Без сестры. Психопатороман

– Мы бы пошли, да ноженьки болят, и нам ехать надо, – сказал Олег Олегович умильно, как кот, поевший краденой сметаны.

– Ехать надо – платите, а то водителю скажу – он транвай остановит, – возразила кондукторша.

– Зачем транспорт останавливать, когда в нём люди едут и на работу торопятся?

– Вы, что ль, на работу торопитесь? А люди – те, кто платит, а не кто зайцем едет! Зайцы – это зайцы, а люди – это человеки!

– Мы не на работу торопимся, – сказал Олег Олегович, – хотя я, можно сказать, артист, а он сестру ищет.

– Это ты-то артист? – хмыкнула тётка. – Ладно, пойду других обилечу, и, чтоб, когда вернусь, вас уже не было!

Тётка пошла по вагону. Я безропотен, я хотел было сойти на остановке, но Олег Олегович меня не пустил.

Кондукторша вернулась. Я смотрел на неё с тоской и с косой саженью, идти пешком не хотелось. Товарищ мой же, наоборот, будто бы преисполнился энтузиазмом. Или – нигилизмом, я точно не знаю.

– Вы ещё здесь, плесень? – спросила тётка. – Всё: пошла водителю говорить, чтоб транвай остановил.

– Да, я артист, я в кино снимаюсь, – горделиво заявил Олег Олегович. – Хотя и не народный артист и даже не заслуженный, врать не стану, а вот у товарища моего – нарост на голове неизвестного происхождения, одной почки нет, и ещё он сестру ищет – особенную женщину. А я ему помогаю.

– Если вы – дураки, – возразила кондукторша, – значит, у вас должны быть проездные специальные, для дураков.

– Это наше упущение, – признался Олег Олегович. – Проездных для дураков у нас нет.

– Вот, – сказала та, усаживаясь на своё кондукторское место. – А должны быть.

– В следующий раз будут непременно, – пообещал Олег Олегович.

– Посмотрим, – сказала ещё та.

Стало быть, из вагона нас пока не выкидывали. Тётка смотрела на нас с презрением. Остальные, впрочем, тоже. Я привык к тому, что на меня смотрят с презрением. Я бы и сам на себя смотрел так же. Презрения заслуживает всякий человек. Презрение – спутник человека, его провожатый, его заступник, его ментор, его доверенное лицо и даже душеприказчик после его (человека) жалкого конца. Захочешь славы, счастья, благоговения, трепета, пиетета, инцеста, стафилококка, глауберовой соли, так никогда не сыщешь оных, ни за что не обретёшь таковых, презрение же – всегда с тобой, как кожа твоя, как кишки, как нервы, как ежедневное бремя твоё, достояние и заплечный мешок.

– Так он, правда, что ль, сестру ищет? – спросила кондукторша, несколько угомонившись.

– Для того, можно сказать, и путь держим, – встряхнул подшлемником Олег Олегович, отчего из оного сызнова посыпались некоторые флюиды. – Для того бороздим просторы, топчем почву и нагибаем вёрсты.

– А где сестра-то? – полюбопытствовала тётка.

– По неподтверждённым данным, – словно отрапортовал Олег Олегович, – обитала в доме некоего Жмакина, художника, в его собственном, так сказать, доме, в населённом пункте по имени Бернгардовка.

– В Бернгардовке? – удивилась та. – А у меня вот тоже сестра была… пила-пила, до белой горячки, даже детей бросила, потом пропала, месяц искали и нашли мёртвую в Лихославле, под поезд попавшую… Чёрт её знает, как вообще туда угодила! У нас там нет никаких родственников.

– Моя сестра не такая, – недовольно возразил я.

– Ну да, сёстры, конечно, разные бывают, – уклончиво ответила кондукторша.

– Да, – сказал я.

За окном была всякая дрянь: лесопарк, высоковольтная линия, кладбище, деревянные дома, тоска оседлала окрестности, скука и однообразие. Потом началась эстакада, тут трамвай повернул, и стеклянный универмаг высунулся неподалеку. «Обратно мы тоже на твоей громыхалке поедем, тётенька!» – бодро пообещал Олег Олегович. «Очень вы мне нужны!» – ответила та, отвернувшись к окну, и мы вышли на трамвайном кольце.

