Сова летит на север

– Утром моя флотилия уходит к Девяти путям. Хочу, чтобы ты дал мне напутствие.

Перикл вздернул брови – казалось, его удлиненный череп вытянулся еще больше.

– Все уже прозвучало на собрании пританов… Афины нуждаются в корабельном лесе, золоте, серебре из Фракии, поэтому господство в Пангейских горах имеет для нас стратегическое значение. Постарайся обойтись малой кровью, чтобы киконы, дерроны и бизалты не ожесточились. Объединившись, они могут помешать нашим планам, тогда придется перебрасывать сюда войска из Аттики. Зачем нам второй фронт? Не повторяй ошибку Кимона – не иди на Драбеск, пусть крепость остается сторожевым постом на границе между Македонией и Фракией. Будем ждать от тебя хороших вестей.

– Форпосту Эллады нужно новое имя. Как бы ты его назвал?

Первый стратег на мгновение задумался, наморщив лоб.

– Гора, на которой он стоит, с трех сторон окружена Стримоном, – пусть будет Амфиполь[83 - Амфиполь – букв. «окруженный (кольцом) город».].

– Пойдет, – Гагнон широко улыбнулся.

– Желаю удачи! Ждем от тебя к Великим Панафинеям корову и двух овец, к осенним Элевсиниям – часть первого урожая, а к Дионисиям – ритуальный фаллос. Да поможет тебе Зевс Арей!

Поднявшись с дифросов, товарищи обнялись.

5

Кизик наблюдал за стройкой из узкой бойницы. Пришлось подняться по винтовой лестнице на башню, чтобы как следует разглядеть котлован.

Сквозь кроны деревьев пробивалась голубая гладь бухты. С высоты горы боевые корабли казались неповоротливыми: медленно ползли по воде, оставляя за собой светлые шрамы. Вдали россыпью белели постройки Мирмекия[84 - Мирмекий – полис на северном берегу Керченской бухты.].

В тени было зябко, намокший от пота гиматий неприятно холодил спину. Фальшивое весеннее солнце так и не смогло за день нагреть мощный бут. Затянувшая угол проема паутина пружинила на сквозняке.

Эсимнет чувствовал себя неуютно, его не покидало тревожное чувство. Вот опять в гавань заходит лемб с изображением львиного скальпа на парусе. Карийцы не могут дать убежище всем желающим, поэтому беженцы с Самоса продолжают прибывать. После походов Дария и Ксеркса Иония перестала считаться безопасным местом. Теперь, вместо того, чтобы доставлять на Боспор ткани, оливковое масло и вино, мореходы развозят по Понту островитян Эгейского моря. Они получают за это звонкую монету, а боспорские купцы – ничего. Если дело пойдет так и дальше, склады опустеют. Гермонасса[85 - Гермонасса – полис на южном берегу Таманского залива, совр. Тамань.], Корокондама[86 - Корокондама – полис на южном берегу Таманского залива возле Тузлинского мыса.], Тиритака[87 - Тиритака – полис на западном берегу Керченского пролива, к югу от Керчи, совр. поселок Аршинцево.] уже предъявляют претензии, считая, что, как союзники Пантикапея, имеют право на бесперебойное снабжение товарами из Аттики.

Теперь ему казалось, будто землекопы еле шевелятся.

«Перебрал вчера – вот и видится все в черном цвете», – с досадой подумал он.

Со стороны Феодосийской дороги одна за другой тянулись повозки, груженные камнем. Снизу доносился дробный стук – это каменотесы вовсю махали молотками, придавая известняковому буту форму квадров. Пыль силилась улететь, но, едва поднявшись над головами, сгущалась и опадала, покрывая все вокруг серым налетом.

Кизик уже представлял себе, как украсит стены пританея[88 - Пританей – общественное здание, в котором устраивались обеды за государственный счет для магистратов, а также разного рода собрания.] стелами из Ионии, а в нишах поставит статуи олимпийцев. Пока под вопросом оставалась кровельная черепица – ее должны были привезти из Синопы в обмен на пшеницу, но зерновоз, который он отправил в Пафлагонию прошлой осенью, затонул возле мыса Карамбис.

Эсимнет проводил взглядом процессию жрецов, следовавшую с торжественным пением через теменос[89 - Теменос – священный участок перед храмом.] Аполлона Врача. Над алтарем поднимался дымок. Гиеродулы[90 - Гиеродул – храмовый раб.] сметали с закопченной столешницы золу.

«Пора снова снаряжать корабль в Синопу», – подумал Кизик.

Почетная должность синагога амфиктионии[91 - Амфиктиония – крупный религиозный союз с общим святилищем и казной.] Аполлона Врача на Боспоре давала ему доступ к храмовой казне. Еще дед добился в Совете ключей от опистодома[92 - Опистодом – закрытое хозяйственное помещение в западной части храма, часто служившее для хранения казны.]. Бывало, запускал в казну руку. Потом возмещал недостачу, но не всегда и так, как считал нужным.

