Всю жизнь я верил только в электричество

Путь наш  лежал из кустанайского июня 1958 года в другой совсем июнь, который гладили то ласково, то зло, совсем другие ветры, в котором иначе светило солнце и не такие как у нас росли деревья и травы, не те бегали суслики и летали незнакомые птицы. Так я думал. Мне казалось, что уезжаем мы не из Владимировки, а с любимой планеты на другую, неизвестную, где тайн и загадок больше, чем на нашей.

– А карта у тебя есть, а, дядь Вась? – забеспокоился я, когда мы только выезжали из Кустаная. До этого от Владимировки все сорок километров мы ехали молча. Я представлял себе всякие неожиданности на долгом пути, а дядя Вася, по выражению лица его, думал о чем-то весёлом. Наверное, о скорой свадьбе дочери нашего дяди Кости и сына тёти Марии, которая шесть лет назад после смерти от болезни её мужа переехала в деревню из города с подростком Серёгой. Он как-то быстро вырос в большого, похожего на какого-то видного артиста мужичка. Свадьба намечалась на июль и мы должны были успеть вернуться.

– Карты? – не расслышал, наверное, он. – Взял я карты. На передышках играть будем в «дурня». Денег у тебя  нет, потому будешь терпеть мои щелбаны.

Мне стали вспоминаться все проигрыши мои дяде Васе вечерами в деревне и сами щелбаны с оттяжкой, после которых, казалось, что на их месте волос больше расти не будет.

– Географическая карта! – заорал я пискляво, чтобы голос не совпадал с басовым хрипом движка. – Как ехать без карты? Вон в океанах даже корабли по картам плавают. А там где дороги? Плавай себе как вздумается. Нет же, они по картам плавают.

– Не плавают, а ходят. Утки плавают, – дядя глянул на меня с любопытством.

-А ты откуда знаешь? Книжку какую-нибудь читал? Ну, там пишут правильно всё. А я вот на пастбище за коровами мотаюсь туда-сюда уже шестой год. Можешь мне глаза завязать, я так доеду. Под сидушкой возьми полотенце, да глаза мне замотай. На затылке узелок оставь. Так и поедем. И ты думаешь – промахнусь? Ещё побыстрее самих грузовиков долетим. Давай, заматывай глаза мне. На спор! Спорить на что будем?

– У тебя шуточки, дядь Вась, как для пацанов из детсадика, – обиделся я. Повернулся к боковому окну и стал рассматривать начало степи. Ехали мы по грейдерной насыпной дороге. Её не асфальтировали, но так укатали, что она была ровной. Сбоку от дороги вровень со скоростью машины нашей высоко над травой летела ворона. Куда она так торопилась? Я оглянулся назад. Никто за вороной не гнался. Серые кустики, которые  росли  ближе к дороге, лепились друг к другу. Наверное, их посадили так  специально, чтобы корни укрепляли землю и вода от дождей и снега не размывала грейдерную насыпь. Дальше от дороги они торчали как попало вперемежку с желтоватой низкой травой. Она ближе к горизонту сливалась в широкую сплошную желтую полосу, по которой гулял ветер и солнечные лучи. Поэтому горизонт казался живым. Он шевелился и переливался всякими оттенками. Серым, желтым, голубым и красным. Между горизонтом и нашей машиной изредка попадались островки ковыля, несозревшего ещё и потому не очень пушистого. Но и они имели не один оттенок. Белые перья на секунды становились то розовыми, то стальными с голубым отсветом. А когда их крепко клонил ветер, то и стебли переливчато светились перламутром. Степь я видел часто рядом с владимировскими лесочками и далеко за Красным кордоном, развалившуюся вдаль от страшного леса Каракадик на десятки километров. Она даже с высоты нашего щенячьго роста видна была до края Земли. Степь лежала на ровной как бесконечный стол земле и от ковыля, цветов желтых, синих и бордовых шла вверх к небу её сила. Она чувствовалась физически потому, что даже воздух над ней дрожал от вздымающейся ввысь мощи земли степной.

