Умирая, Бог завещал мне Землю

–Для журнала?

– Ага.

– А мне нравится Одри Хэпберн.

– Я знаю.

– Что за музыка играет?

– Билл Эванс. Интермодулаэйшн. Шестьдесят шестой год. Классика джаза.

– Ясненько. Много зарабатываете на шестидесятых? – вдруг спросила женщина.

– Да некуда складывать! – я округлил глаза.

Мы уставились друг на друга, как клоуны. Женщина опомнилась первой:

– У тебя есть что-нибудь выпить?

– Полбутылки вина вроде оставалось.

– Угостишь? – оглядывая забитую хламом комнату, женщина не знала куда шагнуть.

– Ага. Присаживайся.

Я тоже стал себя чувствовать неловко. Женщина поставила сумочку на письменный стол, чуть ли ни мне на руки, и села в кресло напротив. В её глазах не было и тени мысли, так словно она пустила этот вечер на самотек.

Глядя на неё, я представил, как наливаю вино, как она его сглатывает и тянется ко мне с поцелуем. Мне показалось, что с таким же успехом я могу расцеловать наш потрепанный кухонный шкаф для посуды.

– Так что там насчет вина? – напомнила женщина.

Я пошел на кухню и торопливо допил вино.

– Нету ничего! Кто-то выжрал всё! – кричал я между глотками.

Закурив сигарету, я стал смотреть в окно на старика, он вышел из нашего подъезда и теперь топтался на месте, не зная в какую сторону податься на прогулку, потом я представил, как женщина заходит на кухню, а я делаю такое странное недоуменное лицо. Заподозрив неладное, я затушил сигарету и вернулся в комнату. Неприятно открыв рот и свесив голову, женщина спала. От неё разило так, что опасно было поджигать спичку.

Зазвонил телефон.

– Моя жена у тебя? – спросил мужской голос, когда я взял трубку.

– Ты из «Табурета»? – догадался я.

– А ты тот хер из шестидесятых?

– Где ты бл*довал все это время, Миша? – не отставал я.

– Не суй нос, куда не следует.

– Ну и отвали, – я положил трубку.

Он сразу перезвонил.

– Моя жена у тебя? – спросил он без всякого напряжения, словно мы играли в бадминтон.

– Она спит.

–С кем? – спросил хмырь.

– Не знаю, но я следующий, – сказал я и положил трубку.

Он опять позвонил.

– Ты это серьезно, мужик? – спросил он.

Было слышно, что он расстроен, но старается держать себя в руках.

– Слушай, – как бы завелся я, – стоило нашему журналу обогнать вас по популярности, как вы сразу влезли в мою жизнь, как к себе домой. Твоя баба приперлась, выжрала всё, что у меня было, и вырубилась. Если ты так волнуешься за неё, то приезжай и забирай её. И не забудь привезти выпить, она не оставила ни капли.

– Какого хрена ты её, вообще, позвал?

– Она сама напросилась, сказала, что ты ей изменяешь и что ей очень одиноко. Скажи спасибо, что я, вообще, сейчас с тобой разговариваю, а не занимаюсь чем-нибудь другим.

– Ладно, мужик, не кипятись, говори адрес.

Он приехал через полчаса, привез бутылку коньяка. То ли работа в «Табурете» сказалась на них, то ли они изначально такие были, но двое моих гостей походили на продукцию мебельной фабрики. Они мало чем отличались от сотен тысяч других. Они были квадратными.

Пока мужик перетаскивал свою жену в машину, я выпивал коньяк и курил. Длинный день заканчивался, я это чувствовал, как бегун, выдыхающийся на финише. День не принес ничего особо нового, но и ничего не отнял, что тоже было неплохо.

Только мужик вернулся и открыл рот, чтобы что-то сказать, как на этаже щелкнул лифт. Приехали парни, с которыми я снимал квартиру.

– Чего здесь происходит, чуваки? – спросил арт-директор журнала «60-е!», глядя на распахнутые двери и незнакомого мужика в начищенных сутенерских туфлях. – Всё нормально, Петя?

Арт-директор выпивку не жаловал, чаще баловался травкой. Сейчас его глаза были красные, как у разъяренного бычка. По его виду было и не догадаться, что он добрый малый.

– Шестидесятые споткнулись о табурет, – недовольно сказал я.

– Всё не так плохо, – поправил мужик. – Мы остались друзьями.

На хер бы мне сдались такие друзья, хотел сказать я. Но нас было больше, и я промолчал.

Карлин и Синяки

Журнал дышал на ладан. Чего мы только не выдумывали в надежде выкрутиться. Нам были нужны свежие идеи, новые люди, готовые вместе с нами вспахивать благодатную ниву. Прибылей мы не имели и никому не обещали, зато удовольствия – хоть отбавляй.

– Главное, мы знаем, чего хотим, – сказал шеф-редактор Стёпа Разин. – И это наш козырь.

– Еще немного, и мы в пролете, – покачал головой я.