Тут мы потоптались немного, походили кругами, потом решительно пошагали к железной дороге. Путей там сразу сгрудилось, наверное, с десяток, на одном застыл товарный состав – казалось, навсегда. Вдруг медленно проехала мимо тяжёлая электричка. Олег Олегович метнулся было к кассе, но махнул рукой, потом потащил меня перед носом у электрички. Электричка остановилась.

Мы должны были запрыгнуть на платформу и сесть на поезд. Но я оказался для того недостаточно ловок, да и Олег Олегович тоже недостаточно, тут электричка загудела, а машинист высунулся в окошко и выматерился на нас, электричка же медленно тронулась с места. Олег Олегович, схватив меня за рукав, потащил из-под её колёс. Но запнулся о рельс и рухнул на задницу, тут уже я потащил его. Электричка заскрежетала тормозами и приостановилась, с платформы на нас глядела всякая любопытная людская сволочь. Электричка снова стала набирать ход, кабина машиниста проехала мимо нас. Колёса были совсем близко, я хотел смеха ради засунуть ногу под одно из них. Вот машинист удивится, когда узнает, что отрезал кому-то ногу! Если уж у меня почка одна, так с чего бы вообще быть двум ногам?! Хотя нет, мне нельзя было остаться без ноги – я искал сестру, сестру же без ноги будет искать гораздо труднее. Оттого я и удержался. Олег Олегович лежал рядом со мной бледный. Быть может, и он думал о чём-то таком же.

Вот если б Олегу Олеговичу отрезало ногу, тогда не так страшно. Сестра-то моя, а не Олега Олеговича. Ему можно и без ноги.

Наконец, электричка, гремя колёсами, прошла мимо нас.

– Куда ты меня тащил? – спросил я.

– Это была последняя электричка, – сказал Олег Олегович. – Теперь у них перерыв – три часа.

– А, – сказал я.

Да, Олег Олегович, конечно, – гнида, подлец! Я теперь разом охладел к нему и никогда уже не потеплею. Это он проспал сегодня утром, а теперь у электричек оказался перерыв. Я ничего не знал ни про какие перерывы, но всё равно встал раньше Олега Олеговича.

Он пошёл куда-то, я поплёлся за ним. На небольшой площади, на которой стояли автобусы, он купил пиво в ларьке. Протянул сначала мне.

– Значит, у тебя были деньги? – бросил я.

– Немного, – ответил тот. – Но не мог же я оставить их в метро или в трамвае, сам понимаешь. Чтобы говорить со Жмакиным, нам надо будет купить ещё пива, а иначе разговор может и не получиться. Жмакин наверняка любит пиво. Все художники любят пиво.

Об этом я, положим, и сам думал. Но у меня денег не было, поэтому я просто подумал – и всё, а Олег Олегович вот распорядился… Впрочем, это его не извиняло.

– Это ты проспал, – сказал я. И выпил пива.

– Да, – согласился Олег Олегович, – проспал я.

– А Жмакин за это время может куда-нибудь уйти, – ожесточённо сказал я.

– Да, это возможно.

– Ты думаешь, художники теперь сидят дома и пишут свои дурацкие картины? – крикнул я.

– Нет, я так не думаю, – виновато сказал Олег Олегович.

– Художники теперь работают какими-нибудь слесарями, а потом приходят с работы и малюют свои картинки. Впрочем, я не знаю…

– Да, – сказал Олег Олегович.

– Я сам не знаю, откуда я что-то знаю. Ведь я практически ничего не помню. А то, что во мне, будто бы не моё. Я неожиданно начал себя чувствовать.

– Давай залезем на платформу, там посидим где-нибудь, а потом, перед электричкой, я схожу ещё за пивом, и мы поедем к Жмакину. И, если нужно будет его ждать, мы подождём. А пиво не станем пить до его прихода. И он нам расскажет о твоей сестре. Потому что он будет хотеть пиво, а у нас оно окажется, – сказал Олег Олегович.

На платформе, с двух концов проверяли билеты, потому нас бы туда не пустили. Но в отсутствие поезда можно было забраться на платформу где-нибудь посередине её. Если повезёт, конечно.

Мы шлялись по путям. Потом Олег Олегович улучил момент, и мы заскочили на платформу.

Народу на платформе было немного. Чего они ждали, не имею понятия. Должно быть, им тоже, как и нам, было пойти некуда. Но у них были билеты, у нас – нет!