Пока глядеть я умею,
Пока я дышать умею,
Я буду идти вперёд.
– Пахмутова. Ошанин. Какие талантливые у нас в СССР люди есть! – подвела итог путешествия повариха. Потому, что въехали в Зарайск.
До быткомбината я вас довезу, – крикнул от руля Сергей. – Химчистка слева. Синяя дверь. Табличка есть, не перепутаете.
– Спасибо! – Сухарев снова подошел к водителю. – Ты палки лыжные в Кызылдале у дежурного милиционера не забудь оставить. Их заберут.
– Угу, – ответил шофер и все пошли в химчистку, где выяснилось, что одежду можно забрать только через три дня, поскольку очередь. Работы много, пропади она пропадом!
Все высказались в меру своей воспитанности и разошлись.
– Мы в церковь пойдём. Я там знаю протоиерея. Дадут нам рабочую одежду. А трудницы нам всё постирают и возле печи высушат, да погладят после всего. К вечеру будем как манекены с витрины Челябинского ГУМа.
– Не был в Челябинске, – сказал Жора. – Но не сомневаюсь.
И они, грязные как профессиональные побирушки-оборванцы побежали окольными дорожками в Зарайский Никольский храм.
– Витя! Сухарев! Отец Илия! – узнал его протоиерей и настоятель Церкви отец Димитрий. – Спаси Христос!
– Во славу Божию! – откликнулся на приветствие Сухарев, а Жора просто перекрестился и поклонился.
– Вы никак пешком добирались из Кызылдалы? – настоятель потрогал мокрый и пятнистый плащ Виктора. – Я позову трудниц Настасью и Марию, они всю одежду приведут в порядок, а вы идите в комнату для гостей, переоденьтесь там в халаты махровые. Антон, дьяк наш, проводит и чаем напоит. – Отец Антон, поди к нам!
Подбежал молодой дьяк, тоже поздоровался «Во славу Божию!» и застыл в поклоне. Протоиерей ему всё объяснил.
– Ну, ступайте с Богом. – настоятель перекрестил всех троих. – Дела сделаете, так вечером возвращайтесь. У нас заночуете. На Кызылдалу автобус завтра в семь вечера. Идите с Богом.
Жоре и Виктору хотелось спать. Устали. А до того, как прибежали в храм – бодрость из обоих наружу выплёскивалась. Хоть неимущим раздавай.
Переоделись они, чаю по две кружки употребили с мёдом и баранками.
– Отдыхайте на диванах, гости дорогие, – трудница Настасья кинула на диванные валики по пуховой подушке и тканому пледу. Часа через три принесём всё отстиранное и поглаженное.
– Спаси вас Христос, – поблагодарил трудниц Виктор. Женщины бросили одёжку выходную в огромный таз, поклонились и ушли.
– Я сплю на ходу, – зевнул Георгий.
– Меня тоже клонит к дивану, – улыбнулся Виктор. – Хорошо мы с тобой попутешествовали.
Они легли в халатах, головы провалились в пух гусиный, утонули в подушках и отключились от тел и церковной благодатной тишины. А вечером, когда люди включили в домах своих и государственных квартирах электролампочки, когда моментально сделали улицы светлыми большие пятисотваттные фонари на серебристых столбах да в приоткрытые форточки диктор центрального телевидения стал громко рассказывать о новых трудовых победах советского народа за сегодняшний день, остановились Цыбарев и Виктор возле пятиэтажки под номером сто тридцать два на улице имени Чкалова. Здесь в восьмой квартире на третьем этаже жили жена Георгия Татьяна и дочь Машка.
– Может, с утра лучше? – испуганно спросил Жора. – Вечером после работы Танька всегда сердитая. Клиенты задалбливают. Дамский парикмахер – специальность опасная для здоровья. Тётки к дорогим парикмахерам ходят вредные, капризные. Давай завтра с утра, а?
– Утром ей собираться на работу, дочь в школу отправлять. Спешка, нервы. Лицо косметикой облагородить – полчаса минимум. Позавтракать надо успеть. А тут мы с больным трудным вопросом. Самый подходящий момент, – Сухарев нежно ткнул Жору огромным кулаком в грудь. – После работы она расслабилась. Целый вечер впереди. Телевизор. Может она картинки крестиком вышивает или про любовь читает литературу. Нет. Идём сейчас. Бог в помощь.
На третьем этаже он трижды перекрестил восьмую квартиру, Георгия и сам осенил себя крестом один почему-то раз.
– Звони
Дверь открыла худенькая женщина лет сорока с большим слоем пудры на лице и туши на ресницах. С губ она не успела стереть коровавого оттенка помаду. Недавно, видимо пришла.
Белые крашеные локоны ложились на плечи широкими кольцами, на лоб падала до середины косая челка. Красивой назвать её было бы большим преувеличением. Голубые добрые глаза добавляли симпатичности, но не более. Обычная женщина с приятным взглядом. К таким не пристают на улицах и не заманивают в любовницы дорогими подарками. Таких – сотни и сотни тысяч. Любил её Георгий явно не за внешность. Значит, душа Татьяны или совпадала с его душой или была просто ему подходящей.
