Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес (сборник)

– Она больна несерьезно, я думаю, – скрепляет это замечание старшая сестра.

Войдя в спальню, Натали некоторое время не решается даже и говорить о Пушкине – так занята странницами мать – и только под ее недовольным и даже изумленным взглядом шепчет:

– Маман! Пришел Пушкин!

– А-а! Пушкин? Он приехал, значит? Что же ему надо днем? – чрезвычайно неприязненно к гостю спрашивает Наталья Ивановна.

– Он хочет видеть вас, мама?… – намекающе говорит Натали.

– Ах, так!.. Он… должно быть, с матримониальными целями! – догадывается Наталья Ивановна. – Он в чем? Во фраке?

– Кажется. Впрочем, я не заметила… Так что же ему сказать?

– Это все глупости! И ты не думай ничего серьезного!

– Я? Я совершенно ничего не думаю, мама?! – откровенно сообщает Натали.

– Я получила такие сведения о нем!.. Я, конечно, тебе ничего не говорила, тебе незачем это знать! Этому не бывать, зачем он пришел, – слышишь ты? – еще тверже и определеннее решает мать.

– Что ему сказать, мама?а? Что вы больны и не можете принять? – соображает и подсказывает матери дочь.

Но матери унизительными кажутся увертки; она хочет прямых путей.

– Отчего же я не могу его принять? Я вполне могу принять его здесь… – говорит она даже несколько надменно, пожалуй. И обращается к странницам: – Вот что, матушки! Пройдите-ка сюда, в эту дверь, в мою моленную, а потом… Натали! Проведи их на кухню!..

Странницы встают. Натали выводит их из спальни и через некоторое время возвращается, когда Наталья Ивановна перед ручным зеркальцем приводит в порядок свою прическу под вычурным чепчиком и одеяло, которое располагает красивыми складками.

– Что сказать Пушкину, мамаа?? – спрашивает Натали.

Наталья Ивановна отвечает недовольно, но решительно:

– А что же сказать? Проси его сюда!

И Натали уходит приглашать Пушкина для беседы с матерью, заранее зная, что это будет за беседа.

Между тем в столовой, где так не по себе Пушкину, он говорит, чтобы только не молчать мучительно:

– Да, зима в Москве это – время болезней. А болезни сначала бывают несерьезными, а потом уже… Ведь даже и чума, которую я видел в Турции…

– Ну, у мамы, конечно… – живо перебивает Александра.

– Не чума, вы хотите сказать? Я в этом не сомневаюсь, боже мой! Так разве что небольшая лихорадка?

Катерине Алексеевне лестно поговорить с известным сочинителем, и она объясняет:

– Просто зубы болят у Натальи Ивановны… Зубная боль, потому-то она и приказала привести ей странниц.

Екатерине Николаевне кажется неприличным упоминать о странницах.

– Не потому, конечно! – говорит она, взглядывая на Катерину Алексеевну изумленно.

Но Пушкина это несколько оживляет. Он веселеет. Он замечает:

– Нет, отчего же! Странницы – это хорошее средство от зубов. Я сам, даже не страдающий зубами, все-таки люблю слушать этих бродячих старух… и стариков тоже.

Но старшая из сестер Гончаровых блюдет в доме то, что принято считать хорошим тоном.

– Так вы не хотите кофе, г-н Пушкин? – спрашивает она. – Тогда, Катерина Алексеевна, нужно, чтобы убрали тут все!

Екатерина Алексеевна уходит, захватив с собой кофейник и сливочник. Потом входит горничная с большим подносом и забирает чашки и прочее. Входит Натали из спальни матери и говорит, краснея:

– Г-н Пушкин, мамаа? просит вас к себе… Она извиняется, что не может выйти сюда.

При этом Натали поспешно отворяет дверь в спальню и пропускает туда Пушкина, сама оставаясь в столовой, которая по уходе Пушкина постепенно пустеет.

Пушкин, войдя в спальню, делает от дверей почтительный поклон.

– Здравствуйте, г-н Пушкин!.. Александр Сергеевич? Так, кажется, вас зовут? Садитесь вот сюда, ближе ко мне… Простудилась немного, и зубы что-то… Уж извините, – голосом женщины, которая не нуждается в том, чтобы ее извиняли, говорит Наталья Ивановна.

Пушкин, подойдя к ее постели, целует ее руку и садится на один из стульев, отставляя к стене другой. Он делает это безмолвно, и Наталья Ивановна спрашивает его:

– Все-таки вы что-то долго пробыли на Кавказе! Ведь вы уезжали, кажется, зимой?

Пушкин старается быть гораздо более почтительным с матерью Натали, чем мог бы быть почтителен с главнокомандующим русской армией в Турции.

– Весною; месяцев пять назад я уезжал… Я долго пробыл у графа Паскевича в действующей армии… Делал с ним походы в Турцию… При мне был взят Арзрум… Это очень по-тамошнему большой и важный город. Но я там, в Азии, очень соскучился по России, по Москве, а больше всего по той, которую я хотел бы… иметь право назвать своей невестой! – При этих словах он подымается и наклоняет голову.

Однако такое непосредственное стремление к цели визита не нравится Наталье Ивановне.

– Присядьте, присядьте… Александр Сергеич!.. Такие вопросы так вот сразу не решаются, – говорит она сухо и даже насмешливо. – Вы уже не так молоды, чтобы этого не знать. Вот у вас и морщины, кажется, показались – от непоседливой жизни, разумеется, и от трудов поэтических… Так что вы должны обсудить это холодным рассудком, а не, как зеленый юноша, бросаться очертя голову… Хотя вы, должно быть, и очень состоятельный человек, а все-таки…

Пушкин чувствует иронию в этих последних словах, и она бьет его, как кнут наездника горячую лошадь.

– Я не сказал бы о себе, что я – очень состоятельный, Наталья Ивановна, но… – начинает он и сжимает зубы.

– Но не очень состоятельные люди не проигрывают в карты по тысяче червонцев сразу! – живо перебивает Наталья Ивановна.

Такая осведомленность о проигрыше его в Горячеводске изумляет Пушкина.

– Откуда вам это известно? – спрашивает он.

– От добрых людей, конечно, откуда же еще? – цедит она.

– Тысячу червонцев я действительно проиграл одному лейб-гвардейцу на водах, это правда, – подтверждает Пушкин, выжидающе на нее глядя.

– А потом заняли пятьсот червонцев у своего приятеля, декабриста, и их проиграли тоже! – продолжает уже явно возмущенно Наталья Ивановна.

– Я чрезвычайно изумлен! – говорит Пушкин. – Вам и это известно? Да, это тоже было! И моему самолюбию очень льстит, что вы все-таки интересовались мной, хотя бы настолько, чтобы… подсчитать мои проигрыши. – (Слегка подымаясь, он вежливо кланяется.) – Но я ведь играл от тоски, это раз, а затем, я ведь не считаю эти проигрыши большими.