтей! – он смело поднял взгляд, посмотрев рабыне в глаза, но тут же покраснел ещё гуще, и в отчаянной попытке сохранить своё достоинство добавил сдавленно:

– Прошу тебя.

С того самого времени, как этот юный, ещё не отданный в мужья, сын благородной матери появился перед ткацкой лавкой, красавица Эхоте?я находилась в состоянии бдительной напряжённости. Она отлично осознавала, что хоть она и ливианка-рабыня, пусть старательно скрывала свою внешность, закрываясь одеждами и оставляя лишь глаза, к которым никогда не прикасалась тушь, эта загадочность, эта недоступность, парадоксальным образом будоражили не выданных в мужья сынов Атлантииды, потомков Великих Титанов. Что только не делала юная дева для сохранения себя от посягательств разнузданных и не остепенённых браком, а, следовательно, остающихся безнаказанными, молодых наследников титанид. Но никакие ткани, широкими складками ниспадающие с девичьего тела, не могли скрыть природную изящность движений, грацию походки, бархатистость голоса и притягательность взгляда на редкость больших здесь голубых глаз. Эхотея привычно медленно подтянула правую руку под пепло?ном к своему поясу, к надёжно закреплённому и скрытому в складках хито?на короткому острому кинжалу. Ещё ливианка незаметно переступила, стоя за прилавком, и скрестила ноги так, что левое её бедро оказалось поверх правого, ощутив холодную рукоять второго кинжала, притянутого ближе к внутренней стороне бедра, собственноручно сделанными ей из обрезков самой нежной ткани лямками.

Убедившись, что оружие защиты своей чести на месте, юная дева, спокойно оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом с этим вчерашним мальчиком никого потенциально опасного нет, чуть расслабилась, но не потеряла бдительности. Она была наслышана об изысканном коварстве отпрысков титани?д, считающих себя едва ли не божественными атлантами.

Не первый раз Эхотея видела здесь у лавки этого юного и очень симпатичного паренька. Он появился тут на рынке около луны тому назад. Вьющиеся, ухоженные тёмно-коричневые волосы красиво ниспадали на плечи, карие выразительные глаза с длинными ресницами смотрели всегда смущённо и почему-то печально. Тонковатые губы таили лёгкую искреннюю улыбку, а под прямым носом над верхней губой уже пробились тёмные усики, придавая этому юнцу очень милый вид, усиленный хорошо очерченными приподнятыми бровями.

Юная дева всякий раз удивлялась его поведению, когда он появлялся тут, разительно отличая этого юношу от других молодых посетителей рынка в бордово-красных, полностью скрывающих фигуры мужей и сынов титанид. Он, то напустит на себя важный вид и молча купит целый рулон ткани, причём первой попавшейся, вручит товар сопровождающему его мальчугану-ариби?йцу в одной набедренной повязке, и тот потащит новую собственность своего господина, натужено пыхтя. А то бывало, встанет возле лавки с напитками, что поодаль справа в ряду напротив, и среди таких же знатных отцов и матерей Атлантииды, медленно попивая из прозрачного кубка разные прохладные вкусности, украдкой смотрит на Эхотею, думая, что она не замечает его. Его золотой овальный медальон-фибула размером с ладонь скреплял на груди полы бордово-красного плаща, указывая на его знатное происхождение. Его мать благородная титанида Иохе?ния из рода Лага?нов, крупная, почти тучная женщина с пышными формами владела рудниками в горах и под океаном, поэтому на сверкающей в солнечных лучах фибуле блестели горы, а у их подножья расположился грозный спрут. Юный отпрыск так и простаивал полдня, наполняясь напитками, потея от обилия жидкости, пока выпитое не попросится наружу. Тогда у него становились пунцовыми щёки, он последний раз незаметно для окружающих ловил взгляд продавщицы в тканевой лавке и стремительно покидал городской рынок.

Рабыня несколько раз замечала, что именно он следит за ней иногда вечерами, когда она, закрыв лавку на ночь, идёт к дому своей госпожи ночевать. Улицы ночной Атлантииды не погружаются во мрак, ведь они освещены многими лампадами, питающимися от энергошара, который виден и днём и ночью возле Дворца Лучезарных Близнецов на центральной горе столицы. И даже на таких светлых улицах ливианка никогда не выпускала из обеих скрытых просторными складками пеплона рук двух обнажённых кинжалов, дабы молниеносно отразить возможное нападение атлантиидских молодчиков или успеть заколоться самой, но не отдать себя на растерзание и поругание, не позволить удовлетвориться их разнузданной и безнаказанной похоти.

