Чертобой. Свои среди Чужих

– Покажешь?

– Пошли.

Я поднялся с твердым намерением вбить Иваныча в землю по самые уши, потом вытащить, перевернуть и вколотить уже по пятки, но вниз головой. Кузькина мать любимой тещей покажется, обещаю! Инициативу, значит, решил проявить? Ну-ну… и за нее тоже огребет.

– И где же он? – Я повертел головой, осматривая пустынный берег и не менее пустынную реку.

– Не знаю. – Дочь оглянулась на сидящего сзади белого зверя и недоуменно пожала плечами. – Вася говорит, что Пафнутий тоже не отзывается.

– Какой Пафнутий?

– Пафик. – Лена решила, что этим все объяснила. Но добавила: – Который за вашим Иванычем следил.

– Наверное, сбежал.

– Такого не может быть, для них выполнение приказа важнее жизни. Надо еще поискать.

Ага, куда уж больше-то? И так бродим целый час, и хоть бы какой толк. Ни следов, ни хрена… рация тоже молчит.

Бабах!!! Выстрелы где-то выше по течению.

– Это он! – кричит Андрей, срываясь с места в карьер.

– Погоди!

Не успеваю – этот лось ломится вперед сквозь кусты, а дети дружной толпой устремляются за ним по проложенной просеке. Им, молодым, хорошо – включил моторчик в заднице, да и поскакал. А тут годы берут свое, на пятом десятке и дыхалка сдавать начинает, и общее состояние скоростям не способствует. Не то чтобы совсем укатали сивку крутые горки и пора отправлять на махан, побегаю еще. Но не с резвостью напуганного сайгака. Куда торопиться?

Оказалось – есть куда. Выстрел за кустами… еще один… Вылетаю на открытое пространство, забыв про одышку и хрипы в груди. Бля-а-а, знакомые все лица!

– Не ждал? – Петрович отступает спиной к резиновой лодке, прижимая пистолет к голове самого младшего, Мишки. Тот из вредности полностью расслабился и обмяк, бородачу приходится тащить его почти волоком. – Бросай оружие, Чертобой!

Как в голливудском боевике. Там тоже плохие парни всегда берут заложников и заставляют хороших копов положить пистолеты на землю. Только лежащий с перерезанным горлом Никитин не похож на декорацию, слишком натуральная и не картинная поза.

– Сдавайся, и я гарантирую тебе жизнь.

– Спасибо, конечно. – Этот хмырь откровенно смеется. – Уж как-нибудь без гарантии обойдусь.

– Урою падлу. – Андрей сидит на песке, зажав руками кровоточащее колено. – Сейчас встану и урою.

– Заткнись уж, урывальщик. – Петрович ногой столкнул надувнушку в воду. – Всем отойти! Отойти, я сказал! И тварей уведите!

Делаю шаг назад.

– Еще!

Второй шаг.

– Не злите меня! – Он садится в лодку, продолжая удерживать Мишку. – И давайте без глупостей – высажу мальчишку на той стороне Оки, потом заберете.

Рядом стало как-то непривычно пусто, пропали вечно суетящиеся звери. Струсили и разбежались?

– Гады!

Вопль раздается одновременно со свистом воздуха, выходящего из порванных баллонов. Вода у берега вскипела от выныривающих зубастых морд. Остальное тоже выныривало. Но именно морды с зубастыми пастями были заметны больше всего. Щелкнул вхолостую боек пистолета… Ну да, у нас же оставалось всего два патрона к «ПМ».

– Гады! – повторяется Петрович, пытаясь отбиться от рванувших в атаку хищников. Поздно – кто-то уже прыгнул на спину и вцепился в шею. Нелепый взмах рукой, и в нашу сторону летит что-то круглое. – С-с-суки!

Отчетливо слышу хлопок взрывателя. Граната падает точно между Леной и младшими… Сейчас…

Господи, никогда и ничего не просил! Сегодня прошу – дай успеть!

И уже падая, почувствовав даже сквозь бронежилет рубчатый кругляш под животом, шепчу:

– Спасибо… я успел.

Эпилог

Теплый ветерок играл букетом полевых ромашек, стоящим в обыкновенной железной банке. Все так, как в песне, слышанной когда-то – простые железные кресты с овальными фотографиями, невысокая синяя ограда…

Совсем юная, но уже с проблесками седины в толстой косе девушка сидит молча, лишь рука незаметно для самой себя поглаживает зверя, положившего голову ей на колени.

«Вот мы и одни остались, Вася».

«Все когда-нибудь умирают».

«Я знаю».

«Но сделать это так, как сделал твой отец, дано не всем».

«Я знаю. Но мама…»

«Они жили долго и умерли в один день. Это плохо?»

«Могли бы жить».

«А сейчас?»

«Что?»

«Они живут в вас. А твоя мама слишком любила отца, чтобы оставаться одной».

«Обычный инфаркт».

«Обычная любовь».

«А мы?»

Зверь надолго задумался, не находя нужных слов. Потом улыбнулся: