Умирая, Бог завещал мне Землю

– Само собой разумеется, что самурай обязан хорошо владеть искусством мато, касагакэ и инуумоно…О как!

– Что у нас еще страшного произошло? – обратилась Оля, видя, что её появление не замечено. – Как живёте, как животик?

– Привет. Всё хорошо, – улыбнулся Антон.

– А сапуки?

– Сэппуки. Это как выяснилось, не такая уж страшная вешь.

– То есть вспарывать живот – это не страшно?

– Совсем не страшно.

– Слушай, Антон, может, теперь ты расскажешь, что значит эта история с самураями. Чья эта затея?

– Мне очень повезло, – подмигнул ей Антон, – меня позвали.

– Куда тебя позвали?

– Туда, где мы с тобой встретимся как равные.

– Антошка, тебя что самураи на наркотики подсадили. Где встретимся, как какие равные? В клубе транссексуалов, что ли?

– Оль, ну что за глупости.

– Ты еще скажи, что я дура! – вспылила Оля Персикова. – Вы тут меня разыгрываете не известно с кем, а я ведусь на ваши глупости! В самураев они играют!

Оля обиделась и ушла, хлопнув дверью. Она пришла через день, взять розовую кофточку, чтобы пойти на день рождения к подруге. В доме было неестественно чисто и прибрано, розовая кофточка, аккуратно сложенная, лежала на видном месте, а на ней бумажный журавлик. Антона не было, да и вообще ничто в доме не напоминало о нём, как будто он здесь никогда и не жил. Только на кухне стояла миска с рисом и воткнутыми вертикально палочками. И еще любимая красной тарелка Антона лежала перевернутая чуть в стороне, а поверх неё большой зеленоватый ломотькамамбера.

Табурет и 60-е!

Это был замечательный день. И не потому, что солнце светило, как лампочка, которую встряхнули. От чего декабрь походил на март. И не потому, что псевдовесенние лужи были великолепны и выглядели, как оттаявшие северные моря. Мое отличное настроение крылось в словах, которые произнес пьяный в стельку шеф-редактор, позвонивший с утра.

– Мы обогнали журнал «Табурет», – еле выговорил Стёпа Разин и отрубился.

Я и так не собирался идти в редакцию, а тут и вовсе расслабился. Тем более что и редакции у нас никакой не было. Редакцией нам служили дешевые забегаловки, где за кружкой пива мы днями напролет чесали языками о старых фильмах, о музыке, о гениях шестидесятых и о том, как время разделывается с мечтами. Свои идеи и мысли мы выкладывали на наш интернет-портал «60-е!», и он, по словам шеф-редактора, набирал обороты. Почистив зубы, я спустился в лавку и на деньги, приготовленные на новые ботинки, взял две бутылки вина.

К обеду я выпил одну и позвонил в «Табурет».

– Слышали, что вас обогнал журнал о 60-х? – спросил я, как ни в чем не бывало, разглядывая в зеркале свою довольную физиономию.

– Не понял вас, повторите, – сказал нервный мужской голос.

– Журнал о шестидесятых сидел у вас на хвосте, а теперь вот вырвался вперед. Слышали что-нибудь об этом?

– О шестидесятых? – недоуменно переспросил мужчина.

–Ага, есть такой, – сказал я и сделал приличный глоток.

– Кто это, Миш? – спросил откуда-то издалека приятный женский голос, обращавшийся наверняка к моему собеседнику.

– Псих какой-то, – услышал я.

После этого трубку положили.

Мое отличное настроение трудно было испортить. Я чокнулся со своим отражением и решил, что обязательно поболтаю с той девицей. Почем-то я был уверен, что она похожа на Карлу Конвэй, снимавшуюся для «Плэйбоя» в середина шестидесятых.

Я ходил по дому и строил гримасы под «Out Here», подпевая Артуру Ли. Потом долго пялился в окно на то, как соседские парни насмехаются друг над другом. Вино кончалось, и я опять стал звонить в «Табурет». Трубку долго никто не брал.

Я замечтался так, что перестал слышать гудки.

– Аллё, – разбудил меня мягкий голос.

– Кхм, я по поводу кухОнной мебели. Хотел приобрести что-нибудь ходовое, но оригинальное.

– Это редакция журнала. Здесь заказы не принимают.

Голос у женщины был грустный, как будто она только что выпила яду и поняла что зря.

– А в порядке исключения для успешных коллег, – игриво излагал я. – Вы помогаете нам, мы помогаем вам. Мебель в обмен на нематериальные радости жизни. А?

– Вы из журнала о шестидесятых? – спросила женщина.

– Да, милая, угадала. Может, встретимся, – дурачась, предложил я.

В трубке надолго замолчали. Я даже решил, что сейчас опять услышу нервный голос того мужика. И он пошлет меня подальше.

– А где находится ваша редакция? – вдруг вкрадчиво спросила женщина, словно всё это время подслушивала мои мысли.

– В высотке на Новом Арбате, – сказал я, вспомнив о прежнем месте работы. – Только у нас сейчас ремонт, я работаю на дому…

– Подъезжайте на Павелецкую, – неуверенно произнесла женщина, – позвоните, как приедете… И.. возьмите что-нибудь выпить…

Я быстро собрался и, напевая «i still wonder», допрыгал через лужи до спуска в подземку. Солнце светило так, точно его распирало от счастья. Всё кругом просто сияло, для декабря это было полным безумием. Заглянув в серый коридор, ведущий под землю, я перестал напевать. Ящик с серпантином, который я сегодня так легко выдвинул из комода жизни, стал со скрипом задвигаться. Планы как-то сразу поменялись, я купил еще пару бутылок вина и неспешно вернулся домой.

Дома на меня снизошла меланхолия. Вселенский сплин бродяги, заброшенного сюда из космических глубин. Когда солнце стало таять быстрее, чем вино в бутылке, зазвонил телефон.

– Что же ты не приехал? – спросила та женщина, по голосу было слышно, что она выпила и без меня, и судя по всему изрядно.

– Не знаю, – признался я. – А как ты узнала мой номер?

– У нас определитель.

Мы помолчали.

– Как идут дела в журнале? – спросил я.

Женщина засопела.