Хорошая дорога закончилась как-то слишком уж быстро. После города Рудного мы резко свернули на юг и по самой отчетливой, накатанной  пыльной и вдавленной слегка в грунт дороге на хорошей скорости катились в пустоту.

– На Тургай пойдем. Так быстрее. Да и посмотреть есть на что возле озер и на озерах. – дядя Вася на  ходу снял легкий пиджак, рубашку и остался в голубой майке, пятьсот раз стираной и похожей на тряпьё, какое мы в городе сносили старьёвщику Харману. – Другая дорога тоже есть. Она через Россию идёт, через Орск, потом опять выбегает в Казахстан, в Актюбинск. Но это – поскучнее дорога. Да и длиннее.

– А порулить дашь? – Без особой надежды спросил я, снимая с себя лёгкую вискозную кофточку. Майка под ней была белая и такая новая, что мне стало неловко перед дядей.  Я её тоже скинул и бросил за сиденье.

-А! Ты же дублёр. Половина моей зарплаты – твоя!

Машина остановилась прямо в колее. Дядя Вася вышел на простор, потянулся, сорвал серую травинку и растер её пальцами.

– Вот это, я понимаю, натуральная горькая полынь! Вот и ста километров не прошли ещё, а к югу жизнь уже другая. Ишь, как пахнет. В дом повесь на занавеску – ни одного комара не будет, ни одной осы и моли. Ну, чего сидишь. Вот руль. Давай бегом!

Я выскочил из кабины с той же скоростью, с какой ехали, взлетел на щоферское сиденье и лихо стартанул без дяди Васи, который машину-то обошел, но снова прицепился к другому кустику полыни. Выдрал его и, вдыхая аромат, довольно резво побежал за бензовозом. Он вскочил в открытую дверь и без слов огрел меня не очень жестким кустиком по лицу. Полынная пыльца разлетелась по кабине, а тонкий её слой прилёг на всю мою маленькую рожицу. Так что ехал я в ароматизированном состоянии, чихая и вытирая слезы, разбуженные едким  желтым порошком. Он, кстати, создал в кабине почти лесную атмосферу. Когда цвела полынь на полянах в наших ближних деревенских лесочках, так легко дышалось тем острым и подстёгивающим запахом, что хотелось бегать без остановки и веселиться.

Наверное, есть в полыни  какие-то витамины, от которых добавляются силы и возникает радость.

Дядя Вася уложил локти на окно, кисти его с полынной веткой между пальцами висели над подножкой, а щеку он удобно пристроил на руку и задумчиво глядел вперед, по ходу машины. Так мы проехали километров сто, не меньше. Я даже подумал, что он уснул. Оторвал взгляд от колеи, повернулся и крикнул: – Эй, дядь Вась, ты тут?

– Эх, задумался маленько! – он выпрямился, вдавил спиной сиденье, а ногами  пол. Потянулся. –  Не  привыкну никак к этой земле. Сколько лет езжу сюда, а никак вот. Ровно на другую, хоть и похожую  планету меня заносит. Я и думаю, что на самом деле где-то ближе к краю неба должны быть ещё такие же. Ну, вот сам посмотри: сто километров назад всё было так же, как на Земле. Трава, деревья. А теперь что? И небо другое. Пониже как бы. И цвет земли под колесами не такой как везде. Видишь – бурый цвет. Трава в нашей степи всё равно зеленее, а тут рыжая, на траву-то не похожая. Это здесь специально прилепили здоровенный кусок от другой планеты. Чтобы мы знали. Вот знаем теперь, да? Ты в Бога не веришь?

