Дневник влюбленной во всех десятиклассницы. 1996—1997

О чем я жалею? Чувство вины. Все было отлично, у нас тоже был хороший вечер. Даже лучше! В мою жизнь одни новые друзья приходят, другие старые – уходят. Вот уже пять лет ходила на дни рождения Миляуши, каждый год. И Булат тоже там должен был быть. И мне теперь совестно, моя новая дружба – это словно измена моей старой дружбе… Времена меняются. Меняется окружение, люди, общение, привычки… Похоже, сегодня сделала свой выбор. В пользу новой дружбы. В пользу тех, кто мне дорог. Счастье – это уметь делать выбор смело, чтобы не возвращаться к своему сожалению, не думать, «а что если» – жить радостно и уверенно.

16 октября 1996. Первое признание. Письмо, которое заставило меня заплакать

Что там спрашивала про счастье? Каждый день – новый ответ. Этот день наконец-то перевернул во мне некоторые представления. О себе. Как и любой девочке, мне тоже важно знать, что я могу нравиться и что кому-то приятно и интересно мое общество… Самое приятное и важное, о чем хочется узнать в 15 лет – что кому-то очень нравишься. Это важно. А уж узнать, что в тебя влюблены – это ли не счастье?

Счастье – это быть любимой, нужной, желанной. До этого меня ни разу не приглашали на танец одноклассники… До этого я переживала из-за каждого маленького прыщика… Переживала из-за своих оценок и поведения, из-за того, что отличница, а попалась за списыванием… Переживала в мелочах, когда решала – красить ли утром ресницы: девчонки с класса одобрят, а учителя – осудят. Переживала из-за того, что обо мне подумают, из-за чужого мнения. Хочется быть и умной, и красивой, и вежливой, и правильной гимназисткой…

Но главное, чего хочется… Чего хочется любой девушке – быть любимой!

В школе был «срез» по истории и контрольная по математике. Пришла домой усталая, вошла в свою комнату и увидела у себя на столе письмо из Елабуги, от Павла… Наверное, папа перед работой проверил почтовый ящик и положил письмо на стол. Будут вопросы. Все равно! Счастью не было предела! Как в стихах Э. Асадова:

Как мало все же человеку надо!
Одно письмо. Всего-то лишь одно.
И нет уже дождя над мокрым садом,
И за окошком больше не темно…

Какие красивые письма пишет Павел! У него просто талант рассказывать разные истории… и не только устно у костра. Еще лучше выходит в письме. У него прекрасный каллиграфический почерк, лучше чем у меня. Павел писал о том, как он восхищен, как я ему понравилась. «Милая и славная девчонка», такая же, как и его сестренка. Он хотел бы нас познакомить… У нас с ней «одинаково сладкая улыбка». Зовет меня в Елабугу. В гости. Потом он писал про Елабужскую радиостанцию, про какое-то их новое радио, про успешное интервью. Люблю мелодию его голоса. Паша говорит о том, что я не зря отметила летом, что у него потрясающе приятный тембр голоса. Его берут на музыкально-танцевальную радиостанцию на год! Он в медицинском колледже доучивается на медбрата. Восхищаюсь им? Однозначно. Влюбилась ли я в Пашку?… Нет. Если только немножко.

Ему уже восемнадцать. Пашка сожалел, что у меня в конце августа не получилось приехать на его 18-летие. Все его лучшие челнинские друзья – Рома, Алекс и Булат приезжали. В следующем году он обязательно ждет меня к себе в гости на день рождения.

Нет, не забыла, что у него день рождения в конце августа! Я знала, что можно приехать и без приглашения… Но не могла же явиться к нему без приглашения… Что я, влюбилась, что ли, чтобы одной к нему в Елабугу ехать?

Паша давно хотел стать джедаем[4 - «Диджеем», на самом деле. Лейсан перепутала, с первого письма и на пять последующих…] – и как он меня встретил, то его мечта сразу стала сбываться… Но это все не так важно, как… как то, что в этом письме содержалось предположение, что мы… влюбились друг в друга… Совсем обалдел, что ли? Он так и написал:

«Ты мне очень дорога, ты не представляешь, как я горячо и искренне восхищаюсь тобой… Я влюбился в тебя с первого взгляда. И ты тоже?».

Ничего себе! Так и хотелось его сразу осадить и возмутиться… Так хорошо письмо начиналось… Меня растрогали его слова. До слез. И расстроили. До слез. Да что же такое, с чего это была ему «сестренка», и летом он меня так и называл, а теперь с чего-то он взял, что я в него влюбилась?!! Если он мне «названый брат», я ему как вторая сестренка. У него есть и родная сестра. Но у меня-то другого брата нет!

