«Будем надеяться на всё лучшее…» Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева. 1938–1999

Жаль, что Вам придется окунуться во всю эту грязь. Хватит того, что мы здесь перепачканы ею до ушей. С искренним уважением. Ваш Д. Лихачев

Рецензию отослал еще 30 XII[3 - О рецензии на учебник Гудзия Лихачев писал в письме от 25 декабря 1951 г.: «[…] сажусь писать рецензию на Ваш учебник. Жаль, что времени мало и голова очень несвежая» (Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 16 об.). Скорее всего, рецензия предназначалась для издательства, готовившего очередное (5?е) переиздание учебника Гудзия (1954), и нигде не печаталась.]. У меня сохранилась копия.

ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 17 – 18 об. Автограф. Датировано по почтовому штемпелю на сохранившемся конверте (Л. 19).

8. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 5 февраля 1952 г

Глубокоуважаемый Николай Каллиникович!

Сегодня при мне Ник[олай] Ф[едорович][1 - Н. Ф. Бельчиков.] получил Ваше письмо, а затем, как мне передавали, очень сердился по поводу того, что Вам кто-то (я уж не признался) сообщил о борьбе двух групп, так как заседания закрытые и он очень не хотел, чтобы все это дошло до Москвы. Пожалуйста, не выдавайте меня и не говорите, что это написал Вам я. Нам с Варв[арой] Павл[овной] и так плохо. Сегодня было заседание дирекции, на которое пригласили и меня (утверждались планы). Я сел сзади Варв[ары] Павл[овны] и пять минут не догадывался, что это она: такая она была сгорбленная и сухая старушка. Сегодня на заседании Сектора Вар[вара] Павл[овна] почти расплакалась, вспомнив о своих огорчениях. Хорошо, что милый Вл[адимир] Иван[ович][2 - В. И. Малышев.] быстро отвел тему разговора. Лапицкий не унимается никак. Только что мне, например, сегодня звонили, что он сегодня днем приходил в Лен[инградское] отд[еление] Института истории в дирекцию и бранил меня и Варв[ару] Павл[овну] совершенно не знакомым ему людям. Недавно он грозился в Лектории Горкома «стереть с лица земли Митьку» (т. е. меня). Всего не передашь. Я совершенно не могу работать. Достал книги, но читать не могу – не понимаю. Сегодня вышел не на той остановке автобуса и куда-то пошел. Поймал себя на том, что иду к прежнему месту своей службы, где работал 15 лет назад.

Если бы можно было переехать в какой-нибудь другой город! Идеально было бы, чтобы наш Сектор перевели в Институт мировой литературы[3 - В ИМЛИ в сентябре 1939 г. – июле 1941 г. и в 1945–1947 гг. работала секция древнерусской литературы и литературы XVIII в. под руководством Н. К. Гудзия. В 1955 г. была сформирована группа древнерусской литературы, с 1988 г. – сектор, с 1992 г. – отдел древнеславянских литератур. Группой (сектором) руководили В. Д. Кузьмина (с 1965), А. Н. Робинсон (1969–1988); сотрудниками в разные годы были О. А. Державина, Е. С. Елеонская, В. П. Гребенюк, Л. И. Сазонова и др.]. Вы были бы во главе Сектора (Вар[вара] Павл[овна] искренне хочет уйти с заведывания). Работал бы у нас Андрей Ник[олаевич][4 - А. Н. Робинсон.], Пушкарев, Ржига. Но это все пустые мечты.

Не знаю – что делать, что будет, чем все кончится. С октября я не написал ни одной строчки. Метастазы из Института перешли на историч[еский] факультет Университета, где я преподаю, и создали для меня совершенно невозможную обстановку и там (там действовал также Лап[ицкий] и нашел себе подобных). Больше всего я боюсь Ник[олая] Ф[едоровича]. Это совершенно страшный человек. Не говорите ему, пожалуйста, что я Вам написал.

Заседания наши искусственно затягиваются для того, чтобы под предлогом нерешенности вопроса о Секторе сорвать дело с премией. Искусственно предложено поставить на обсуждение мою главу из «И[стории] к[ультуры] Д[ревней] Р[уси]». Ее якобы предложено «обсудить», и другие мои работы также. Но если Ник[олай] Бельч[иков] узнает, что в Москве известна его тактика, он сорвет с меня голову. В отношении меня уже пущены в ход угрозы, с одной стороны, и ласковость – с другой. Я делаю вид, что замечаю только последнее.

С искренним уважением,

Ваш Д. Лихачев 5.II

Только не говорите об этом никому – боюсь!

ОР РГБ. Ф. 731/I. Карт. 30. Ед. хр. 36. Л. 14 и об. Авторизованная машинопись с припиской автора. Год установлен по почтовому штемпелю на конверте (Л. 15).

9. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 16 марта 1952 г

Дорогой Николай

Каллиникович!