– Не, не верю, – я прибавил газу и переключился на четвертую.– Отец говорит, что раньше, до всех религий, давно очень, у человека не было страха никакого. А раз его не было, то он не боялся убивать, воровать, обманывать и разбойничать. Ну, если он всех обманывал, то у него и совести не было. А потом умные старики собрались и придумали много разных богов. Ну, прямо на все случаи жизни. Бог огня был, ветра, солнца, ещё какие-то. Вот, отец рассказывал, прибьет кого-нибудь молния или солнце всю пшеницу сожжет, или вода поселок затопит и вся скотина потонет. Есть нечего. Старики тогда и говорят мужикам, что это боги их наказывают за плохое поведение. Что надо им молиться, бояться их и других людей не убивать, не разбойничать и не обманывать. Стал человек бояться богов и плохого меньше делал. А сделает сдуру чего плохого, то дрожит потом, ждет наказания.

– А он откуда узнал, батяня твой ?  – засмеялся дядя Вася. – Вон у нас в деревне все воруют, врут где надо и не надо, всё ещё как в тридцать седьмом брехливые доносы на соседей пишут в сельсовет. На тех, кто живет получше, у кого коров пять штук, да курей табун. И Боги где? Чего не заступятся? Кого молнией пришибло из этих гадов? Никого.

– Не знаю, – я заслушался и пропустил глубокую ямку,  а за ней сразу и кочку. Нас подкинуло, дядя Вася врубился в потолок затылком, а я не достал.

– Отец говорит, что разные народы своего Бога придумали потом в разных местах, но уже одного. У кого Христос, у кого Будда, у других Аллах. Что вроде бы как Боги смотрят за своими людьми и чуть что – наказывают. Потому каждый своего Бога боится, а в церквях и дома ему всегда говорят, как они его любят и уважают. В общем, Бога придумали для того, чтобы его боялись.Тогда меньше плохого люди творят. А я почему не верю? Потому, что всё равно он никому не помогает. Ни мне, ни родителям, да никого не видел я, кому бы он помог получше жить. А бояться мне неохота. Не люблю бояться.

– Ты, Славка, шкет, а говоришь – как вроде вырос уже, – дядя Вася  повернулся ко мне и нагнулся прямо к уху: – Запомни. Батя твой нарочно тебе про бога такое говорит. Чтобы ты коммунистом стал. А на самом деле – глянь хоть куда. Откуда всё взялось? С Луны свалилось? Волшебной палочкой Дед Мороз махнул и всё на земле сделал. Хрена там. Бог нас создал. И Землю. А её он приспособил для разной жизни. Вот здесь не живет и не растет то, что растет и бегает вон там. О! Так человек не придумает. И Дед Мороз. Только Господь! Глянь, красота какая! Само по себе такое не родится. Божья это воля.

И дядя Вася перекрестился три раза.

– Ну, ладно, – сказал я. – Мне всё нравится. Мне жить интересно. И радостно. А бояться мне бога пока нечего. Даже если он есть.

– А сигареты у меня таскал? – дядя Вася громко засмеялся.

– Так дед меня наказал уже. Вицей десять шпыней отвесил.

– Дед! – дядя хмыкнул и уставился в моё боковое окно. – Это господь тебя выпорол дедовской рукой.

– Не возражаю,– сказал я. Лишь бы он прекратил болтать про несуществующие чудеса и про Бога тоже.

– Гляди! Вон туда гляди! – закричал дядя Вася и перегнулся через мои руки, мешая рулить и видеть дорогу.– Сайга! Мать твою, сколько сайги! Какой табун. Гляди!

– Ты ж висишь на мне, я дорогу потерял, руль не могу повернуть! – так истошно завопил я, что дядю отбросило моим воплем к его двери. Он открыл её, руками  вцепился в крышу кабины сверху, а ноги приспособил на порог двери и разглядывал бегущий табун сверху. Я, как заводная игрущка, которую сзади ключиком закрутили до упора пружины, делал два движения головой,  Влево, чтобы наблюдать бег сайги и обратно прямо, глазами на дорогу. Раньше я не видел сайгу живьем. Только на рисунках и фотографиях в детской энциклопедии. Знал, что это один из подвидов антилопы, что в степях, полупустынях и в пустыне Кызыл-Кумы нашей республики её очень много. Что она грациозная, мощная и может бегать со скоростью восемьдесят километров в час, умеет плавать и ест любую траву, даже ядовитую для других животных. Я держал скорость в пределах шестидесяти из- за внезапных неожиданностей на дороге, но очень хотелось увидеть самому, что сайга может нестись быстрее.

