Сова летит на север

Гул голосов отражался от стен из паросского мрамора.

– У меня к вам нет претензий, – гремел с подиума Перикл. – Ваша судьба в руках демархов. Тех, кто честно трудится и платит подати, мы уважаем, им открыт путь в наше общество. Среди вас есть рабы, но таков закон: вы пошли на нас с оружием в руках и теперь за это наказаны. Но я собрал вас не для того, чтобы рассказывать то, что всем и так известно. Посмотрите внимательно на этого человека и скажите, кто он.

На подиум вышел чубатый мужчина.

Зал ахнул:

– Спарадок!

И вдруг начал скандировать:

– Залмоксис! Залмоксис!

Перикл сначала растерялся, но потом вспомнил, что это имя верховного божества фракийцев. Кажется, они называют его богом медведей. Варвары подтверждали, что назначение Спарадока царем одрисов благословил сам Залмоксис.

Внезапно Спарадок поднял руку. Зал затих. Одрис начал говорить по-фракийски. Пританы двинулись к нему, чтобы увести с подиума, но Перикл показал жестом: пусть говорит.

Речь оратора была короткой – всего несколько фраз. Когда он закончил, фракийцы вскинули сжатые кулаки и заревели – словно титаны из Тартара. Пританы не выдержали – выскочили на подиум с обнаженными мечами, окружили Перикла.

Спарадок наслаждался триумфом. Он не переставал улыбаться, даже когда пританы выводили его из булевтерия…

Вечером одрис ужинал в доме Первого стратега. Вилла располагалась на склоне холма Нимф, вдали от суеты эргастериев Мелиты. Когда сюда долетали порывы восточного ветра, со стороны улицы Изготовителей герм[54 - Герма – верстовой столб.] слышался стук молотков и ослиный рев. С вершины Акрополя на агору[55 - Агора – центральная площадь полиса, где собирались граждане для решения вопросов управления.] взирала бронзовая Афина Воительница.

Хозяин и гость возлежали в тени портика на кипарисовых клинэ[56 - Клинэ – деревянная скамья или ложе со спинкой.]. Домашний алтарь Зевса Геркея во дворе отсвечивал позолотой. В нишах оштукатуренных стен, под карнизом из лесбийских сердечек притаились фигурки олимпийцев.

– Что ты им сказал? – спросил Перикл, когда оба, совершив тройное возлияние, приступили к трапезе. – Я такой рев слышал только в Девяти путях[57 - Девять путей – Эннеа-Годой, Амфиполь, древнегреческая крепость в устье реки Стримон (совр. река Струма), совр. город Амфиполис.] лет сорок назад. Я как раз окончил академию, стал эфебом[58 - Эфеб – юноша, достигший совершеннолетия, т. е. восемнадцати лет.], и меня отправили на границу с Фракией. Вот под стенами крепости и наслушался.

– Пообещал, что однажды вернусь в Кипселу.

Первый стратег усмехнулся.

– Ты в это веришь?

– Я верю в Залмоксиса. Все в его руках.

Перикл пристально посмотрел на гостя.

– Насчет Залмоксиса не знаю, а вот у меня на тебя есть виды. Хочу сделать тебя Первым архонтом Пантикапея.

– Боспор? – удивился Спарадок.

Перикл кивнул. Одрис не знал, что сказать.

Все-таки спросил:

– Почему я?

Пришлось начать издалека.

– Видишь ли… Жизнеобеспечением государства занимается Коллегия стратегов. Дел хватает: набор рекрутов, назначение триерархов[59 - Триерарх – спонсор и командир военного корабля.], участие в военных судах, инспекция гаваней… Подвоз хлеба в Афины и снабжение армии и флота – тоже их задача. Забот по горло! Никто из них не рвется в варварские земли: у каждого семья, дети, виноградники, оливковые рощи… Сам понимаешь – мало кто готов бросить обустроенный быт в Афинах, чтобы начать жизнь заново на Боспоре… Я могу приказать, но это значит – нажить врага себе и Афинам. Высылая человека в колонию против его воли, ты обрубаешь его корни. Такой человек меняется, но ты узнаешь об этом слишком поздно – когда он начинает платить дань врагам, а корабли под чужим вымпелом чувствуют себя в гавани города как дома.