Эхотея много раз тренировала эти два резких движения руками, которые, если в них будет кинжал, способны рассечь ей горло чуть выше ключиц или пронзить сердце немногим ниже левой девичьей груди. Она не хотела умирать, но не боялась этого, если придётся. Когда-то эта дочь далёкой Ливиании поклялась себе, что не допустит до себя мужчину, если сама того не пожелает. Она лучше умрёт, чем позволит свершиться насилию над собой. Ливианка была девственна, но назвать её абсолютно невинной было бы не совсем верно. Она любила людей и жизнь, была добра душой, ей чужда была злоба, агрессия и коварство. Все эти черты её характера уживались в ней, несмотря на жестокость того мира, которому принадлежала рабыня.

Однако сегодня этот красивый юноша впервые заговорил с ней, да ещё так застенчиво, что Эхотея невольно улыбнулась под тёмной тканью, скрывающей её лицо, кроме глаз. Она принялась проворно и точно отмерять лазурную ткань, взмахивая полотном, чтобы расправить его. Застоявшийся знойный и душноватый воздух под сенью навеса лавки и соседних мест торговли вздрагивал и, перемешиваясь с запахами пряностей, разных ароматов городского рынка и близкого океана, обдавал лёгкой прохладой вперемешку с пылью молодого атлантиида и саму Эхотею. Сейчас она делала это нарочно, будто испытывая юношу, ведь, если посетителю лавки будет неприятно, то он так о том и скажет, выразив недовольство. Вопреки смутному ожиданию, состоятельный покупатель лишь мило улыбнулся и снова покраснел.

– Странный он, – подумала ливианка, работая, – возраста же моего титаниды сын этот знать не может, лица моего никогда не видел он, да и здесь на рынке меня не видел толком никто, пустила слух даже я, что уродлива и лицо обожжено моё. Неужели мать его не даёт возможности ему с рабынями развлекаться, дабы смог он в искусстве любви супружеской преуспеть, прежде, чем в мужья его отдадут богачке какой-нибудь? Быть может, мать бережёт невинность его для брака особого? Бывает здесь такое, когда юнцов таких богатых и неопытных в мужья отдают таким же девам неопытным из семей знатных. Считают тут, что браки такие устойчивы более и стать моногамными способны, нормы этические повысив.

Она почти отмерила тридцать локтей и принялась разглаживать складку для отреза.

– Ну, да, – продолжала думать Эхотея, занимаясь делом, – думают они, что общество исправить их моногамия насаждаемая поможет. Глупцы! Не исправить этим… Любовь искренняя и чистая исправляет только. Между женщиной и мужчиной любовь в сути своей моногамна, как на родине моей, пусть там тоже не благополучно всё, мать мне рассказывала, а любви-то здесь вот мало, нет почти. Юнец этот разве что в меня влюбился явно. Дурашка, любить искренне позволит кто ж тебе? Титаниды благородной сын же ты, атлантиид ты, а не ливианец. Меж атлантиидами и ливианцами или арибийцами чёрными связь пресекается всячески, а, если дети и рождаются от отношений этих, то выродков таких сразу кидают со скалы высокой в прибой пенный. Акулы голодные всегда, ну и спруты, да крабы доедят остальное. Атлантиидов раса чистой от чужой крови быть должна. Считают так они. Ладно, смотри на меня, меня всю всё равно не увидишь, а, если попытаешься против воли моей, то Света Богиней клянусь, кинжала острых оба своих себе в грудь вонжу и в миг последний жизни моей увижу, как кровь младая моя брызнет на лицо твоё милое и на хитон белоснежный твой. Тебе не достанусь я! Никого не убью больше я, порождает зло ведь зло только, а если в мире этом иначе никак нельзя, то не место мне в мире этом.

Свернув заказанный отрез ткани, Эхотея вынесла его в узкий проход у прилавка и с поклоном положила, как можно ближе к посетителю. Затем спешно отошла вглубь лавки, исподлобья бросила взгляд на юношу, произнеся вежливым тоном, но попытавшись огрубить свой голос, дабы этим постараться отвадить от себя отпрыска знатной дамы:

– О титаниды благородной сын достойнейший, приобретение ваше обходится в две всего монеты серебряных Близнецов Лучезарных.

Юноша наклонил голову, шевеля руками под плащом. Полы бордово-красной узорчатой ткани разошлись, и показалась его сжатая в кулак кисть руки пальцами вниз. Юнец вдруг приостановился, понимая, что не сможет передать плату через широкий прилавок с товаром.