Искреннее Вам спасибо за поздравление[1 - Поздравление с присуждением Сталинской премии 2?й степени. См. также письмо 7 от 5 января 1952 г. (с. 88 наст. изд.).]. Мы в семье очень и очень радуемся сейчас. Главное, что я мог бы полностью перестать реагировать на все и только работать, но, к сожалению, надо еще помочь Малышеву[2 - Малышев долгое время не мог завершить подготовку кандидатской диссертации. Защита диссертации на тему «Повесть о Сухане (из истории русской повести XVII в.)» состоялась в марте 1956 г. См. также письмо 18 Лихачева Тихомирову от 7 июля 1954 г. (с. 148–149 наст. изд.).] и Варваре Павловне. На первого ведутся серьезные нападки за его защиту нас.

Одновременно со мной получил Сталинскую премию и мой младший брат[3 - Лихачев Юрий Сергеевич (1915–1980) – инженер-электрик.] (первой степени по отделу энергетики).

Всегда буду помнить о Вашей помощи нам.

С чистосердечным приветом и уважением Д. Лихачев 16.III.52

ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 22 и об. Автограф.

10. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 16 мая 1952 г

Дорогой Николай Каллиникович!

Большое Вам спасибо за рецензию С. О. Шмидта[1 - См.: Известия АН СССР ОЛЯ. М., 1952. Т. 11, вып. 4. С. 385–391. Характеризуя статью Лихачева «Иван Грозный писатель», Шмидт писал: «Статья […] написана темпераментно, в отличной литературной манере, свойственной всем работам этого талантливого ученого» (С. 387).См. биографическую справку о Шмидте на с. 249–253 наст. изд.]. Рецензия дельная и содержит много существенных замечаний и дополнений. Есть, правда, и спорные утверждения (напр[имер], явно преувеличена роль Грозного в общеязыковом процессе).

Будовница я поругал за его выступление[2 - Установить, в каком совещании принимали участие Будовниц, Гудзий и Лихачев, не удалось. 17 мая 1952 г., на следующий день после написания письма, состоялось заседание комиссии, созданной по поручению ЦК ВКП(б) в АН СССР и занимавшейся изучением работы Отдела древнерусской литературы. В комиссию входили академик-секретарь ОЛЯ АН СССР В. В. Виноградов, Н. К. Гудзий, Н. К. Пиксанов и др. (см.: Дружинин П. Пушкинский Дом под огнем большевистской критики. С. 210, 213).]. Дома поругала еще его и его жена. Вы на него не сердитесь. Он в общем человек хороший.

Мне кажется, что Вы сильно преувеличили в своем выступлении наши расхождения. Ваш учебник должен содержать прежде всего сведения и бесспорные положения. Я же в своей книжке[3 - Речь идет о книге Лихачева «Возникновение русской литературы» (М.; Л., 1952).] никаких учебных целей не ставлю себе.

Вы сказали: «положения носят абстрактный и декларативный характер». Да – в докладе и в статьях. Изложить книжку в 13 авт. л. в течение 30 минут не «абстрактно» и не «декларативно» нельзя.

Вы сказали, что я «преподношу то, что мне желательно видеть в историко-литературном процессе, а не то, что этим историко-культурным процессом оправдывается…» Это не так – в рукописи я свои положения стремлюсь доказать. Я их не привношу в историко-литературный процесс, а извлекаю из него. Впрочем, и Ваше утверждение, и мое самооправдание в равной степени голословны.

Вам показалось, что я отрицаю значение переводной литературы. Вовсе нет! Я только считаю, что это значение оправдывается определенными историческими условиями.

Вам показалось, что я отрицаю наличие заимствований. Вовсе нет! В рукописи я посвящаю им целую главу. И о переводной литературе, и о заимствованиях я говорю в полный голос, а ведь многие просто избегают об этом говорить.

Я отнюдь не отрицаю христианских элементов в «Слове». Я согласен, что книжка Данелиа[4 - Данелиа Сергей Иосифович (1888–1963) – грузинский литературовед, профессор Тбилисского университета. Автор книги «О мировоззрении автора поэмы „Слово о полку Игореве“» (1938).] имеет свои достоинства. Я, наоборот, склонен считать, что преувеличено язычество «Слова». Языческие боги – художественные обобщения, а не религиозные понятия.

Значение христианства и церкви я отнюдь не отрицаю.

В главе о народном творчестве я не говорю о феодалах потому, что устное творчество феодалов не есть народное творчество. Об устном творчестве феодалов (христианские легенды, родовые предания и пр.) я говорю много.

Об устном творчестве как «основе» письменного творчества я говорю по преимуществу следующее: устное творчество подготовило почву для развития литературы.

Автора «Слова о п[олку] Иг[ореве]» я тоже считаю по происхождению феодалом (дружинником) и каждый раз об этом пишу в статьях о «Слове». Но разве дворянское происхождение Радищева и Пушкина (Вы о них упоминали) целиком определяло их мировоззрение и творчество?

Вы утверждаете, что «крестьяне жили в таких плохих условиях, что создавать культурные ценности не могли». С этим я не согласен. А былины? а лирические песни? а орнамент? а вышивки, резьба и пр., и пр.? При чем тут плохие условия? Логически продолжая Вашу мысль, можно было прийти к очень неуважительным мыслям о народе.

