– Ничего необычного, она просто не хочет, чтобы ее бросили. Она боится этого – кому она тогда нужна, сама подумай? Отцу только своему, да и тот уже одной ногой в земле. Слава Господу, у нас хоть не так.
– Слава, – повторила дочь со скорбной радостью.
Вдруг женщина скромно заплакала, но не как всегда – не громко крича и демонстративно срываясь в полнейшей обиде – а заморожено. Будто пыталась переварить исполинский ужас, но ее пищеварительный тракт стянулся черным липким мазутом.
– Никитка мой… убили, – заскулила женщина, накрывая лицо маленькими ладонями. Она выглядела так беспомощно, как тот ребенок в кино, так молитвенно проговаривая его имя: – Никита, маленький… Зачем мы вообще приехали к тебе?! – страшно гаркнула мать, встрепенувшись как мегера. – И так дочери нет, а теперь и сына! Одних нас оставили!
Она кричала и вопила невнятные проклятия, нащупывая рукой, за что бы ухватиться, и в порыве безрассудства швырнула в Анастасию стеклянную склянку. Девушка не успела даже увернуться, просто отвернула лицо и приняла удар. Стекло разбилось о висок, но она будто бы и не почувствовала. Удивительно, как вообще удержалась на ногах?..
– О, Господи… – Шокированная, Елена уставилась на дочь, быстро задышав. Кардиограмма заползала зеленой гадюкой. Женщина сипло вдыхала и выдыхала, словно в горле застряли раскаленные угли. Ее глаза налились кровью, кожа покраснела, она схватилась за сердце. Теперь изо рта вырывается обжигающее дыхание с искрами – она сейчас выплюнет пламя, забьется в агонии, обливаясь по?том, пока вся постель не запылает огнем, а больницу сотрясет истошный, душераздирающий вопль горящего человека.
Но взрыв отменяется – Апокалипсис уже наступил
Она притянула безвольное, кукольное тело дочери к своей груди, и как только та обняла ее в ответ, женщина воссияла небесной свободой, окрыленная великим даром. Ее тело обволок ветер и ангельская легкость.
– Девочка моя, маленькая… – зашептала новая мать, выцеловывая ее щечки, пальчики, лоб.
– Мамочка, прости меня… – Анастасия утробно заревела ей в грудь и захрипела, прекратив думать о том, как громко и некрасиво выглядит со стороны. Наконец-то громоздкий валун в горле расщепился и выплюнулся вместе с криком. Она бешено задышала, откашливаясь, и содрогалась как в эпилептическом припадке.
Мать приподняла ее лицо и, с торжественным ликованием заглядывая ей в глаза, прильнула своим лбом к ее, а затем…
– Что произошло? – быстро спросила медсестра, тыча в нос девушке ватой с нашатырем.
– А… я… – замялась мать, корчась в смущенном опасении.
– Как вы? – белая женщина приподняла Анастасию за затылок. – Держите-ка шоколадку. Под язык, под язык! Хорошо, поднимайтесь.
Она уложила ее на подушку, пока девушка в исступлении приходила в себя.
– Бедная моя… прости, прости маму, – залепетала женщина, поглаживая ее и громко всхлипывая. – Бедняжка… Все ты страдаешь… прости меня, прости… – Она поглаживала ее ушибленный висок, мельком целуя.
Подделка.
Фальшивка.
Мамочка…
Анастасия удовлетворенно улыбнулась, впервые в жизни почувствовав настолько сильное облегчение и даже счастье.
***
Она повесила пуховик на вешалку и спрятала ее в шкаф. Зашла в спальню – он дремал на кровати, весь взъерошенный и уставший. Девушка притронулась к своему животу, поглаживая сквозь вязанное платье.
На пуфике валялся его свитер, вывернутый наизнанку. «Стопроцентный хлопок» – элитный. Носки, чуть потные, серые. И его привычные квадратные очки.
Анастасия сделала шаг…
«что творишь».
Протянула руку…
«никогда этого не делала».
Взглянула на мужа – спит.
«он помешан на них».
Взяла очки, повертела на свету и надела на себя:
?Ослепла или прозрела?
Нулевки.
Зарождение
Разбуди меня
1
Поздним морозным вечером в дверь постучали. Старик, схватив ружье, аккуратно отворил засов.
– Ты? – грубо снизился он, хмуря брови.
– Давно не виделись, – ответила женщина, осматривая ружье. – Каким еще может быть теплый отцовский прием от бывшего военного, правда? – осторожно улыбнулась та.
– Проваливай! Тебе здесь не рады, – харкнул старик, закрывая дверь.
– Подожди. – Она схватилась за ручку и тревожно проговорила: – Мне нужна твоя помощь.
– Ох, теперь тебе нужна моя помощь! – вспыхнул отец. – Десять лет назад ты по-другому пела, когда укатила со своим бизнесменом.
Дочь опустила глаза. Морозный ветер нещадно сушил холодные слезы, как из-за тулупа показалась детская головка.
– Мама, я замерз, – проскулил ребенок, утирая варежкой красный нос.
Старик замер на пороге, уставившись на невинное детское личико. Выла вьюга, вместе с ней выла и душа непокорной дочери.
– Вкусно? – спрашивал дед, подкидывая дрова в камин.
– Угу, – отозвался малыш, уминая мятные пряники.
– Чай хоть горячий?
– Да, но вкус странный. – Мальчик рассматривал плавающие хлопья в жестяной кружке.
– Этот чай на всех лесных жителей производят белки. Он из еловых шишек.
Тот внимательно слушал, но вдруг слишком вкусный пряник пустил его языку кровь.