– Вообще пока что я могу просто сбегать и принести вам то, что вы хотите. Тем более время обеда, и надо подкрепить силы.
Птица только пожимает плечами. Можно и так, конечно, но гонять шианку туда-сюда тоже не особо хочется. Тем более будет весело будить ее ночью словами «кофе хочу». Представив себе эту картину, девушка фыркает:
– Ну хорошо, но к вечеру надо придумать что-то нормальное.
– Вот заодно и заявку оставлю, – пожимает плечами брюнетка. – Ну? Кто что хочет?
– Мне мокко, молочный коктейль и мороженное какое-нибудь на твой выбор, – не задумываясь отвечает Птица. – Ксень?
– Мне шоколадный кекс, клубнику, если это возможно… и колу! Много колы! – пыхтит рыжая, забиваясь в уголок и опираясь спиной о стену. – Про ноги в мозолях это ты верно сказала, ни одного живого места вообще!
Пользуясь передышкой, мелкая скидывает туфли и дует на распухшие пальцы, покрытые водянками, и ворчит на тему того, что она и светские мероприятия – вещи несовместимые.
Мерный гул, от которого мягко вздрагивают стекла, прерывает ее гундеж.
– Ну, а на этот раз – что? – Птица смотрит в окно и видит, как над городом медленно заходит на посадку черный сигарообразный корабль, знакомый им обеим.
– Скажи-ка мне, мелкая, – роняет Птица через плечо, заметив, что Ксень встала и тоже таращится на крейсер. – Ты думаешь о том же, о чем и я?
– Ютиленан, – кивает Ксень, подтверждая предположения Птицы. – Орионцы… они, наверное, прибыли на…
– Завтрашний бал, – заканчивает блондинка, остро жалея, что не попросила у Хенны сигарет. Она понимает, что Орионцы будут следить за кандидатами на престол соседа, и почти спокойна – она знает, что нужно делать, и наладить отношения с послом для нее будет первым шагом на пути, который ей определил повелитель.
А вот мелкая не рада – она ежится и бубнит что-то о международных скандалах, и Птице ее жаль, но Повелитель – превыше жалости. И она выложится по полной ради него.
– А ты обойдись как-нибудь без скандала, – роняет она легко, не поворачивая головы. – Это не так сложно, как ты думаешь.
Рыжей слишком трудно поверить в ее слова, но делать нечего. Когда возвращается Хенна с подносами, Ксенька быстро сметает свою порцию и начинает заниматься с утроенным рвением под размеренный голос Птицы.
Глава 3. Выжить любой ценой/Светский блеск
Утро приветствует Ксеньку болью не только в ногах, но и в спине, не привыкшей к хождению на каблуках. Больше всего на свете хочется свить гнездо из подушек и спать дальше, но Хенна и Птица уже на ногах, и шианка опять торопит, так как церемония уже сегодня и времени нет совсем. Приходится сползать с такой мягкой и уютной кровати и враскорячку ползти в сторону ванной.
Птица еще и подгоняет, не отстает ни на секунду, ухитряясь параллельно что-то сооружать на своей голове – вечно растрепанные волосы постепенно превращаются в нечто наподобие высокой прически, тут и там из волос торчат бигуди, в руках зажаты изящные, но какие-то чересчур уж острые шпильки. Хенна вообще выглядит полностью готовой к балу, и теперь рвется помогать сестрам.
Ксень вываливается из душа и заползает в платье: то сидит как влитое, подчеркивая достоинства и скрывая недостатки, но рыжая все равно чувствует себя с непривычки очень некомфортно, словно голышом. Волосы кудрявятся и топорщатся во все стороны, видны все веснушки, в том числе на руках и плечах. Запястье со «снитчем» рыжая прикрывает свободной рукой, что Птица принимает за жест смущения, и почти не ошибается, ведь Хенна носится вокруг и критически осматривает названную сестру.
– Неплохо, – изрекает она, застегивая на шее Ксеньки изящное серебристое украшение с цветами из голубых прозрачных камней. – Но серьги дополнят…
Ксень и рта не успевает открыть, как принцесса притаскивает пистолет и пробивает в ушах две дырки. Ей совсем не больно, но уши непривычно оттягивают серьги-капельки, такие же синие с серебром.
Птица тем временем извлекает бигуди из головы, и ее золотые локоны принимают законченный вид. Она резко становится из пацанки-оторвы величественной леди, сверкающей, как алмаз и утонченно-опасной, словно кинжал в дорогих ножнах. Платье, длинные, почти до плеч, перчатки, высоченный каблук – все это кричаще-идеальное.
Ксень думает, в который уже раз, что она тут лишняя – ей никогда так не научиться, она может напялить платье и дорогие украшения, и все равно она – это она, неуклюжая, не умеющая танцевать, влипающая везде и всюду.