И люблю его как сестра. Так совсем не обязательно влюбляться друг в друга?! Может, мы все-таки сможем быть… хотя бы друзьями?

17 октября 1996. Ответ на письмо Паши

Я знаю, что Паша – он слишком влюбчивый. Он может влюбиться по-настоящему три раза за месяц. И все три раза по-настоящему. Пребывала сразу в двух противоречивых чувствах: в недоумении, в возмущении… и в умилении… Не могу…

С другой стороны, по-эгоистически приятно знать, что я ему «очень дорога». Душевно, Пашка мне тоже дорог. Нежно дорог.

В самом конце письма было опять подтверждение своих чувств и серия ложных догадок. Оказывается, он думал, что решила стать названной сестрой оттого что «не хотела признаваться в своих чувствах, так как думала, что у меня <т. е. у него> уже есть девушка»… Паша считает, что я его люблю. Якобы я скрытная, никогда не стану открыто демонстрировать свою любовь, как удивительно хорошо умею скрывать свои эмоции. «Я тебя обожаю, мое дорогое солнышко… Знаю, что меня любишь»…

Нет же, не умею я скрывать свои чувства и эмоции… Было бы что скрывать… Нет, у меня и мысли такой не было! Весь вечер вчера думала о том, как написать ему ответное письмо. Считаю своим долгом разубедить Пашу, что я прямо-таки «люблю». Да, Пашка мне тоже дорог, и люблю его как брата, но нет и речи пока о любви как к парню, как к мужчине… в этом понимании.

«Дорогой мой брат Пашка» – начала писать ответ. Он в июле разрешил мне, как и членам его семьи, называть его «Пашка». Только потому что я произношу «Пашка» нежно и ласково. Всем остальным он разрешает к себе обращаться только «Павел», друзьям – «Паша».

Потом написала о том, что поддерживаю его стремление быть джедаем[5 - Приписка сверху: «Ой, дорогой дневничок, я имела ввиду „диджеем“. В октябре так и отправила письмо с поощрением быть джедаем»…]…

Рада, что он будет работать на местной Елабужской танцевально-музыкальной радиостанции. Паша прав – это его лучший выбор… И потом, постепенно подготовив Пашу на первых трех страницах, написала на последней четвертой странице: … «Коли ты еще не уснул, читая три страницы этой чепухи»…

Ты прав. Я люблю тебя. Но как сестра брата. Ты же знаешь, что мы с тобой как брат и сестра. Мы никогда не сможем быть вместе – мы слишком похожи друг на друга. В этом возрасте мы все так влюбчивы. Только влюбляемся мы не оттого что по-настоящему нашли вторую половинку. А потому что просто очень хочется влюбиться!

Никто не сможет этого скрывать,
Каждый хочет быть любимым отчаянно.
Хочет, чтобы был тот, кто его понимал,
Ждет любви, теплоты, понимания.

Я должна сказать тебе: ты не любишь меня. И ты не можешь любить… По правде говоря, я не та девушка, о которой ты мечтал. Придет твоя настоящая любовь, и тогда ты проснешься, увидишь – это не я. Тогда, Пашка, тебе будет досадно и стыдно за свою ошибку… Просто подожди, не торопись, и быть может, твоя настоящая любовь, твоя вторая половинка найдет тебя.

Еще раз, еще раз перечитываю письмо. Еще раз думаю, как же сказать, что добавить. Как правильно сформулировать отказ, чтобы не обидеть его… Мы же сразу с ним в июле решили, что отныне мы будем просто братом и сестрой… Сразу так и было решено: он и есть мой брат – «названый брат», а я ему «духовная сестра»… Павла с нашей второй встречи в лесу на туристическом слёте я и правда полюбила, тепло, как сестра брата. Он дорог мне и как хороший друг.

Написала письмо и отправила свой ответ сегодня, на второй день… Всё-таки ответ на такие вопросы не должен заставлять себя ждать неделями. Как это сложно – писать отказ! Первый вариант своего письма залит вчерашними слезами. Думаю, размышлений о счастье в этой записи не будет. Если тебе признаются в любви – это, оказывается, не всегда счастливый опыт и радостное событие…

18 октября 1996. Я на грани влюбленности…

Я на грани влюбленности… Кажется, я люблю кого-то. Обеспокоена, до часу не могу нормально уснуть уже вторую ночь. Такое ощущение, что я крепко влюбилась!

Но правда, даже и не знаю в кого! В школе я мысленно люблю Сережу Прокофьева… Как получаю письмо от Паши – готова танцевать и носиться по комнате с победным индейским кличем. Приходит Алекс, – так смотрю на него, и тихонечко влюбляюсь.

