Ратибор и Ода. Первая книга

– Заткнись! По нему я буду плакать меньше всех. Но таков удел моей судьбы. Люблю я только тех своих детей, что пьют уже вино в Вальхалле.

Праздник продолжился по наезженной годами колее. С криками, песнями, братанием. Вино лилось рекой, закуски было вдоволь. Что ещё надо воину после успеха в битве? Наверное, ничего.

Закатные лучи солнца сверкали в кубках и в волнах моря, высвечивая в нём силуэты кораблей. Весь горизонт от берега и до того места, которое мог различить взгляд очень зоркого человека, был заполнен малыми и большими ладьями фризских и вендских купцов. Они готовы были скупать у норманнов всё – от рабов и вплоть до столов и лавок, прихваченных из монастырей для празднования победы. Цены на всё добытое в бою были бросовыми.

* * *

Мунин спросил Хугина:

– Ответь, наимудрейший, какое из этих двух чувств сильнее: страх перед смертью или жадность?

– Вопрос не правильный. Жадность не чувство, а болезнь. Ослепший от блеска золота опасности не видит. А зря.

Глава 3

Ода проснулась рано утром, как всегда с улыбкой на губах. О, боги, какое счастье вы создали на Земле для человека! Жизнь прекрасна! Был разгар лета, поэтому солнце уже было высоко. Она жила в большой королевской усадьбе, огороженной от остального мира высоким частоколом и башнями. Специально отобранный лично Иваром отряд воинов круглые сутки следил за тем, чтобы сюда не проникла даже мышь. Усадьба располагалась на большом острове озера Меларен[44 - Второе по размеру озеро в Швеции, колыбель шведской государственности. Имеет множество островов. На восточной оконечности озера расположен Стокгольм. Древняя столица свеев Уппсала располагалась чуть севернее, на берегу реки, впадающую в один из узких заливов озера Меларен], ставшего водной колыбелью для становления у свеев государства. Усадьба была построена отцом специально для Оды сразу после смерти её матери. Здесь никогда не был ни один из её братьев. А отец, наоборот, после ратных забот, объезда территорий для сбора налогов и других государственных дел всегда приезжал именно сюда. Ивар часто называл Оду ласково Адель, поэтому и усадьба, и сам остров с тех пор так и стали называться – Адельсё[45 - Поныне название одного из островов озера Меларен].

Поднявшись с ложа и изрядно потянувшись, Ода пошла будить подругу. Сольвейг была племянницей Бальдра. В раннем детстве она осталась сиротой. Поэтому девчонки-одногодки росли вместе, словно сёстры. Да и на вид они были очень похожи. Сольвейг лишь чуть пониже, а Ода постройней.

– Сольвейг, вставай!

– У-у-у…, опять настало утро? Нет, не хочу. Дай мне ещё поспать.

– Сольвейг, проснись, вчера ты обещала пойти на озеро, чтобы слушать птиц, которые встречают утро песней.

– Вчера я глупая была. Они всегда поют. Им больше нет другого дела.

– А у тебя есть дело?

– Ну-у-у, дай поспать.

– Сольвейг! Какое дело мы наметили на утро?

Девушка сразу села на постели и потёрла кулачками свои красивые глаза:

– Точно! Адель! Ты сразу бы сказала, что мы с тобой решили с острова удрать.

– Ну, так уж и удрать, – улыбнулась Ода. – Сбежать на ярмарку, а после всё ж вернуться. Давай, вставай! И деньги не забудь.

Девушки быстро позавтракали и в сопровождении охраны и кормилицы отправились в тихую заводь купаться.

Стражи усадьбы тщательно проверили весь берег, не спрятался ли кто в кустах подглядывать за купанием красавиц. Нет. Всё осмотрев, охранники ушли на удаление, достаточное, чтобы услышать крик. Девушки скинули платья и полезли в воду, в которой отражались их белоснежные тела.

Вдруг Ода встала, повернулась и спросила кормилицу, которая была с ней с самого рождения:

– Аслауг, а полотенца ты взяла?

