Для этого он разослал во все райотделы НКВД образцы справок, на обвиняемых, которые руководители райотделов НКВД или начальники особых отделов лагерей должны были представлять ему вместо пухлых папок уголовных дел с протоколами допросов и другими доказательствами вины обвиняемых. По этой справке на листке бумаги и выносилось решение тройки о судьбе обвиняемого, точнее сказать не выносилось решение тройки, а утверждалось тройкой то решение, которое уже вынес Солонович в протоколе, представленном членам тройки на утверждение.
Доверенным гэбистам в райотделах и лагерях, Солонович даже выдал пустые бланки протоколов приговоров, которые нужно было просто заполнить и вместе со справкой переслать лично ему на подпись. Эти бланки протоколов были бумагами строгой отчетности и под номерами, и если такой бланк бывал испорчен неумелой работой секретарши за пишущей машинкой, то его следовало вернуть Солоновичу для последующего уничтожения.
Таким образом, под благородным флагом борьбы с предателями и вредителями Советского строя, низкими и шкурными исполнителями на местах была запущена машина репрессий и наказания невиновных по ложным обвинениям из алчных, карьеристских или шкурных интересов доносчиков и их покровителей и руководителей.
Имея знакомого гэбиста, сотрудника НКВД или партийного активиста, любой мог свести счёты со своим соседом, начальником и даже соперником по месту в постели понравившейся женщины. Для этого следовало написать донос или просто шепнуть на ушко, что пробудило в людях самые низменные инстинкты, вместо воспитания честных, справедливых граждан социалистического общества свободных граждан, как того желал и стремился Сталин. Вот уж действительно, благими намерениями мостилась дорога в ад.
В начале сентября и Шедвид получил от Солоновича инструкции по оформлению дел на врагов народа в тройках и незамедлительно и рьяно приступил к беспощадной борьбе с контрреволюционными, террористическими элементами, спрятавшимися в лагерях от справедливого возмездия – так он говорил своим подчиненным и Воробьеву в том числе.
– Давай, Воробьев, разгружай камеры СИЗО, пришел наш день, как я говорил – начал инструктировать Ося Шедвид своего подчиненного, вызвав его в кабинет после получения инструкций от Солоновича.
– Вот мне прислали из краевого управления ГБ образцы оформления справок на преступников, для осуждения их тройкой по Дальневосточному краю, ознакомься здесь и начинай готовить справки по этому образцу на своих подопечных. Видишь, не надо готовить доказательств и писать обвинительное заключение, а нужна только справка. Иди, работай, чтобы мне каждый день по пять справок приносил на подпись, а то другие гэбисты нас обгонят и мы не получим ни благодарностей за хорошую работу по разоблачению врагов народа, ни повышения в званиях и прочих поощрениях.
Мне Солонович звонил и сказал, что при хорошей нашей работе можно и орден получить за бдительность и борьбу с террористами. Да, орден, бы не помешал, – мечтательно сказал лейтенант госбезопасности Шедвид, взглянув искоса на правую сторону своей груди, где на его гимнастерке одиноко поблескивал только значок чекиста, полученный им по случаю пятнадцатилетия органов госбезопасности три года назад.
– Иди, иди, работай Воробьев, только никому не показывай своих справок и ничего не говори другим сотрудникам – эта информация будет совершенно секретной, чтобы в лагерях никто и ничего не знал.
Воробьев внимательно прочитал образец справки и, положив листок, стал собираться уже уходить, как Шедвид остановился рядом и сказал: – Кстати, тот з\к Домов, с которым ты возишься почти год, как он?
– Сидит в СИЗО, куда он денется, уже три месяца никаких допросов, как Вы и приказали Осип Абрамович.
– Ну, положим, я не приказывал и лишь посоветовал, а это разные вещи. Ты справку на этого Домова подготовь, чтобы подвести его под статью 58 УК и под высшую меру наказания судом тройки.
Воробьев пошел выполнять приказ начальства, а Шедвид продолжал чтение газеты «Правда» от которого оторвался ради дела.
– Надо будет сегодня задержаться после работы, – подумал Шедвид, – и когда все уйдут, помять Ольгу на диване, а то с этими делами я совсем про неё забыл. Нельзя девушку надолго оставлять без сладкого, может вильнуть хвостом в сторону или пожаловаться подруге, тогда пойдут слухи по всей администрации лагеря, могут и до жены дойти и до начальства, а мне это сейчас совсем ни к чему. И определившись с вечерними заботами, Ося продолжил чтение газеты «Правда», где рассказывалось об очередном разоблачении вражеской агентуры среди руководства какой-то области.
Через три дня, уполномоченный Воробьев принес своему начальнику Шедвиду, несколько исписанных листков бумаги, на которых по образцу справки присланной из Краевого управления ГБ описывались преступления против государства и партии на пятерых обвиняемых з\к находившихся в СИЗО под опекой заведующего Раджабова, который, несмотря на убийство заключенного прямо в камере и при свидетелях сохранил свою должность и даже получил очередное звание лейтенанта НКВД.
Ося Шедвид внимательно прочитал эти справки, сделал несколько правок текста собственной рукой и отдал их секретарше Ольге, чтобы она перепечатала справки на машинке, за его подписью и подписью заместителя – лейтенанта ГБ Прушакевича. В справке по Домову значилось:
ТРЕТИЙ ОТДЕЛ БАМГАЛА НКВД.
СОВ.СЕКРЕТНО.
С П Р А В К А .
На заключенного Домова Ивана Петровича,
осужденного по ст. 107 и 192 п. «А» УК
на срок 10 лет.
