Домой через Балканы

Чарочка моя, серебряная!
Кому чару пити,
Тому здраву быти!..

И Господь его в?даетъ, какъ умудрился этотъ еврейчикъ, тоже ?дущiй домой защищать родину, коверкающiй русскую р?чь на вс? лады и безъ всякихъ ладовъ, вывезти изъ Америки въ Солунь старинную русскую заздравицу, которую п?вали наши прад?ды во время богатырскихъ пировъ.

Съ вечера же стали записывать желающихъ вы?хать съ утреннимъ по?здомъ. И съ этой записью планы мои относительно подробнаго осмотра Солуни разбились въ дребезги. Пом?шало благоразумiе, этотъ всегдашнiй спутникъ неудачъ и неусп?ховъ.

На этотъ разъ благоразумiе пришло ко мн? въ лиц? все того же знакомаго серба.

– Вы что, уже спать собрались? – спросилъ онъ удивленно, – а тамъ на носу записываются въ очередь, ?хать съ утреннимъ по?здомъ въ Нишъ.

– Я р?шилъ побродить пару деньковъ по городу.

– Хм… см?ло.

– Почему? Разв? есть еще опасности?

– Видите… какъ вамъ сказать? благоразумн?е у?хать. Я полагаю, что черезъ Болгарiю надо проскочить возможно скор?е… Кром? того, зд?сь по дорог? два моста… вы ихъ увидите. Если они еще не взорваны болгарами – ваше счастье!

– Вы шутите? Неужели болгары начнутъ войну противъ васъ?

– Да, готовятся.

– Но в?дь эта война и противъ Россiи?

– Конечно. На Россiю они не посмотрятъ.

Д?ло это происходило осенью 191-й года, еще въ начал? общеевропейской войны, когда, правда, поведенiе Болгарiи вызывало подозр?нiя, но мысль о враждебныхъ отношенiяхъ ея къ Россiи все же казалась чудовищной. Особенно нев?роятной показалась она мн?, такъ какъ среди болгаръ у меня были друзья, и я нам?тилъ даже по пути за?хать къ нимъ въ Софiю на пару деньковъ, повидаться. Я вид?лъ и зналъ, что болгары, въ сущности, русскiе люди,

– Не можетъ быть этого! – сказалъ я сербу, – да, наконецъ, что вамъ д?лить? голую Македонiю? Отдайте вы ее болгарамъ, сами получите добрый кусокъ Австрiи. Еще лучшiй кусокъ, по крайней м?р?, культурный!

– Ха! Д?ло вовсе не въ этомъ.

И угрюмый сербъ, котораго я не вид?лъ до того см?ющимся, улыбнулся сквозь густые, черные, какъ сажа, усы.

– Ежели мы отдадимъ Македонiю хоть сейчасъ, – Болгарiя все равно кинется на насъ.

– Слушайте! Но почему?

– Вамъ, русскимъ, трудно понять это. Вы мало живете политикой, не сталкиваетесь ежедневно съ сос?днимъ, чужимъ народомъ. Вы, благодаря простору, всегда дома. Пожили бы, какъ мы: шагнешь впередъ, – передъ носомъ Австрiя. Рукой махнешь – Болгарiя. Головой качнешь – въ Грецiю попадешь… У насъ чутье есть на это. Болгарiя будетъ воевать! – и добавилъ посл? долгой паузы:

– На германскiя деньги. В?дь Россiя не можетъ дать теперь ничего.

Мы долго еще протолковали на эту тему, и я, запасшись рядомъ практическихъ сов?товъ относительно сербскихъ порядковъ и обычаевъ, пошелъ записываться на утреннiй по?здъ.

– "Проведу-ка я эту пару лишнихъ дней въ Софiи, – думалось мн? при этомъ, – авось мои болгарскiе друзья наговорятъ еще большихъ страховъ и ужасовъ про Сербiю".

ІV

Партiя къ первому по?зду составилась челов?къ въ дв?сти. Я не знаю, что бы мы стали д?лать безъ помощи нашего консульства. Оно распорядилось относительно извозчиковъ для багажа, а это при отправк? вразъ двухсотъ челов?къ – одолженiе не малое. Сами р?шили идти п?шкомъ, такъ какъ отъ пристани до вокзала было въ сущности близко.

Извозчики были вс? греки. Ну и извозчики! Лошаденки какъ мыши и къ тому же драныя, замореныя, еле двигаютъ ногами. Вм?сто тел?гъ дроги, на которыхъ еще большiе чемоданы можно было поставить, а мелочь – никакъ. Все же уложились, пудовъ по семи на подводу, – больше грекъ не бралъ: тяжело.

Частъ публики пошла напрямки, а часть должна была идти за подводами, присмотр?ть. Я попалъ въ доглядатаи. Мн? же пришлось поэтому платить за подводу: грекъ не хот?лъ двигаться съ м?ста, не получивъ свои два съ половиной франка авансомъ. Къ несчастью, со мной не было греческой мелочи, а ни итальянской, ни сербской грекъ не бралъ. Моталъ головой, бормоталъ что-то, и въ этомъ бормотань? я отчетливо улавливалъ русское "нэтъ" и французское "д'аржанъ".

Нечего д?лать, пришлось вынуть зав?тные десять греческихъ франковъ, которые береглись, по сов?ту серба, на билетъ, и отдать.

