Принимая во внимание

– Не понял!

– А что сделали бы с тобой, если бы ты оскорбил Юрия Владимировича? А? Пусть даже с глазу на глаз. Без свидетелей!

– Не пойму, к чему клонишь?

– А к тому, что результат был бы идентичен. И тебя, и меня бы разжаловали, сослали, к чёртовой матери, в тьму-таракань, а после сгноили в каком-нибудь болоте. – Окурок чёрным пятнышком упал в снег. – Тот, кто ударил Иванова, должен был осознавать последствия своего поступка. А потому вывод: сотрудник управления на такой бы шаг не пошёл. Даже ради женщины.

– А если начальник зарвался? И сотрудник не выдержал? Сорвался? А когда увидел содеянное, замаскировал срыв под ограбление?

– Всё равно, предохранители, как говорится, должны были сработать. Для того, чтобы так поступить, нужно родиться Отелло, с рубашкой на распашку. А я таких в нашем управлении до сих пор не наблюдал. Это по поводу вопросов о личных отношениях Василия Трифоновича на службе.

– Намекаешь на то, чтобы я не копал в вашей «конторе»? Боишься, как бы грязь не полезла?

– В нашей «конторе», товарищ подполковник. В нашей. – Они вернулись к машине, вызванной из управления, и Малышев потянулся к ручке дверцы. – Не нужно нас разъединять. Делаем одно дело. Только на разных уровнях. А потому, если даже, благодаря присланному из столицы Василию Трифоновичу, мы где-то и замазались, то, прости за сравнение, в говне будем все.

Малышев специально отметил интонацией слова, о том, что Иванова прислали из Москвы. Глебский намёк понял.

– Не боязно такие слова говорить проверяющему?

– А ты не проверяющий. А я не проверяемый. Хоть и временно исполняю обязанности начальника управления. Так что, извини, буду высказываться так, как считаю необходимым. Сам же просил.

– Это ты правильно заметил, – тут же ухватился за слова майора Андрей Сергеевич. – То, что исполняешь обязанности временно.

Малышев уже, было, приоткрыл дверцу авто, но после этих слов тут же её захлопнул.

– А ты меня не пугай, подполковник. Мы, местные, пуганные. И не такими, как ты. Думаешь, вернёшься в столицу и сможешь так отрапортовать, что меня ещё дальше сошлют? Ведь так? Только одно учти: мне до отставки всего четыре года осталось, так что как-нибудь перекантуюсь. Полковником всё едино не быть. А подполковника, дай бог, перед пенсией кинут. Так что, переживу. – Малышев снова взялся за ручку, но тут же снова обернулся. – Поступай, как знаешь, Андрей Сергеевич. Твоё право. Только, прежде, чем начнёшь ворошить муравейник, а я так думаю, начнёшь, созвонись с Москвой, и получи, на всякий случай, разрешение. Подстрахуйся. А то ведь всякое может случиться! У Иванова, даже мёртвого, связи в столице, наверняка, остались. Мне-то лично всё равно, а вот у тебя могут возникнуть неприятности.

В машине всю дорогу молчали. Но когда зашли в кабинет и сели друг напротив друга, Глебский жёстко проговорил выношенный долгим молчанием ответ:

– Спасибо за совет! Только я привык действовать самостоятельно. И буду так действовать впредь. По поводу рапорта скажу одно: буду объективен. Насколько возможно. Большего от меня не жди! Скрывать ничего не стану, но и покрывать никого не буду! А теперь, давай пить кофе. Заодно, расскажешь, как прошло то заседание обкома партии, о котором недавно говорил. Желательно, во всех подробностях и деталях…. Ну, чего смотришь? Сам же обещал.

Ретроспектива. 3 марта, 1969 года.

Степан Степанович Аврамеев, первый секретарь Амурского обкома партии, из-под лобья, хмуро смотрел на медленно собирающихся членов обкома. Сегодняшнее заседание было созвано в экстренном порядке. Все члены обкома добраться в указанное время, до начала заседания, наверняка, не успеют. Особенно из дальних районов области. Потому придётся часть информации сообщать вторично.

Степан Степанович тяжело вздохнул: а что поделаешь?

Наконец, зал на две четверти заполнился людьми.

Аврамеев поднялся на сцену, прошёл в президиум, занял своё издюбленное, постоянное место, под портретом Ленина, разложил на столе бумаги.

Время шло. В зале, потихоньку, между собой переговаривались делегаты, искоса поглядывая на «первого». С обеих сторон от Аврамеева расположились секретарь Благовещенского горкома Сыроватенко, руководитель Тындинского райкома Глушков, начальники областных управлений УВД и КГБ, трое членов обкома партии из Магдагачинского и Зейского районов. А Степан Степанович всё молчал. Он не знал, с чего начать. А начинать следовало.

Аврамеев ещё раз просмотрел телеграмму. Мысленно выругался. Если бы ЦК промолчало, как и раньше, никак не отреагировало на происшедшее, или отреагировало, но, только наверху, то он бы как-то справился с ситуацией на месте. Самостоятельно. Ну, пошли бы слухи, да и бог с ними. Пресекли, впервые, что ли… Вон, в Сковородинском районе в прошлом году, по осени тоже стычка с китаёзами произошла, до крови дошло. И ничего. Поболтали – позабыли. Секретарю парторганизации и председателю колхоза по машине выделили, так те сами всем рот прикрыли. И тут бы справились. Так нет же, б…, – мысленно выматерился первый секретарь обкома, – Открытая нота протеста, чтоб их…

На столе, перед Степаном Степановичем лежал текст заявления ЦК КПСС, который завтра должен был появиться в центральной прессе. По причине опубликования, которого, как он предполагал, в городе, а может и в области, особенно в приграничных районах, могла начаться паника.

