Черновик жизни

Крис

Иду за Доктором Майер по узкому коридору Больницы “Бельвью”. После звонка Брайана, что ту самую официантку, которая передала мне записку от Лоусона, трижды ударили ножом в живот у ее дома, я сам не свой. Как они ее вычислили? О ней вообще мало кто знал, правда ее данные все же фигурировали у нас в официальном деле, потому что иначе мы бы не смогли подтвердить слова Лоусона о том, что в этом здании могут прятаться члены мафии. Чертов Уайатт узнал от одного из наших. Везде есть продажные копы, это не новость. Но я не ожидал этого в своем отделе.

Я следую за ней. Не подумал бы, что зеленоглазая врач из скорой и есть тот-самый-Доктор-Майер, который спас мне жизнь. Почему-то эти два факта совершенно не соединялись у меня в голове. Пока я был в палате на осмотре, я немного успел рассмотреть ее. Симпатичная. Короткая темная стрижка, хмурый взгляд, острый язык, ровная прямая осанка, знает свое дело. Готов поставить двадцатку, что работала в армии или что-то типа того. Я таких людей, действующих четко и слаженно, за милю чую. А в тот вечер она даже ни на секунду не смутилась. Она хороша, как врач. Возможно, следует все же с ней подружиться и иногда привлекать к делам, как внештатного эксперта.

– Может на ты? Крис Райт, – представляюсь и вытягиваю руку для рукопожатия.

Она останавливается и смотрит на нее. Словно раздумывает над предложением и возможными для нее последствиями.

– Дженнифер, можно просто Джен.

Прохладная рука нежная и маленькая, по сравнению с моей здоровой ладонью, но рукопожатие крепкое. Я даже не ожидал такого от девушки ее комплекции.

– Ты служила? – Перехожу сразу к сути своих размышлений.

Сузив глаза, она наклоняет голову на бок, а из-за этого прядь волос немного прикрывает ей часть лица. Подавив желание дотронуться и откинуть ее волосы, продолжаю молча ждать ответ.

– Я – ведущий хирург этой больницы. Большего тебе знать не следует.

Джен разворачивается и идет к дверям, над которыми висит табличка “Отделение неотложной помощи”. Заходит внутрь, даже не придерживая дверь. Усмехаюсь. Ну, это мы еще посмотрим, что мне там следует или не следует знать.

Здесь творится настоящая суматоха, по сравнению с этажом выше, пока мы были в хирургии. Медсестры развозят каталки с пациентами за ширмы, слышатся всхлипы, кто-то из родственников причитает о свалившейся участи.

Нахожу Джен у стойки, пока та говорит с девушкой в белом медицинском костюме и в таком же смешном колпаке, что был на Доктор Майер вечером, когда меня подстрелили.

– Привезут через пару минут, она не в сознании, но пока жива. Джен, была рада встречи, но мне пора, – говорит эта девушка, а затем убегает в сторону машин скорой помощи.

Пока жива. Это дает мне надежду, что Кара оправится, вернется к себе домой и я поклянусь, что больше никогда ее не побеспокою. Даже обращусь к знакомым парням из ФБР по защите свидетелей, чтобы Уайатт ее не нашел. У нее нет семьи или близких, чтобы те за нее беспокоились. Чувствую себя чертовски виноватым, что она сейчас приедет сюда из-за меня и нашей договоренности.

Она как-то проходила по делу убийства какого-то мужика под мостом, где собираются все бездомные района. Но не была похожа на девиц, которые готовы себя предложить за двадцатку. Просто юной сиротой, которой некуда было идти, поэтому осталась жить там. Я проникся, пристроил ее в ресторан официанткой, она даже начала сама снимать комнату наверху у хозяина ресторана. Я ее попросил-то записку передать просто потому, что этот ресторан находится слишком далеко от логова мафии, чтобы Лоусона точно не подозревали. Но ее все равно вычислили. Или сдали.

– Девушка, девятнадцать лет, три ножевых, седьмая смотровая, у вас две минуты, – до меня доносится звук из динамика. Джен тянет меня за рукав куртки.