Собеседник слушал без интереса, и Первый стратег это заметил. Он знаком приказал виночерпию налить вина в ритон. Выпив, продолжил, но сменил тон. Теперь его слова звучали жестко.

– Ты – моя собственность. Мы оба понимаем, что, как раб, ты обречен на жалкое существование. Особенно после побега. К тому времени, когда ты заработаешь денег на выкуп… если я еще на него соглашусь… тебе будет уже не до царских амбиций. Я предлагаю достойную жизнь. Более того – почет и богатство. Разумеется, простой раб никогда бы не взлетел до таких высот. Но ты – сын Тереса. Так что соглашайся.

Спарадок молчал.

Поняв, что запугать фракийца не получится, Перикл заговорил мягче:

– Я мало кому доверяю в Совете пятисот, слишком много там осталось соратников Кимона. Я видел тебя в деле, оценил твою мертвую хватку. Именно такой человек нужен мне в Пантикапее. Я знаю, ты не забудешь, из какой грязи я тебя вытащил, поэтому будешь мне верен. Так?

Одрис кивнул.

– Ну? – Первый стратег закипал яростью.

Он снова готовился угрожать. Что этот раб возомнил о себе? Все еще надеется вернуть трон одрисов. Пустое дело! Какие еще доводы ему нужны? Придется выложить последний аргумент, неожиданный и веский.

Перикл справился с собой. Сел на ложе, уперев руки в колени.

– Кстати, у тебя ведь есть сын – Севт.

– Я смотрю, ты обо мне все знаешь, – усмехнулся Спарадок.

– Собрал, что смог, – Первый стратег улыбнулся одними губами. – Должность обязывает.

– Тогда ты знаешь, где он.

– Конечно – у бизалтов. Почему они не выдали его Ситалку?

– Потому что я любил их, а они – меня.

– Как считаешь, – Перикл заговорил вкрадчиво, – Севт достоин стать царем одрисов? Лично я думаю, что – да. У Афин хватит денег, чтобы помочь ему в этом. Почему бы, например, Совету пятисот не пригласить на переговоры вождей тех племен, которые платят дань одрисам? Меландины, тринипсы и тины с берегов Понта, треры и трибаллы из долины Метра с удвоенной яростью будут бороться против наместников Ситалка, услышав звон афинского золота.

В глазах Спарадока впервые за весь разговор зажегся огонек интереса. Далекий Боспор казался ему краем земли, жалким и убогим местом, куда уползают несбывшиеся надежды, чтобы тихо растаять под холодным северным солнцем. Но после этих слов… Неужели сбудется самая сладкая мечта – о том, чтобы его потомки правили Фракией?

– Ты хочешь услышать ответ? – тихо спросил он.

– Да.

– Клянусь Залмоксисом, я – твой должник, и ты не пожалеешь о сделанном выборе.

– Отлично! – Первый стратег довольно улыбнулся. – Не знаю, как Залмоксис, но Зевс меня услышал.

После этого Перикл углубился в технические детали:

– Получишь вольную. Припишем тебя к моему дему, так я смогу выступить в качестве поручителя… Побудешь какое-то время метеком, а на первом же сходе Народного собрания сделаем тебя полноправным гражданином Афин. Это противоречит моему же закону, но я сумею объяснить Коллегии девяти архонтов, что речь идет о благополучии страны. Да и жалованье из казны тебе – как клеруху[60 - Клерух – житель колонии-клерухии, который сохранял права афинского гражданина, но пользовался участком земли – клером – на правах арендатора.] – платить не надо… На заседании пританов предложу твою кандидатуру в качестве Первого архонта Пантикапея. У меня будет железный аргумент: ты долго жил в Ольвии. Царская кровь – это важно, чтобы Совет Ареопага не фыркал. Землю для ценза тебе отрежут в самой колонии… И Совет пятисот, и Народное собрание согласятся с мнением архонтов. О том, чтобы собрать кворум, я позабочусь. В конце концов, поставки зерна имеют прямое отношение к безопасности государства, а за нее отвечаю именно я. Ну да, пока никаких заслуг перед Афинами у тебя нет… Как, впрочем, и у посла Фракии Садока, сына Ситалка, но это не помешало ему получить афинское гражданство.

– Как он?