Правительственную телеграмму Аврамеев получил полчаса назад. Как и секретари других обкомов. За прошедшие полчаса Степна Степанович весь текст буквально вызубрил, вбил в свою память. Потому, как, в отличие от других обкомов, данное послание касалось его области самым непосредственным образом.

Рука медленно провела по полоскам текста, приклеенным на официальный бланк. Пальцы с силой вжимались в лист, словно пытаясь прочувствовать выпуклость букв, вбитых в неё:

«…Советское правительство заявляет правительству Китайской Народной Республики следующее:

2 марта в 4 часа 10 минут московского времени китайские власти организовали на советско – китайской границе в районе пограничного пункта Нижнее – Михайловка (остров Даманский) на реке Уссури вооружённую провокацию. Китайский отряд перешёл советскую государственную границу и направился к острову Даманскому. По советским пограничникам, охранявшим этот район, с китайской стороны был внезапно открыт огонь из пулемётов и автоматов. Действия китайских нарушителей были поддержаны из засады огнём с китайского берега реки Уссури. В этом провокационном нападении на советских пограничников приняло участие свыше 200 китайских солдат. В результате этого бандитского налёта имеются убитые и раненые советские пограничники….»

Степан Степанович тяжело вздохнул, снова окинул взглядом присутствующих. Зал притих. Аврамеев, понимая, что оттягивать смысла нет, потому, как от оттягивания проблема не решится, поднялся с места председателя и, прокашлявшись в кулак, произнёс:

– Товарищи! Сегодня я был вынужден вас собрать по одному неотложному делу. Вчера, 2 марта, китайскими провокаторами, с санкции правительства КНР, была варварским образом нарушена государственная граница Союза Советских Социалистических Республик. – В зале послышался ропот. Степан Степанович поднял руку. – Разрешите зачитать вам Ноту руководства нашей партии и правительства, после чего мы с вами обязаны обсудить создавшееся положение.

В зале нависла напряжённая тишина.

«…Наглое вооружённое вторжение в пределы советской территории является организованной провокацией китайских властей и преследует цель обострения обстановки на советско – китайской границе.

Советское правительство заявляет решительный протест правительству Китайской Народной Республики по поводу опасных провокационных действий китайских властей на советско – китайской границе.

Советское правительство требует немедленного расследования и самого сурового наказания лиц, ответственных за организацию указанной провокации. Оно настаивает на принятии безотлагательных мер, которые исключили бы всякое нарушение советско – китайской границы….»

В этот момент Проклов наклонился к Малышеву и прошептал тому на ухо:

– Непонятно, к кому обращается правительство. Сначала мы обвиняем Мао в том, что он организовал провокацию, и тут же требуем наказать виновных. Мы что, думаем, что он по поводу самого себя будет проводить расследование, и самого себя накажет? Бред какой-то!

Проклова и Малышева на заседание обкома привёл полковник Иванов. А потому, он, сидя за столом президиума, и наблюдая за тем, как его подчинённые о чём-то перешёптываются, хмуро свёл на переносице брови. Майор ткнул Виктора локтём в бок и тот притих.

«…Советское правительство оставляет за собой право принять решительные меры для пресечения провокаций на советско – китайской границе и предупреждает правительство Китайской Народной Республики, что вся ответственность за возможные последствия авантюристической политики, направленной на обострение обстановки на границах между Китаем и Советским Союзом, лежит на правительстве Китайской Народной Республики.

Советское правительство в отношении с китайским народом руководствуется чувством дружбы, и оно дальше намеренно проводить эту линию. Но безумные провокационные действия китайских властей будут встречать с нашей стороны отпор и решительно пресекаться.

Москва, 2 марта, 1969 год»

– Вот и вывернулись. – Теперь отреагировал Малышев, шёпотом передавая слова Проклову. – Дипломатия. Сначала обвинили, а после показали лазейку, через которую Мао может вылезти.

– Если захочет.

– То-то и оно.

Степан Степанович тем временем пролистал лежащие перед ним документы, и достал ещё один лист?

– Так же, товарищи, сегодня в центральной прессе будет опубликовано сообщение ТАСС, в котором говорится следующее: «2 марта в 4 часа 10 минут московского времени китайские власти организовали в районе пограничного пункта Нижнее – Михайловка (остров Даманский) на реке Уссури вооружённую провокацию. Вооружённый китайский отряд перешёл советскую государственную границу и направился к острову Даманский. По советским пограничникам, охранявшим этот район, с китайской стороны был внезапно открыт огонь. Имеются убитые и раненые. Решительным действиям советских пограничников нарушители границы…

В зале, среди полной тишины, неожиданно раздался тяжёлый стон.

– Катя! – донеслось с последних рядов. – Катенька!

– Воды!

– Врача!

– Что там такое? – Степан Степанович не мог понять, что происходит. В зале наблюдалась суета. Люди подскакивали со своих мест, пытаясь разобраться, что творится в последних рядах. – Да что случилось, в конце – концов? – не сдержался Аврамеев. – Товарищи, сядьте на свои места! Кто-нибудь скажет, что происходит?