– Жора! – выдохнула женщина. Заметила Сухарева – Здравствуйте… товарищ.
– Виктор, – слегка поклонился он.
– А что случилось? – она тронула Цыбарева за рукав отстиранного плаща. – Мы с Машей два последних месяца переводы от тебя получаем. Налаживаются дела? Спасибо за деньги. А правда, ничего не случилось? Я не ждала тебя. Мама с отцом живы?
– Живые все. Мы пройдём? – Жора перешагнул через порог.
– Да, что это я! – садитесь на диван. Конечно. Сейчас чай сделаю. Булочки сама пекла. Французские. Подождите на диване. Я быстро.
– Ну, чай никуда не убежит, – Георгий остановил жену у входа на кухню. – Мой товарищ и учитель помогает мне на верную дорогу вернуться, с которой меня пьянка снесла. И мы приехали с тобой посоветоваться и решить главный для меня вопрос.
– Мы просим вас вернуться. Я – священник Илия. Служу в церкви Кызылдалы. В мирской одежде я Виктор Сухарев. Георгий случайно, но уже давно пришел к нам в церковь и искренне раскаялся во всём дурном, что успел сделать за жизнь вам, семье и себе. Я немного психолог. Потому быстро разобрался в его сущности. Он прекрасный человек и любит вас. Нашел он дорогу в мир добра и счастья. Сейчас ему в этом новом мире не хватает только вас и Маши.
– Я верю, – тихо сказала Татьяна. – Я тоже не могу без него. Плохо без Жоры. Без такого, каким он был до начала пьянства.
– Он боялся ехать к вам.– Улыбнулся Виктор. – Меня просил с ним поехать. А я чего согласился – то? Да потому, что легко и быстро его изучил. Жора – чудесный человек. А с Вами вместе и судьба семьи вашей будет снова светлая. Ведь была же?
– Была.– Вздохнула Татьяна.
Они говорили долго вдвоём. Татьяна и Виктор. Она – о своих чувствах к мужу, которые должны были измениться к худшему, но, удивительно, остались теми же. Только жалости добавилось. И страха, который обездвижил её разум. Татьяна тогда, два года назад, видела, как пропадает дорогой человек и очень испугалась. Она не знала, кого просить о помощи, а сама ничего не смогла. И сама до сих пор не осознаёт, не понимает, почему и для чего уехала. Чтобы не видеть медленной погибели близкого человека, наверное. Да, видимо, от страха.
– Это не грех, не предательство, – посмотрел на неё внимательно Виктор. – Это душевный шок. Он действительно одной ногой на том свете стоял. Но сейчас прошло время. Я ручаюсь за него: вам нечего больше переживать. Георгий снова тот, каким, наверное, был раньше. Мне так кажется. Не знаю, какой он был тогда. Но сейчас это простой, неглупый, порядочный, совестливый и добрый мужик.
Прошло четыре часа. Жора молчал, сидя в углу возле шкафа на корточках.
Потом пришла дочь. Цыбарев обнимал, целовал её волос, руки, глаза. С выражением детской радости на лице Татьяна познакомила Машу со священником, коротко пересказала их беседу и спросила:
– Едем с папой домой?
– Я останусь после школы здесь. Буду поступать в педагогический, – сказала Маша твёрдо. – Отучусь – приеду. А ты езжай, конечно, когда захочешь. Человек же с папой приехал не обманывать нас. Он верующий. Священник. А они не имеют права обманывать.
Вроде и не так уж долго разговаривали, а оказалось, что уже и полночь. Татьяна уложила спать дочь, Виктора, а они с Георгием ушли на кухню. Говорить и думать.
– Мне про тебя всё рассказала Евграфова Наталья. Соседка наша. У неё мама в Зарайске. Она меня случайно нашла. Искала, где хорошо причёски дорогие делают. У племянника свадьба была. – Татьяна налила чай, потом вдруг охнула и засуетилась. – Виктор, может, не спит ещё? Позови его. А то наобещала булочек французских. А сама…. Вот же дура-то…
– Да пусть спит. Устал он. Со мной возится. Других дел полно, – Цыбарев усадил жену на стул. – Утром двойную порцию съест. Ничего. Давай лучше договариваться.
– Так вот, – Татьяна стёрла салфеткой помаду и тушь – Уехали мы в шестьдесят третьем. Два года порознь – это много. Ну, хорошо. Поверю священнику. Ты стал прежним. Того Цыбарева я любила. Но смотри, какой расклад выбросился. Как на картах. Шестёрок много пока. Пропил всё. Руки на себя, считай, наложил. Спасли-то вообще случайно. Дом сжёг спьяну. Ну, дом ты, может, и построишь снова. А если б не вынули из петли? Теперь козырей посчитаем?
– Работаю уже три месяца, – Жора загнул палец. – Денег много зарабатываю. Почти шестьсот рублей. Дом построю. Деньги мне церковь даёт. Взаймы. Верну частями. С бабами после вашего отъезда не якшался. Только пил. Скоро крещение приму в церкви, потому что стал верить. Это натурально. С помощью Виктора, отца Илии. Ну, а главный козырь такой – я больше не могу без вас. Люблю. Честно.