– Пошли, посмотрим, как она.

Мы задергиваем шторку смотровой, фельдшир быстро вводит нас в курс дела. Я делаю пометки всего, что может в будущем пригодится. Глубокие раны. Сильное кровотечение. Потеря сознания. Высокое давление. Будет операция.

– Сейчас ее отвезут наверх, прооперируют, – говорит Джен.

– Она выживет? – Это все, что сейчас мне важно знать.

– Никто не даст тебе гарантий. Но хирурги будут делать все возможное.

– Ты будешь оперировать?

– Нет, – качает головой она.

– Почему? Меня вон смогла же залатать.

– Перед твоим приходом у меня была серьезная операция на опухоль и пересадку костного мозга, меня не допустят.

У меня так сильно выкатились глаза от удивления, что я невольно заморгал гораздо чаще, чем нужно. Эта хрупкая девушка занимается такими вещами? Я потрясен.

– Спасибо.

Черт, кажется сказал вслух.

– Тебе больше нечего здесь делать. Все равно, пока она не очнется, полицейских не пускают в палату.

– Я знаю протокол. Ты можешь мне позвонить и сказать о ее состоянии? – начинаю злиться, но протягиваю ей визитку со своим номером. Вижу, что Джен колеблется. Если она сейчас меня пошлет к медсестрам, то будет совершенно права. Какого черта ведущий хирург больницы должен докладывать полицейскому о прошедшей операции. Этим занимается главная медсестра, обычно от нее все детективы получают официальную информацию. Но Доктор Майер все-таки берет картонный прямоугольник и складывает себе в карман.

– Я позвоню, если что-то мне станет известно. Всего доброго, Детектив Райт, – и с этими словами она проходит мимо меня и идет в сторону коридора, откуда мы пришли. Даже прощания моего не дождалась.

Я провожаю ее взглядом, задерживаясь чуть дольше на ее бедрах. Нет, так не пойдет. Если она мне нужна как эксперт, то пусть таковым и остается. Тем более она сразу провела между нами невидимую линию и не планирует открывать свои секреты о службе или что у нее там еще есть интересного.

Я теперь еще сильнее подозреваю практически каждого в своем окружении, поэтому делаю мысленно себе пометку, чтобы запросить ее досье в главном управлении полиции города. Мне важно знать, что ее репутация ничем не запятнана.

Глава 8

Дженнифер

Чертова визитка. И зачем я только согласилась ее взять? Она будто прожигает мне карман. Невозможно чувствовать кусок картона сквозь столько слоев одежды, но все же я чувствую.

Поднимаюсь обратно в свой кабинет, закрываю дверь и прижимаюсь спиной к двери. Зачем мне это все? К чему было интересоваться расследованием? Теперь я еще должна перезвонить Райту, чтобы доложить о самочувствии его официантки. С другой стороны, это может сделать дежурный врач или главная медсестра. А мне есть чем заняться.

В конце концов у меня есть пациенты, операции, моя безымянная свинка. И мне совершенно не любопытно, что у него там происходит в участке. Я совсем не соскучилась по делам вне этой больницы. Не скучаю по военному времени. А еще я безбожно вру самой себе. К черту это все.

Хватаю свою сумку и направляюсь к выходу. На сегодня у меня была запланирована лишь одна операция, которую я уже завершила. По пути захожу в послеоперационную палату проверить Сандру. Она уже очнулась и находится в окружении своей семьи. Все же рассказываю ей вторую часть шутки, а Сандра звонко смеется. Лишний раз убеждаюсь, что я выбрала правильную профессию, я на своем месте.

Дохожу до комнаты отдыха, где стоят пара диванов. На одном из которых растянулся Стэн, и теперь храпит, запрокинув голову. Открываю свой шкафчик и переодеваюсь в удобные черные спортивные штаны, белую худи и белые кроссовки. После колебаний вытаскиваю из халата визитку Райта. Форму кидаю в общий пластиковый бак, который на треть уже заполнен халатами и медицинскими хлопковыми брюками. И еще раз кинув взгляд на спящую лживую-задницу-Стэна, выключаю свет и закрываю за собой дверь.

