– Как у тебя с работой? – спросила она.
– Уволился со стройки, кидалово началось.
– Ты бы устроился давно в какой-нибудь журнал, статьи писать или редактором.
– Пробовал. Пишите, говорят, неформат, много ошибок и отсебятины.
– Еще попробуй, не на стройке же зимой работать.
– Понятное дело.
– На, пусть будут, у тебя же их все равно нет, – протянула Анча пятисотрублевую банкноту.
Я взял – правда, пусть будут.
Анча тихо посапывала во сне, я оделся и пошел в магазин. Купил сыра, орехов и маленькую бутылочку мартини, похожую на соску. Вернувшись, я до сумерек цедил из неё и листал «Новеллистику эпохи Эдо».
Вечером я уже был в пути, и клевал носом. Темные теплые внутренности большого автобуса были, как утроба миролюбивого животного, и все вокруг, проплывая во мраке, было тоже частью полусна. Но вот небо впереди засветилось. Огни города, точно посадочные маяки космодрома, указывали на окончание полета. Навстречу, зазывая рекламными плакатами и обещая забвение, выскакивал разноцветный, похожий на балаган, мир.
Отзвонив по знакомым телефонам, я понял, что домашнее тепло в ближайшие часы не улыбается, и отправился в центр города.
В конце сверкающего зала Елисеевского магазина в буфете, в одном из последних оплотов советской эпохи, за кофе и пирожными я представлял мир, где мое желание управляет происходящим. А что тут невозможного? Русский психиатр Павел Ковалевский без шуток рассказывал о воспитании «неведомых способностей» путем уравновешивания духа. Главное, соблюдать гигиену и строгую диететику тела и духа. Чем я собственно и занимался последнюю неделю, балансируя на грани «esse oportet, ut vivas, non vivere, ut edas» (нужно есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть).
Глянув на вход, я сморгнул, сетуя на зрение. Из двенадцати миллионов человек, поселившихся в этом городе, на зов откликнулись мои друзья, кому я названивал час назад.
– Вот ты где! – тоже удивились Стёпа и Вера. – А мы только что гуляли по бульвару и тебя вспоминали, а ты рядом в Елисеевском сидишь.
Они недавно вступили в законный брак и светились от счастья.
– Разговелся малость, – не скрывал радость и я. – Присоединяйтесь, друзья! Сегодня праздник, в Японии отмечают день благодарности труду.
– Ха-ха, мы свое наотмечали.
Молодожены взяли зеленый чай и по куску черничного пирога.
– Пойдешь на концерт в Китайский летчик?
– На какой еще концерт? – насторожился я.
– Сергей и Егор Летовы.
– Хм, почти как два японца, – улыбнулся я.
– Чего? – не поняли молодожены.
– Круто, говорю, но я в режиме экономии. Ездил на неделю в Пущино, пока вы в Барнауле были. Как там, как всё прошло?
– Нормально, зима в Сибири давно, сугробы. Чуть не окоченели на мосту, пока замок цепляли.
Молодоженов переполнял позитив, с ними было легко говорить. Не хотелось вторгаться в их идиллию вопросами о ночлеге и брать в долг. Они предлагали занять денег на концерт, но я молча покачал головой. Я дозвонился до приятеля, у него можно было переночевать, и стал прощаться.
– Ты какой-то задумчивый сегодня, – пожимая руку, сказал молодой муж.
– Может, влюбился, – улыбнулась его жена.
– Или рассказ новый сочиняешь, – набросил версию Стёпа.
Каждый день мы расстаемся с теми, кого любим, чтобы встретиться вновь. И для того, чтобы наступила новая встреча нам не нужно договариваться и назначать её, записывать номера телефонов и адреса. Мы вплетены в судьбы друг друга, оплавлены общей жизнью, и стоит лишь послать зов, встреча сама нас найдет.
Вечно что-то зовет. Сегодня дорога, завтра море или горы, послезавтра любимый человек. И во сне слышен далекий шепот, зовут не прочитанные книги, не увиденные страны, не написанные истории, не рожденные дети, не разбуженные миры, забытые родители и друзья. Надо слушать и откликаться. Жизнь зовет, предлагая себя и никому и ничего не обещая взамен.
Расставшись с друзьями, я еще прошелся вниз по Тверской, постоял у спуска в метро, прислушиваясь, не зовет ли кто или что. А ведь звало…
Концерт был так себе. «Два японца» походили на богатых клоунов, взявшихся за инструменты. Скучая, Оля Персикова лениво пресекала попытки Антона напиться. Но тот держался за приятеля, и к полуночи они напробовались «Заводного мандарина» и «Абрикосового Джао» так, что еле держались на ногах. После концерта поймали машину и поехали по домам. Оля решила заночевать у Антона.
Когда такси подъезжало к дому на Воробьевых горах, Оля заметила две странных фигуры в тени каштана. Они шагнули к ней, лишь Оля стала помогать Антону выбираться из машины.
– Мы здесь, хозяин! – воскликнули два самурая.
Оля была сообразительной девушкой и с крепкими нервами.
– Это вы следили за Антоном? – спросила она.
– Он наш сюзерен! – громко сообщили самураи.
Таксист с тревожным подозрением рассматривал странную компанию в зеркало обзора.
– Несите сюзерена в дом! – скомандовала Оля.
Самураи взяли под руки Антона и понесли в дом. Когда Антона положили на кровать, он на мгновение приоткрыл глаза, расширил их, увидев грозные узкоглазые лица с жуткими бровями, что-то промычал и замер.
– Где же вы будете жить? – спросила Оля. – Однокомнатная квартира Антона будет маловата для вас.
– Мы ждём поручение от хозяина!
– Какое?
– Любое. Мы должны выполнить любое его поручение!
– И что он решил?
– Хозяин сказал, что даст его сегодня!
– Придётся вам подождать до утра. Куда же вас положить…
– Мы будем ждать за дверью!
Самураи исчезли так быстро, что Оля даже занервничала. Ночь она провела постоянно вздрагивая, рядом храпел и постанывал Антон.