Обычно атлантииды, а имели право покупать что-либо только они, будь то женщины или мужчины, просто бросали плату через прилавок, выказывая тем самым своё превосходство перед рабами. В этом государстве работали только рабы из Ливиании или из Ариби?и, правда, попадались представители и других народов, но редко. Вторые ещё больше отличались от всех – смуглая иссини-чёрная кожа, такие же мелко вьющиеся волосы, широкие ноздри и тёмно-тёмно коричневые глаза, правда стопы ног и ладони рук их были розовые. Арибийцы выполняли самую тяжёлую работу, причём неважно было мужчины это или женщины, даже детей их нещадно били и заставляли работать. Ливианцам повезло больше, им досталась работа в домах горожан, на различных производствах, на полях и промыслах.

Юный отпрыск посмотрел на ливианку и начал обходить прилавок, чтобы зайти за него и вручить плату в руки. Ливианка напряглась, нащупала под пеплоном кинжал на поясе и даже наполовину вытянула его из ножен под складками своего одеяния. Действия этого посетителя были необычны, ведь до этого дня он молча оставлял монеты ближе к Эхотее и уходил, не встречаясь глазами с ней.

– Не бойся меня, о ливианка прекрасная, – заметив, как рабыня непроизвольно подалась спиной вглубь лавки, негромко, заметно волнуясь, произнёс юноша, – дурного не причиню я тебе, клянусь богами в том. В руки твои плату отдать нужно мне.

– О, господин, – теперь уже своим собственным бархатистым, но чуть испуганным голосом, заговорила Эхотея, – не достойна я того! На прилавок монеты положите или на землю бросьте, прошу вас. Благодарю нижайше вас я за визит в лавку титаниды Роании.

– Плату прими сама от меня, прошу тебя.

Он почти прошёл проход у прилавка и остановился на расстояние вытянутой руки от Эхотеи. Его рука с зажатой ладонью по-прежнему была протянута вперёд. Кинжал полностью вышел из ножен, а ливианка, прижимая его к талии, надёжнее вкладывала в ладонь прохладную рукоять смертоносного оружия. Юная дева внутренне сжалась, готовясь отражать возможное нападение. Это был давний и очень глубокий страх перед мужчинами в бордово-красных плащах.

– Прошу тебя, – залепетал юнец, краснея всё гуще и гуще, – не только монеты здесь… здесь…

Он проходил боком и, явно страшась, вытягивал руку, будто втискивал её в горнило кузнеца. Сердце его стучало у горла, и Эхотея это заметила по пульсирующей артерии под ухом. Смягчившись, понимая, что в таком положении неопытный юноша ничего не сможет ей сделать плохого, ливианка протянула свою левую руку из-под тёмного пеплона ладонью вверх. Рабыня осторожно втянула сквозь скрывающее лицо ткань воздух носом, пытаясь по привычке определить запах посетителя, но внезапный лёгкий порыв ветерка с океана, редко залетавший в рыночные ряды, принёс лишь аромат соли и рыбы, а также резкий запах специй соседней лавки. Юноша робко подался вперёд и выложил в раскрытую девичью руку плату. Чуть звякнули нагретые его теплом монеты и ещё что-то мягкое. Юноша одними пальцами закрыл тонкую ладонь Эхотеи и заговорщицки шепнул, посмотрев очень грустным взглядом в её глаза:

– Ино?хием меня зовут, а тебя Эхотеей кличут, знаю я. Читать же умеешь ты? Прощай.

С этими словами он быстро развернулся в узком проходе, подхватил свёрток ткани и, не оборачиваясь, удалился. Внезапный порыв тёплого ветерка стих, утаив от юной девы запах Инохия. Эхотея, вздрогнув от последних слов юноши, удивлённо посмотрела ему во след, украдкой убрала в ножны кинжал и раскрыла левую ладонь.

– Известно откуда ему имя моё? Быть может, знаком он с госпожою моей? – недоумённо подумала ливианка, спешно кинув две монеты в мешочек на поясе с другой стороны оружия самозащиты, а в руке обнаружила тончайший пергамент, свёрнутый в узкую трубочку. – Возможно, но не встречала у неё я его, его-то запомнила бы, хоть днями пропадаю здесь на рынке и знать всего не могу. А читать умение причём тут? Неужели письмо это? Послание он мне отдал? Титаниды сын благородный рабыне недостойной письмо передал? Странный он точно!

Аккуратно, чтобы никто в округе не заметил, она принялась разворачивать свёрток. Её одолевало любопытство, что там такое, что этот юноша так вежливо с ней говорил, словно она не рабыня, а дочь благородной титаниды.