Дородная, но ещё вполне привлекательная женщина удивилась:

– Я же тебе их отдала. Вы сами их с собой всегда берёте. Ну, вот. Придётся вновь домой тащиться. В такую даль. Набегаешься за день, а к вечеру опять я буду словно ломовая лошадь, пахавшая до самого захода солнца целинные поля…

И, ворча себе под нос, шурша подошвами по травам, она ушла. Девчонки сразу выскочили на берег, оделись и юркнули в кусты. В соседней заводи стояла лодка, на которой они иногда катались вдоль берега. Сев за вёсла, Ода и Сольвейг отправились на соседний остров Бьёркё. Там, в прямой видимости от усадьбы, предприимчивые купцы организовали торг[46 - В дальнейшем один из крупнейших торговых центров средневековой Скандинавии, известный, как Бирка]. Стоило только Ивару построить для дочери крепость Адельсё, как купцы, поняв, что где конунг, там и деньги, сразу же расположились у него под боком. Пролив не превышал и полумили, и девушки быстро добрались до ярмарки. Оставив лодку в бухте, забитой большими и малыми посудинами, они вышли на берег. Здесь было весело, и жизнь била во всю ключом. Народ съезжался отовсюду. Ещё бы, королевский торг, быстро ставший самым лучшим! Девушки пошли по рядам, где зазывалы предлагали всё: от детских дудочек до воинских доспехов. Оду и Сольвейг это мало интересовало. Купив засушенные в мёде орешки, они пошли туда, где продавали ткани, украшения, ленты в косу, гребешки, серебряные зеркала…, короче всё, что интересует девушек всех возрастов во всех известных странах мира. Ярмарка была огромной. Звучала музыка, разливалось пиво, мёд и морсы, лотошники предлагали пироги и прочую еду. Вдоволь накупив обнов, подружки посетили священный дуб, рядом с которым бил родниковый ключ, где они возложили розовые ленточки для Фрейи[47 - Богиня войны и любви у скандинавов]. Затем раздали милостыню больным, блаженным и убогим, стоявшим толпой у входа в капище. После этого они решили возвращаться. Но навстречу им с ярмарки вдруг ринулась толпа. Её гнали воины, обыскивающие лавки купцов. Впереди всех, усердно вглядываясь в лица женщин, бежала красная от возбужденья Аслауг, и учитель Оды Гейр. Гейр рвал и метал, раскидывая всех, кто попадался на его пути. Аслауг хрипло вскрикнула:

– Вот они! Слава богу – живы!

Она тут же подбежала и стала ощупывать девушек со всех сторон, как будто и так не было видно, что они целёхонькие и даже не помяты.

Гейр встал, как вкопанный, мотая при этом головой:

– Ну… Я… Такое… Почему… – его слова застряли в глотке.

Аслауг между тем выговорилась вволю. Ода даже не подозревала, что она умеет так ругаться: витиевато, образно и громко.

– Ну всё, Аслауг, что случилось?

– Я, между прочим, за тебя в ответе! – кормилица воткнула руки в боки. – И за тебя, красавица, – она тряхнула Сольвейг за плечо. – Пожалуюсь отцу и дяде, непременно.

Женщина, качая головой, демонстративно повернулась к беглянкам задом:

– Вот ведь устроили! Гейр, доспехи не снимая, весь остров оббежал. Думал, вас выкрали шальные люди.

Учитель от изнеможенья сел прямо на землю, сразу сняв с потной головы шлем.

Глядя на них, Оде стало стыдно:

– Прости Аслауг, мы хотели вдвоём с Сольвейг немного прогуляться. Так хочется, чтобы без надзора сами, мы иногда могли, куда хотим ступать ногами. Теперь мы готовы в заточение, в полон, в неволю вновь вернуться.

– Чего болтаешь, – Аслауг возмутилась ещё больше, – какое заточение? Кто ещё так живёт, как вы?

Вернувшись домой, девушки быстро забыли об обиде Аслауг и бледном виде Гейра. Обновки отодвинули на второй план всё остальное.

И только после обеда, зашедшая в комнату к Оде Аслауг напомнила им об утреннем происшествии:

– Я вот всё думаю, случайно ли вы сегодня в Бьёркё сбежали? Может, там вас ухажёры ждали?

Девушки рассмеялись.

– Чего смеётесь? Это быстро происходит. Сегодня куклы, завтра, глянь, уже ребёнок.

Ода стала вдруг серьёзной и засунула руки под сарафан. Он одевался поверх платья и представлял собой два куска материи, которые соединялись между собой либо тесёмками, либо застёжками-фибулами. Сарафан Оды имел по бокам по четыре красивые бронзовые фибулы. Ода оттопырила у себя ложный животик беременной и затараторила притворно возбуждённым голоском:

– Смотри, кормилица! Я не пойму, с чего у меня живот вдруг стал расти?

Сольвейг сразу поддержала подругу:

– И у меня! – она проделала с сарафаном то же самое, что и Ода.

– Аслауг, на ужин хочу я квашеной капусты. И лучше с кислой клюквой.