СЭМ i ТОЧКА. Колониальный роман

– Шапку сыму! – неожиданно рявкнул Иван и бросил в женщину снег лопатой.

На чердаке за игрой в бильярд Мур поделился с друзьями.

– Шапку снять, – смаковали они. – Главное кому? Если себе, то всё не так уж и плохо.

– Да чёрт его знает, – ходил с кием на плече Аркадич. – Я с ним уже ничего не понимаю. Одно скажу, страшный он человек при любом раскладе. Взять хотя бы письмо, которое ему пришло неделю назад.

– Э-те-те! Ты что же это, штазист, перлюстрацию устраиваешь? – изумился Цукер.

– Да он просит вслух письма читать, якобы не грамотный, – отмахнулся дядя Мур. – Так вот приходит письмо на его имя, а в письме одно слово: «вольфрам». Я думаю, что за бред? А потом понял, что это он над моей кандидатской издевается. Ведь в каждой микроволновке есть мое изобретение. Я его сделал, но не запатентовал, и всё досталось другим. А как такое получилось? Я работу на стенде закончил, а вывод в уме держу – хочу моего научного руководителя повергнуть. Он работу прочитал и подытожил – вольфрам. Мне естественно было приятно, но не очень, так как за ним и осталось. Сейчас вилла у него в Силиконовой долине… А к дворнику моему письма приходят с тончайшими намеками.

– А от кого письма-то? – спросил только что закативший свояка Червяковский.

– Ну, как от кого? – устанавливая забитый шар на полку, продолжал дядя Мур. – С телевидения, где слова угадывают. Он же туда кроссворды на мертвых языках шлет.

– Ага! – сказал Цукер. – Так он у тебя только по-русски неграмотный?

– Да. И ответы просит читать. Неделю назад, например, такой был: «вольф», «срам», – продолжал жаловаться хозяин. – И как это прикажете понимать? А намедни из администрации письмо – вот: «Поздравляем с днем ангела нашего города». А когда наш благословенный-то был основан? А я вам говорю: седьмого октября. Кто имеет ум, тот сочти, – примолк дядя Мур, зажмурился и забил среднюю от двух бортов.

Червяковский полез в лузу за шаром и, почесав умудренную голову, прокомментировал:

– Да у вас тут прямо война и мир.

На следующий день Иван напился и валялся сначала на мосту, потом снаружи под воротами, и разнервничавшаяся Анна Фёдоровна обвинила супруга в том, что он отравил дворника. Дядя Мур уже и сам не понимал, кто это придумал – он или она.

Шли местечковые выборы, и дяде моему приходилось то и дело вступать в идиотские переговоры. Вопреки мольбам Анны Фёдоровны он не торопился затаскивать тело дворника в дом, никому не открывал, а спрашивал обходчиков через забор:

– А из какой фракции? Хотя не важно. Мой голос можно купить. Но я дорого стою.

– Если с тарой, – мычал из теплого сугроба агитаторам дворник, – то цена едина, а если без, то уже и станет.

– Тут вот святой человек подсказывает… – не успевали ответить дяде через забор, как выскочивший тигр, раскидывал захожан и утаскивал мычащего старца на свою территорию.

Являлись не только люди. Иногда за компанию с дворником приходили животные. Например, почтальон Навозов-Гаврилов, разносивший пенсию старушкам, охраняемый своей бесполезной собачкой. Иногда собачка приходила и без почтальона, но не будем об этом. Даже если не приходил никто, приходили таинственные сновидения…

Каждую ночь дядя Мур получал Нобелевскую премию. За шведским столом мялся король с семьей. После проникновенной речи, в которой лауреат не забывал упомянуть вольфрам и своего научного руководителя, Лимур Аркадьевич рассеянно слушал гимн радости своего любимого композитора. Король собственноручно вручал лауреату новенький велосипед.

Дядя Мур просыпался с неприятным осадком, но память опять подводила его, и что именно на церемонии прошло не так, он обычно не помнил. Оставалось только спуститься в мастерскую и проверить режимы непоколебимого свидетеля его гения.

– Нанка, давай я тебе на «Метеоре-18» разогрею?

– Себе разогрей, котик.

Анна Фёдоровна включала микроволновую печь, потому что от дядиной установки всегда перегорал свет и всех в доме мутило. Второй раз мой дядя никому никогда не предлагал.

– Кошка, ты знаешь, что такое истинная преданность науке? – поучал он супругу за завтраком. – Был такой итальянский учёный, который высчитал точную дату своей смерти на семьдесят пятый год жизни.

– И что? – спросила жена, доставая подогретые хлопья из ненавистной микроволновой печи.

– Принял яд, – опрокидывая рюмку и посматривая на часы. – Ровно в семьдесят пять.

– Котик! Не наше дело знать времена и сроки.

– Опять ты со своим дворником! – сморщился дядя Мур.

– Вообще-то, кажется, он был плотником.

Чудонагреватель не работал уже третьи сутки и дядя заметно нервничал. Переживания усиливались ещё и тем, что внучка передала ему карточку с приглашением на открытый урок по основам православной культуры.

Шестая за бесы и страсти

Войдя в класс, дядя сходу прокомментировал происходящее:

– Дети и надуватель. Лучше бы вы меня пригласили карточные фокусы показать. Или презентацию моего устройства сделали бы.

– В чем же смысл вашего изобретения? – вежливо спросил местный физрук.

– После узнаете, – помрачнев, погрозил дядя Мур и уселся в углу так, словно и не собирался участвовать в дискуссии.

Старец стоял в своем рабочем халате возле окна, крестился и клал поклоны. Дети шептались, учителя восторженно ждали обещанного чуда.

– Да что же это за Бог такой, которому надо, чтобы перед ним так нагибались? – тихо бурчал маловерный.

– Лимур Аркадьевич, – делала ему замечание школьная начальница. – Дети, кто из вас знает, кто такой Кузьмич Томский?

Дети в разнобой сообщили, что знают. Был это класс седьмой, а школа находилась недалеко от монастыря. Детей часто гоняли туда рисовать, а там кто-нибудь да рассказывал сказочную историю о том, что Александр Благословенный подстроил свою смерть и провёл старость в Томске под именем Кузьмича.

– Как вы считаете, Кузьмич это царь или не царь? – спросила директорша.

– Цааарь, – вяло ответили дети.

– Давайте проголосуем? Кто за то, что царь?

Все, переглядываясь, потянули руки.

– Хорошо. А как вы считаете, мог ли другой наш правитель повторить этот подвиг?

– Дааа, – покорным хором согласились дети.

– А какой?

– Стааалин, – протянули одни дети, а кто-то даже предположил, что патриарх.

– А нынешний президент мог? – намекнула директриса.

Дети молчали.

– Тот, кто сейчас ненастоящий, – подсказал один из гостей школы, видимо из родителей.