Погода сегодня не радует, поэтому надеваю капюшон и выхожу из больницы. Обычно май в Нью Йорке солнечный и теплый, многие уже в шесть утра бегают в парках в майках и спортивных шортах. Но не в эту неделю. Обнимаю себя руками, пока иду до метро. Мне ехать ровно 28 минут. Потом еще 7 минут пешком. Два лестничных пролета. И я дома.

Это так странно называть мое временное пристанище домом. Но, как известно, все что временно, то постоянно. И вот я снимаю эту квартиру уже пять лет. Сначала три года после плена я жила у своих родителей в пригороде Бостона. Первый год для меня и моей семьи был психологическим адом. Не знаю, как не тронулась умом моя мама, но она была всегда рядом и поддерживала меня. Даже сначала спала со мной в одной комнате и подскакивала ко мне всякий раз, когда я просыпалась от кошмаров. Отец, тоже бывший военный, боялся ко мне подходить. Ему казалось, что он меня подвел, потому что поддержал мое рвение стать именно военным врачом. Поддерживал каждую мою командировку, включая последнюю.

К моему несчастью, моих родителей не стало два года назад. Пьяный ублюдок въехал в их пикап, когда они ехали с рыбного рынка в субботу утром. К счастью для него, по пути ему встретился отбойник, иначе я бы сама его придушила голыми руками.

В итоге я продала наш фамильный домик, потому что семейных встреч больше никогда не будет. Мне предложили работу хирургом в Нью Йорке, и я переехала в Большое Яблоко строить свою жизнь с нуля. По правде говоря, получается так себе. Ощущение, будто я живу не свою жизнь. Будто пишу ее в черновике, и если что, потом смогу переписать, как надо. Но как надо у меня уже было. А потом закончилось. Неожиданно. Резко. Больно.

Я словно робот: хожу на работу, беру лишние смены, чтобы не оставаться в одиночестве наедине со своими мыслями. Завела свинку. Не хожу на вечеринки. Ем какую-то дрянь. Раньше я любила готовить, у меня было коронное блюдо – пастуший пирог с фаршем. Моя мама была родом из Йорка. А потом съездила в Лондон на выходные с подругами, где встретила моего отца, у которого была там не долгая пересадка после командировки. Они расстались где-то на месяц, поддерживая связь бумажными письмами. Пока отец не вернулся в Англию за ней, попросил руки у моего дедушки и увез маму навсегда в Бостон.

Я считала их пару и историю любви самой романтичной. Потом в моей жизни появился Адам, и я поняла, что знать о любви и почувствовать ее – это две разные вещи. Я искренне любила его. Без условий. Горячо. До безумия. И тосковала, и оплакивала слишком долго. Пока не приняла, что он больше никогда не войдет в двери и не обнимет меня. Не успокоит. Не пошутит насчет прически Миссис Колинз из дома напротив. Больше никогда и ничего этого не будет.

Все что у меня осталось от Адама – это жетон, горечь в сердце и надгробный камень, под которым пустота. Я бываю на кладбище раз в полгода, просто потому что мне нужно куда-то приходить. По началу я общалась с его родителями, но они совершенно закрылись от меня, ударившись в религию. Они потеряли своего единственного сына, кинув в меня фразой, что мужа-то я себе еще успею найти. Меня это оскорбило до глубины души. И я снова скатилась в гребаную депрессию. Мне кажется, моя психотерапевт озолотилась благодаря нашим сессиям, которые к слову сейчас стали проходить намного реже.

Замечаю, что уже час я просто сижу на диване в гостиной. Даже не разулась. Тянусь к телефону, чтобы заказать ужин из соседней китайской забегаловки, но глазами нахожу одно новое сообщение. Вот же черт. Это нехорошо. Сомнения сыпятся в голове одно за другим, но я принимаю решение, которое как мне кажется, может быть единственно правильным в этой ситуации. Достаю из заднего кармана джинсов белый прямоугольник.

“Детектив Кристофер Райт, отдел убийств, полиция Нью-Йорка”