Постель тоже была чистой, но застиранной чуть ли не до дыр.
В комнату вошла симпатичная девушка, хрупкая, небольшого роста, с очень стройной фигурой, не похожая на деревенских. И особенно она не походила на эту безликую грязно-серую комнату.
– Это комната для гостей, которым нужен ночлег, – словно угадав ее мысли, на ходу проговорила красавица и обернулась к Киру. – Не станем возвращаться к тому разговору, я же не буду интересоваться, откуда ты это узнал, – сказала она хрипловатым, но приятным голосом. – После того как ты меня обругал, я и не думала, что ты вернешься.
– Не ради себя ведь приперся, – буркнул Кир.
– Понимаю, но, Кириус, не стоит приводить ко мне кого вздумается. Не надо, милый! Я ведь говорила: даже то, что я… помогаю тебе, не поощряется.
– Прости, – поспешно ответил мальчик.
– Прощаю, ибо люблю тебя, мой маленький дегеец.
– Я же просил не называть меня так!
– Так, может, называть тебя черноротым? – проговорила красавица. – Ты ведь, родной мой, ругаешься не хуже людей, которых комары закусали.
– Достаточно будет – Кир.
– Я не стану называть тебя этой глупой кличкой. Кириус, пойми, помнить имя – это огромный подарок. Не смей этого не ценить.
– Иногда я тебя совершенно не понимаю, – буркнул Кир.
Девушка сделала вид, что не услышала, и перевела взгляд на Рюмси:
– Как ты?
– Лучше, благодарю.
– Скоро поправишься. Ты наверняка проголодалась. Я впервые вижу друзей Кириуса, причем удивлена, что они вообще у него имеются, – она рассмеялась собственной шутке. – Так что угощу всем, чем захочешь.
– Все… чего… захочу?
Девушка кивнула.
– Съем, что дадите, – неуверенно промямлила Рюмси, но ее живот при упоминании еды заурчал более смело.
– Я не шучу, – она поглядела на Рюмси взглядом алых, как осенние листья, глаз. – Проси, чего хочешь.
– Она любит рыбу, – подал голос Кир. Похоже, он все-таки слушал тот разговор с Брэкки.
– Рыбу. О, как интересно, большинство бы свинюшку попросили или курицу. А какую именно рыбу?
– В нашей реке водится рыба, такая… с черными пятнами. Мясо у нее красное-красное, не белое, как у озерной.
– Поняла, – хозяйка одарила ее улыбкой. – Скоро принесу.
Она открыла дверь, за которой обнаружился огромный зал, оттуда доносились голоса, смех и пение. А еще повеяло чесноком, крепкими напитками и не менее крепкой руганью.
Рюмси вдохнула запах. Словно вся свежесть реки очутилась в этой запеченной рыбке.
– Я не думала, что еще раз попробую эту вкуснотищу. Да я вообще не думала, что смогу покушать.
– Наслаждайся.
– Как вы ее поймали? – Рюмси жадно ела рыбу, не успевая очистить от костей, от чего те больно кололи ей десна.
– Не все ли равно? – пожала плечами девушка.
– Никто из местных не умеет ее ловить. Покойный староста только умел. Так как вам это удалось?
Корчмарка немного помедлила с ответом.
– Я ее создала, – явно нехотя проговорила она.
Еда застряла у Рюмси в горле. Это шутка? Или вранье? Ни то, ни другое. День – нельзя врать.
– Вы умеете создавать рыбу?
Девушка неохотно кивнула.
– А какую еще еду вы можете создать?
– Любую, – и добавила: – Которую хоть раз пробовала сама.
– Ого, вы же можете… – Рюмси замялась. – Сейчас голод, почему вы не помогаете, с вашим-то даром?
– Это требует… сил.
– Но все-таки вы можете помочь? Верно?
От ясной, беззаботной улыбки корчмарки не осталось и следа. А следующие слова поразили не меньше:
– А зачем мне это?
Рюмси свела брови, уставилась в алые блестящие глаза.
– Ну что молчишь-хмуришься?
– Н-но как? Люди же умирают от голода, они нуждаются в помощи, – произнесла Рюмси, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучало обвинение.
Корчмарка рассмеялась, и мелодичный звук ее холодного смеха разнесся по комнате:
– Всегда кто-нибудь нуждается. Где-то заяц подвернет ногу, где-то птица застрянет в силках… Почему я должна тратить свое время и силы на тех, кто мне безразличен? К слову, я охотнее помогу зайцу, чем людям.
– Почему вы ненавидите людей?
Девушка горько усмехнулась и на некоторое время замолчала.