– Вот и зачем меня в это тащить? – не выдержав, вздыхает Ксень. – Вот, готовая королева! А я кто? Так, недоразумение.
– Не недоразумение, а идиотка, – припечатывает Птица, критически осматривая сестру.
Она сама не знает, нравится ей увиденное, или все же нет. С одной стороны, смотрится новоявленная сестра в этом платье как настоящая статуэтка ручной работы, из тех, которые стоят бешеных денег. С другой – она явно не осознает этого. И любое движение орет о закомплексованности одной дурной рыжей головы. Птица убеждает себя, что такое поведение Ксеньки ей только на пользу, даже делать ничего не надо, чтобы выполнить приказ Повелителя – а руки сами тянутся к объемному пакету с косметикой.
– Сядь.
Хенна с улыбкой наблюдает за тем, как блондинка старательно наносит на совершенно скуксившуюся рыжую слои макияжа и даже не пытается мешать: видит, что выходит здорово. А Птица колдует.
Сначала она растирает светлый консилер по всем открытым участкам кожи сестры, рисует ей стрелки, тени, с улыбкой растушевывает золотистые румяна: сходство с уникальной куклой становится просто запредельным. А еще их образы вдруг начинают удивительным образом сочетаться, и блондинка тянется к пакетику с золотой декоративной фольгой.
Вообще-то она планировала использовать ее для себя, но вовремя остановилась, решив, что перебарщивать не стоит. Но вот Ксеньке эта яркая нотка пойдет. Проказливо улыбаясь, она крошит фольгу в прозрачные жидкие тени и старательно прорисовывает на коже сестры скрытые консилером веснушки, и, не дав ей опомниться, тянет к зеркалу.
– Ты красавица, рыжик. Ты не Хенна, конечно – у нее нет никаких причин сомневаться в себе. Но и внешность у Хенны довольно обычная, она прелестна – но изюминку в своем образе ей приходится создавать самой. А у тебя уже есть веснушки, глазищи, волосы и фигура. Осталось научиться этим гордиться. Подумай о том, что я тебе сказала, и даже не вздумай отколупывать фольгу.
Ксенька отдергивает палец, уже потянувшийся к золотистым чешуйкам:
– С тем, что закомплексованная, это я даже спорить не буду, – отвечает она. – Ладно, фольга, так фольга…
И смешно поводит носом. Хенна одобрительно хмыкает. Ксенька смотрит в зеркало, привыкая к новой себе, старательно выпрямляет спину, как учили… и выдает совершенно неожиданно:
– А будущих принцесс сегодня кормят?
Птица давится смехом: ну, это ж надо додуматься!
– Будущие принцессы будут есть на балу, – поясняет она очевидное. – Так что сейчас – энергетик, фрукты, что-то легкое, в общем.
Задумчиво отстраняется от рыжей и делает пару танцевальных па – так, занять ноги, пока мысли бьются в голове. Что сказал ей Повелитель? А что сделала она? Ну не идиотка ли?
Но ведь слабых гнобить – последнее дело. Была бы Ксенька ей противником на всем этом поприще, она бы поборолась с ней. Но потерянный взгляд, нервно сжатые спереди руки…
– Хватит теребить запястье! – рявкает она на рыжую, даже не думая, рефлекторно. – И юбку не мусоль. Руки не прячь, держи их расслабленно – вот на Хенну глянь.
И непонятно зачем добавляет, обещает, глядя в пронзительные голубые глаза:
– Не бойся, я буду рядом. Просто держись поблизости, и все будет хорошо. И будь готова к тому, что нам придется вести очень много бесед с важными шишками.
Да. Пусть лучше Ксенька держится рядом, пусть постепенно привыкает к тому, что во всем, что касается вопросов политики, именно Птица принимает решения. А Птица за это будет учить это недоразумение рыжее быть сильным. Не императрицей, но правой рукой.
Птица уверена, что Повелитель одобрит это ее желание. Над слабыми издеваться нельзя.
– Ну ладно, – Ксень смиряется с перспективой весь день быть на ногах в полуголодном состоянии – в первый раз, можно подумать… перестает теребить юбку, получает стакан сока, который приходится очень осторожно пить через трубочку, чтобы макияж не повредить, и спрашивает:
– Ну, а сколько у нас вообще до начала времени?
Птица равнодушно пожимает плечами: она как-то и не интересовалась, а вот Хенна подает, наконец, голос:
– Не больше часа.
Рыжей приходится приложить значительные усилия, чтобы не подавиться соком, не начать истерично хихикать или просто не сползти по стенке.
– И почему мне казалось, что это вечернее мероприятие? – спрашивает она, борясь с желанием отколупнуть-таки от лица кусочек золотой фольги.