Это нехорошо, правда? Раскаиваюсь и сожалею, что так происходит. Как сказала бы про это Ольга Ильинская из романа «Обломов»:

«Ваше настоящее люблю не есть настоящая любовь, а будущая. Это только бессознательная потребность любить»… (И. Гончаров)

Это не настоящая любовь. Из-за нехватки реального горючего, в отсутствие огня, такая любовь горит холодным ложным светом.

Забыла, куда вчера положила Пашино письмо, чтобы больше его не видеть… А сегодня хотела достать и перечитать. Перерыла весь письменный стол и книжные полки, учебники. Мама пришла и стояла на пороге моей комнаты в замешательстве, продекламировала стихи: «Она сидела на полу и груду писем разбирала, и, как остывшую золу, брала их в руки и бросала»… Не поняла культурного стихотворного обращения, и мама открыто заявила, что у меня в комнате полный бардак, и что мне надо прибраться. Затем она смягчилась и предположила, что я собралась навести порядок. Мама посоветовала, что в этом случае все стоит делать постепенно и не выгребать всё разом.

После того, как разгребла комнату, написала заданное на дом сочинение «Школьные годы». Писалось необыкновенно легко, быстро, так просто, только взялась за ручку… Спасибо, дорогой дневник, моя привычка вести дневник оказалась полезной!

19 октября 1996. «Осенний Бал» десятиклассников

В эту субботу – впервые за этот учебный год – пришлось проснуться пораньше, чтобы пойти в школу. Вечером же состоялся «Осенний бал».

На географии Каролины не было, и я сидела одна. Досадно: в это же время другой человек из нашего класса тоже сидел один – Прокофьев. Прямо за мною. Но ему и в голову не пришло, наверное, что… что можно… Ладно, наши мальчишки знают о том, что мы с ними принципиально не садимся с седьмого класса… Можно было… ну хотя бы попробовать.

В классе еще полно мест, где можно сидеть. Не обязательно сидеть компактно и ближе к учителю… На мгновение показалось, словно он ждал, что я сама предложу этот вариант. Но у нас была контрольная. И у нас был один вариант. Первый.

Уроки закончились. На улице было холодно. Просто зима в осенних иллюстрациях: золотые листья наполовину опали с берез, на земле изморозь; хмурое, но местами лазурно-голубое небо акварельно смешалось с растворяющимся в нем розовато-белым облаком.

По моему романтичному описанию природы можно кое-что предположить, да? Приходил Алекс. Он принес два яблока – мне и… себе. Мы сидели на диване в моей комнате, и разговаривали. Но затем он решил играть в «молчанку», решил ничего не говорить вслух, только пожимать плечами или качать головой – «да» или «нет». До сих пор не могу понять цели всей этой игры, но мне игра понравилась, хотя так мы только запутали друг друга.

Потом он снова обрел дар речи. Решил все наши отношения разложить по полочкам, что у нас много разного: возраст, воспитание, цели…

Алекс попросил о моей честной критике его недостатков. Он спросил есть ли в нем что-либо такое, чем я недовольна, или что-то раздражает меня в нем. С чего бы было, что мне в нем что-то не нравится? Странно, так и не смогла его ему по его просьбе сразу же раскритиковать. Сказала, что, вероятно, пока я его плохо ещё знаю. Пока всё нравится. Спросила в свою очередь, а что его во мне, может раздражает или не нравится?

Алекс признался: хотя он меня уже достаточно хорошо знает, оказывается, ему сложно со мною: «Ты для меня – сложная задача. Сложно разговаривать с тобой: тебе надо так суметь сказать, чтобы – во-первых, тебе не обидно было, а во-вторых, чтобы ты поняла»…

Вот, он сразу разгадал мой недостаток – что я чувствительная и обидчивая. Хотя даже до сих пор на него пока ни разу не обижалась! Почему? Он предвидит мои чувства на два шага вперед, поэтому не дает повода. Потому-то, вероятно, никогда и не обижалась. А ведь я могу…

Сказала Алексу, что мне тоже нужно, чтобы он не обижался на меня… Сегодня вечером у нас в школе «Осенний бал». Алекс спросил, а можно ли со мною… Формального запрета на то, чтобы можно было привести кого-либо, кто в нашей школе не учится, не было. Но Алексу семнадцать, он вообще не в школе, в училище учится… Как это будет выглядеть? В школе я неприметная девочка с очками и косой, а тут – единственная, кто придет с парнем…

– Нет, у нас только для школьников… из нашей школы. Тебе нельзя, – ответила ему я, испугавшись своих мыслей и этой воображаемой ситуации…