Вы считаете, что народ мог создавать материальные ценности, но не духовные. Историки Вам возражали: между теми и другими нельзя проводить решительной границы.

Вы сказали: «нет оснований говорить о борьбе двух культур в феодальном обществе». Феодальное общество в культурном отношении разграничено гораздо больше, чем капиталистическое (археологи отмечают резкое различие в одежде, быте и т. д.). Борьбу в области культуры я и показываю в своей рукописи.

Вы спросили меня: «откуда мне известно о том, каким было ораторское искусство в древней Руси»! В № 17 «Исторических записок»[5 - См.: Лихачев Д. С. «Устные летописи» в составе Повести временных лет // Исторические записки. М., 1945. № 17. С. 201–224.] я уделяю очень много места тому, откуда мы можем знать об этом ораторском искусстве. Мне кажется, что Вы могли бы сказать мне, что точность донесенных в летописи речей мною не доказана. Это я бы понял, но как же можно спрашивать меня, «откуда» мне все это известно? Ведь я же целую статью посвятил этому «откуда»!

Год назад Вы писали о моем переводе «Слова»[6 - Упоминаемую рецензию Гудзия выявить не удалось. Вероятно, она не была опубликована.], что я неправильно перевел (и непонятно почему) выражения «передняя слава» и «задняя слава». А ведь я тоже этому посвятил целую статью (в Известиях ОЛЯ)[7 - См.: Лихачев Д. С. Из наблюдений над лексикой «Слова о полку Игореве» // Известия АН СССР. ОЛЯ. М., 1949. Т. 8, вып. 6. С. 552.]. Вот на это место Вашей рецензии о «Слове» я и огорчился[a - Вместо зачеркнутого: обиделся.] (Вы никак не захотели посчитаться с моей аргументацией, а просто сказали «неправильно перевел»).

О «художественных красотах» Русской Правды я не говорю ни слова (ни в статье, ни в рукописи). Я говорю о том, что юридические обобщения Русской Правды (в ее древнейшей части, относящейся, по крайней мере, к X в.) подготовили почву для художественных обобщений. Юридические «казусы» Русской Правды – это отнюдь еще не художественные обобщения.

Вы спрашиваете: «можно ли говорить о том, что переводная литература отвечала исключительно классовым интересам?» Отнюдь нет! Об этом ясно сказано в статье (в № 12 «Вопросов истории»)[8 - См.: Лихачев Д. Исторические предпосылки возникновения русской письменности и литературы // Вопросы истории. 1951. № 12. С. 30–54.]. Об этом же более подробно я говорю и в рукописи. Апокрифы – это литература отнюдь не верхов феодального общества. Что же касается до жития Андрея Юродивого[9 - Житие Андрея Юродивого – широко распространенный в древнерусской литературе перевод с греческого языка повествования о любимом слуге византийского вельможи, принявшем христианство и за это изгнанном со службы.], то оно не народное произведение. Оно подчинено интересам господ[ствующего] класса, хотя в нем и есть элементы народного творчества. Кстати, «Слово о полку Игореве» с Вашей точки зрения – не народное произведение, а житие Андрея Юродивого народное? По-моему, наоборот.

Я так же, как и Вы, считаю, что русские жития «заимствовали трафареты из переводных житий».

Вы сказали: «легенды, как промежуточная стадия, ничего не изменяют». В чем? В том, что переводная литература имела большое значение для русской литературы? Но ведь я большого значения переводной литературы и не отрицаю. Я утверждаю только, что заимствования объясняются общей почвой христианского мировоззрения, и придаю последнему большое значение.

Мне кажется, что между нами нет крупных расхождений. Просто я Вам представляюсь отчасти вульгаризатором, модернизатором, модником, человеком, слишком подчиняющим свои научные выводы своему «патриотическому настроению». Ведь так? Вообразив меня таким, Вы и возражали не мне, не моей рукописи, а этому, созданному Вами, человеку.

Не подумайте, пожалуйста, что я обиделся. Я обижаюсь только тогда, когда меня хотят обидеть. В Вашем же добром ко мне отношении я абсолютно уверен. Мне бы только хотелось, чтобы Вы были более справедливы к моей аргументации (возражали бы не только на одни мои выводы, а и на мои аргументы). В докладе у меня аргументации не было (их[a - Так у Д. С. Лихачева.] и не могло быть), но и тех выводов, против которых Вы возражали, в основном тоже не было.

Жаль, что Вам пришлось уйти. Устное слово всегда убедительнее письменного. Может быть, мое письмо Вас в чем-нибудь и не убедит.

Во всяком случае, о защите интересов крестьянства в «Слове о полку Игореве» я еще внимательно подумаю. Подумаю и об уточнении формулировок, чтобы быть правильно понятым.

Это письмо я написал Вам на всякий случай. Если, зайдя к Вам, я Вас не застану, то оставлю Вам статью и письмо. У нас испорчен телефон, и я не могу Вам позвонить предварительно (меняют кабель). Привет! Желаю Вам хорошенько отдохнуть летом. Не сердитесь и Вы на меня, пожалуйста.

Ваш Д. Лихачев 16.V.1952