З\К Домов Иван Петрович, 1885 г. рождения, урож. села Охон Мстиславного района БССР, с высшим образованием, окончил учительский институт, с 1904 г. член партии эсеров, в 1921 г. лишен избирательских прав, как бывший колчаковский офицер, в этом же году ОГПУ был выслан в Вологодскую область. Арестовывался 5 раз. Осужден 17\6-35 г. по ст. 107, 192 «А» УК на 10 лет, Народным судом Токинского р-на Омской области.
Является активным эсером и офицером Колчаковской армии, будучи враждебно настроенным к существующему строю, отбывая наказание в лагере, среди заключенных вёл к-р агитацию, направленную на дискредитацию Вождя партии, мероприятий партии правительства, дискредитируя колхозное строительство, исправтрудполитику, рост промышленности, сочувственно относился к террористам, распространял к-р провокационные клеветнические пораженческие слухи. Будучи водворен в СИЗО 3-й части 21 – го отделения, взял под свое влияние рецидив камеры, в которой 20 января 1937 г. учинил массовые беспорядки, оказав сопротивление администрации СИЗО, отказавшись выйти из изолятора на колонну.
Виновным себя признал в том, что сочувствовал к-р троцкистско-зиновьевской банде. В остальном уличен свидетелями Мартыненко, Адамович, Петрович, Мутаровым и др.
Нач. Упр. и 3 отдела Бамлаг НКВД, лейтенант Госбезопасности
Шедвид
Пом. Нач. 3 Отд. Бамлаг НКВД Прушакевич.
– Молодец, Воробьев, – похвалил Ося своего подчиненного, – сделал всё правильно и иди, готовь справки на следующую партию з\к для отправки их к господу богу, – хохотнул Шедвид, – чтобы по пять справок в день, как я и говорил!
Воробьев ушёл выполнять поручение начальника, а Шедвид, получив от Ольги напечатанные листки обвинения, сел за свой стол и сопя от усердия, стал писать обвинение тройки, как ему указал Солонович. Он разграфил лист бумаги на две половинки. В левой части писал кратко, обвинения из напечатанных Ольгой листков, а в правой постановление тройки. Из пятерых заключенных он троим вписал высшую меру наказания – расстрел, а двоим добавил по пять лет заключения в лагерях, за нарушение лагерной дисциплины и уклонение от работ на колонне.
Свои черновики Шедвид передал секретарше Ольге, указав, чтобы она напечатала протоколы на другой машинке, дабы шрифты на справках и протоколах не совпадали – так ему приказал Солонович. Вместе с черновиками протоколов секретарь – машинистка получила пустые бланки, в которые и следовало вписать обвинительные заключения и приговор тройки.
Получив бумаги, Ольга села за машинку, и девичьи пальчики забегали по клавиатуре, выбивая на бумаге зловещие слова: расстрелять, расстрелять, расстрелять…. По Ивану Петровичу она напечатала следующее:
ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА
тройки УНКВД по ДВК от сентября 1937 г.
СЛУШАЛИ
ПОСТАНОВИЛИ
Дело № 30052– Ш Отд. Бамлага НКВД по обвинению Домова Ивана Петровича, 1885 г. рождения, урож. села Охон Мстиславного района БССР, с 1904 г. член партии эсеров, в 1921 г. лишен избирательских прав, как бывший Колчаковский офицер, в этом же году ОГПУ был выслан в Вологодскую область. Арестовывался 5 раз. Осужден 17\6-35 г. по ст. 107, 192 «А» УК на 10 лет, Народным судом Токинского р-на Омской области.
Обвиняется: Являясь активным эсером и офицером, среди заключенных вел к-р агитацию, направленную на дискредитацию Вождя партии, мероприятий партии правительства, сочувственно относился к террористам, распространял к-р провокационные клеветнические пораженческие слухи. Будучи водворен в СИЗО 3-й части 21 –го отделения, взял под свое влияние рецидив камеры, в которой 20 января учинил массовые беспорядки, оказав сопротивление администрации СИЗО, отказавшись выйти из изолятора на колонну.
Домова Ивана Петровича
Р А С С Т Р Е Л Я Т Ь
Секретарь тройки
Нач. 8-го отдела УГБ НКВД по ДВК
Ст. лейтенант Госбезопасности Солонович.
Ивану Петровичу Домову достался бланк под номером 948, в который и был впечатан рекомендуемый приговор тройки «расстрелять» и оставалось только вписать дату решения тройки и скрепить это решение подписью секретаря тройки Солоновича, должность и фамилия которого уже имелись на этой выписке из протокола, изданной в типографии госбезопасности.
Номер бланка 948 означал, что за три недели работы тройки репрессиям уже подверглись почти тысяча человек.
Взяв заполненные бланки протоколов и справки, Шедвид подписал справки сам и вызвав своего заместителя Прушакевича, заставил и того подписать справки, запечатал бумаги в пакет и отправил спецпочтой в краевое управление ГБ на имя Солоновича.
Дней через десять, бумаги вернулись, протоколы были подписаны Солоновичем и обрели силу документов. Щедвид позвонил Солоновичу и спросил, когда отправлять з\к приговоренных к высшей мере наказания в Краевое управление НКВД для приведения приговора в исполнение.
– Никого никуда отправлять не надо, – удивился Солонович, сами приведёте приговор в исполнение на месте и составьте акт о приведении приговора в исполнение отдельно на каждого з\к и вышлите нам для отчетности по приговорам тройки. – Желаю развлечься тебе самому в стрельбе по живым мишеням, стреляй без промаха, – весело закончил Солонович и положил трубку телефона.
Утром, 23 сентября 1937 года, дверь камеры Ивана Петровича открылась, и на пороге показался лейтенант Шедвид, начальник 3-го отдела ГБ по Бамлагу.
– Домов, одевайтесь и пройдемте в 3-й отдел, необходимо уточнить кое-что по вашему делу, хотя и приговор уже вынесен, – сказал он.