Синекура передавалась по наследству от отца к сыну, а вместе с ней и обязанности, которые были скорее привилегиями. Например, лично подбирать подрядчика на строительство, рассчитываться с ним.

«Я-то чем хуже?» – алчно рассуждал Кизик.

Он не сомневался в своей непогрешимости, поэтому под видом строительства нового пританея возводил личный дворец. Хотя злые языки утверждали, что восстановление старого здания, разрушенного скифами при Археанакте Первом, обошлось бы куда дешевле.

Послышался шум шагов, который сопровождался ритмичным звоном: кто-то поднимался по лестнице, задевая ножнами стену. Вошедший иларх[93 - Иларх – командир илы, конного отряда из 64 всадников.] похлопал себя по плечам, чтобы стряхнуть пыль, отчего боевой ход наполнился запахом сыромяти и дробленого камня.

Жесткий внимательный взгляд придавал лицу кавалериста хмурое выражение, которое усиливалось уродливым клеймом на щеке. Сову ему выжгли костоломы Перикла после подавления восстания на Самосе два года назад. Тогда многих защитников острова распяли, но он отделался изуродованным лицом. Только потому, что был аркадским наемником, а профессионалов ценят везде.

Аркадец бежал на Боспор и стал служить Совету Пантикапея. В полисе за ним прочно закрепилась кличка Саммеот[94 - Саммеоты – меотийские самосцы, бежавшие на Боспор после захвата Самоса Периклом.]. Довольно скоро «пес войны» завоевал доверие Кизика и стал выполнять его личные поручения. За некоторые из них в Афинах его отправили бы на рудники, но эсимнет ценил исполнительность слуги, подкрепленную неразборчивостью в выборе средств.

– Подвал на какую глубину роешь? – спросил Кизик, едва сдерживая раздражение.

– Десять локтей.

– Давай, чтоб не меньше. Я посуду заказал в Афинах. Сколько привезут – не знаю, может, придется полки вешать… Собак под фундамент закопали?

Иларх кивнул.

Кизик не удержался, упрекнул:

– Медленно работаете, Хармид! К зиме нужно закончить.

– Люди устали после вчерашней стычки со сколотами, есть раненые…

– И что? – взорвался эсимнет. – Других землекопов у меня нет. Кто не занят севом яровых, строит Тиритакский вал. Именно для того, чтобы не было стычек. Хватит таскать послов в храм Аполлона. Там даже выпить нормально нельзя, потому что жрецы начинают шикать. Без пританея – никак! Что здесь непонятно?

В сердцах он хлопнул ладонью по холодному камню.

Иларх молчал.

– Ладно, – выпустив пар, Кизик успокоился. – Мне рабы нужны. Поплывешь в Фанагорию, купишь человек десять… Мужчин и женщин. Мужчины должны быть знакомы с плугом. Я буду степь распахивать к северу от Пантикапы, старые поля оставлю под паром… Понял?

Хармид снова кивнул.

– Сколько пахарей?

Эсимнет задумался, пожевал губами.

– Давай четырех.

– А женщин?

– Прислуга в дом… Сам решай. Ну, двух – трех… Деньги возьми у ключника.

Поклонившись, иларх спустился с башни.

Ему не хотелось плыть в Фанагорию, но приказ есть приказ. Рабов в Пантикапее стараются не продавать. Каждая пара рук на счету. Весной они нарасхват, потому что надо пахать и сеять, летом заготавливают сено, пасут скот. Осенью все горожане поголовно заняты сбором урожая. Зимой рабов гонят за хору[95 - Хора – сельскохозяйственная территория вокруг полиса.] на строительство оборонительного вала к Меотиде[96 - Меотида – совр. Азовское море.], который начали возводить еще при Археанакте Первом.

Тавры рабами не торгуют, хоть и пиратствуют. Захваченных матросов и купцов приносят в жертву Деве: сначала кровью польют алтарь, потом добьют дубиной, а голову насадят на кол.

Сколоты иногда привозят военнопленных – в основном сайримов[97 - Сайримы – савроматское племя.] и сираков[98 - Сираки – савроматское племя.], когда те совершают вылазки из-за Танаиса. Но только во время перемирия, если у Кизика есть деньги, чтобы заплатить дань. Как только казна иссякнет, начинаются стычки; тут уже не до мирной работорговли.

До заката Хармид находился в котловане: давал указания землекопам, иногда сам брался за лопату или лом, помогал выворачивать валуны. Закончив работу, солдаты нестройной толпой двинулись к войсковому бараку.

Позади остались акрополь, лепившиеся к горе гроздья жилых домов на террасах, кварталы ремесленников… В доках еще кипела работа – моряки будут продолжать просмолку до тех пор, пока солнце совсем не сядет, иначе смола остынет, затвердеет, а значит, завтра опять придется жечь дрова и дышать вонючим черным дымом.