-Дядь Вась! – закричал я неожиданно для себя громче, чем всегда.– Можно я дам восемьдесят?

– На кой чёрт? – он нырнул на пару секунд головой в кабину.

– А они тоже возьмут восемьдесят!

– Давай, только недолго. А то загонишь их насмерть! – дядя вынырнул на волю и засвистел сайге через два пальца. Держался за крышу он одной левой и это напомнило мне цирковой номер из брезентового «шапито», который заезжал в Кустанай. Там воздушный гимнаст летал над зрителями и держался за перекладину левой рукой, а правой рассылал всем воздушные поцелуи.

Я вдавил педаль акселератора в пол. Пришлось оторвать зад от сиденья и крепче вцепиться в баранку. Спидометр лениво передвинул стрелку на цифру 80. Табун бежал вровень с машиной, которую подбрасывало, сносило на мгновения с дороги, снова возвращало и подбрасывало на мелких ухабах.

Минуты три я держал скорость, потом появилась голова учителя и наставника, которая  скомандовала:

– Опускай на шестьдесят, через минуту на сорок и начинай тормозить. Потом остановись. И мотор заглуши!

Выполнил я всё на удивление правильно. Бензовоз, издавая замысловатые металлические хрипы и скрежет, довольно плавно остановился.

– Смотри! – дядь Вася спрыгнул с подножки, обошел машину с капота и открыл мою дверь. – Вылезай и смотри.

Потрясающе! Весь табун моментально остановился вместе с нами. До ближних сайгаков от дороги было метров сто пятьдесят, не больше. Своим отличным зрением я разглядел и табун целиком и некоторых антилоп, которые стали спокойно щипать траву. Бока их не раздувались как меха у гармошки, дышали они ровно и вели себя так, будто нас уже не было.

Красивые  они, эти сайгаки. Даже горбатый, крохотным хоботом свисавший над губами нос их не превращал в уродов. Тело ладное, сделанное из одних мышц, короткий хвост, забавная расцветка. Спина – темная широкая полоса, сужающаяся на шее и хвосте, плавно стекала на бока и на них была уже бежевой, а брюхо и короткие ноги выглядели серыми.

– Как они на таких ножках несутся под восемьдесят километров? – удивился я вслух.

– Дело не в длине ног,– дядь Вася потихоньку пошел к табуну. Я, естественно, ещё медленнее – за ним. – Дело в сухожилиях. В них сила. Не только у сайгаков. У всех. И у людей тоже. Видел же во Владимировке как худой и костлявый на вид Морозов Колька ГАЗ- 51 за передок от земли отрывает. А здоровенные бугаи вроде Шурки вашего и отца твоего – шиш. Не могут. Сила у всех в жилах, пацан. Тренируй сухожилия – будешь всех на землю валить.

– А научишь? – я обогнал наставника, не отрывая глаз от антилоп.

– Напомнишь – научу. А то у меня и без тебя делов не вздохнуть.

Сайгаки были разные ростом, между ног у родителей болтались сайгачата, ни один из которых на бегу не отстал от табуна. Одни взрослые были погрубее на вид и со странно выгнутыми рогами. Другие выглядели элегантнее и рогов не носили. У всех были смешные уши и носы.

– С рогами которые – это ихние мужики, – уловил мой взгляд дядя. – Зовется мужик сайгачий «маргач».

Сайгаков было очень много. От ближних к нам до самых удалённых было метров триста. И в длину табун растянулся на полкилометра.

– А польза от них есть?– спросил я.