– На! – проговорилъ я съ достоинствомъ, – сдачи!

Грекъ схватилъ монету, и мгновенно, – не усп?лъ я зам?тить, какъ, – она исчезла въ его рваныхъ штанахъ съ ширинкой до полу.

– Сдачи? – повторилъ я настойчиво.

Грекъ смотр?лъ на меня снизу вверхъ большими, черными. будто выточенными изъ антрацита, глазами и молчалъ.

– Сдачи! Пети монэ! – крикнулъ я во всю силу легкихъ,

Грекъ все такъ же стоялъ и такъ же смотр?лъ. Насъ окружила толпа такихъ же рваныхъ, не латаныхъ грековъ съ такими же блестящими черными глазами, какъ у моего грека, и съ такими же не в?сть зач?мъ подметающими землю ширинками въ общемъ узкихъ штановъ. Они равнодушно и молча курили свои трубки съ невыносимо кр?пкимъ табакомъ, выжидая, ч?мъ все это кончится.

Я началъ теряться. "Можетъ быть, и въ самомъ д?л? не понимаютъ", – думалось при вид? того поразительнаго невинн?йшаго спокойствiя, съ которымъ греки выжидали конца всей исторiи. Но память, особенно почему-то острая при возбужденiи, неутомимо подсказывала и вс? предупрежденiя знакомаго серба, и разсказы корабельныхъ матросовъ о томъ, какъ ни одно русское судно не обходится въ Грецiи безъ скандала, какъ въ Пире? то и д?ло происходятъ драки матросовъ съ греками, и какъ греки такой продувной народъ, что безъ драки съ ними нельзя…

Не знаю, что было бы, если бъ грекъ выдержалъ свою роль до конца. Но онъ этого не сд?лалъ. Зам?тилъ ли мою растерянность, или по другимъ соображенiямъ – не знаю – онъ сталъ пятиться, пятиться и вдругъ юркнулъ за спину другого грека. Еще моментъ, и я потерялъ бы его, а вм?ст? съ нимъ и возможность достать жел?знодорожный билетъ. Съ кого спросить? Вс? греки въ толп? одинаковы!

Растерянность моя мигомъ прошла. Преодол?въ брезгливость, я схватилъ б?глеца за фалду коротенькой безрукавки. Грекъ упалъ на землю, застылъ.

– Сдачи, чортъ! – крикнулъ я, выпрямляясь.

Грекъ поползъ, извиваясь, въ толпу ширинокъ. Я наступилъ ногой ему на ширинку. Грекъ пересталъ ползти, но сталъ вырываться, какъ ужъ изъ-подъ палки.

– Сдачи!

Признавъ себя поб?жденнымъ, грекъ опять-таки поразительно быстрымъ и ловкимъ движенiемъ вытащилъ изъ глубины ширинки кошелекъ, раскрылъ его и протянулъ мн?. Въ кошельк? была м?дная мелочь, и я отказался до него дотронуться. Тогда онъ открылъ другую половину съ серебромъ и самъ уже отсчиталъ семь съ половиной франковъ.

Я взялъ деньги, и мы мирно по?хали на вокзалъ.

Вокзалъ маленькiй, грязный, т?сный. Насъ продержали въ немъ часа два, визируя зач?мъ-то паспорта. Наконецъ, запаслись билетами, и билетами только до сербской границы, часа на два пути. Ус?лись въ вагоны, а вагоны хуже старыхъ французскихъ: ни с?сть, ни лечь, ни повернуться… Въ довершенiе вс?хъ неудобствъ, кто-то пустилъ слухъ, что провизiей надо запастись на двое сутокъ. До самаго Ниша не будетъ буфетовъ, и не достанешь ни хл?ба, ни воды.

И безъ того отягченные багажемъ пассажиры бросились запасаться вс?мъ, ч?мъ только можно было запастись около станцiи. Накупили хл?ба, арбузовъ, винограда, вина и воды.

Наконецъ, по?здъ загромыхалъ по стыкамъ, и Салоники сразу пропали. Мы въ?хали въ долину какой-то мутной, искрасна желтой р?ки съ плоскими пустыми берегами; такъ и пошли вдоль нея.

М?стность была до того безотрадна, пуста и уныла, что страннымъ казалось сос?дство съ ней Средиземнаго моря, с?дыхъ оливковыхъ рощъ, кипарисовъ и пальмъ.

Ближе къ р?к? еще зелен?ло, а дальше с?ро-желтое, сожженное солнцемъ и в?трами поле до самаго горизонта, до самыхъ далекихъ серебристо туманныхъ горъ, верстъ на пятьдесятъ, а можетъ быть, и на сто. Ни пахоты, ни даже жнивья – ничего. Н?тъ и деревень. М?стами лишь глазъ зам?чаетъ былую, сравненную теперь съ землей, глинобитную постройку и обросшiй сорными травами сл?дъ былой дороги, оросительной канавы, или какого-то другого сооруженiя.

Изъ живыхъ существъ попадаются только фигуры турокъ ли, или похожихъ на турокъ людей въ красныхъ лохмотьяхъ, верхомъ на маленькихъ осликахъ. Осликъ крошечный, съ козу, а челов?къ несоразм?рно большой, длинный, прямой. ?детъ, и кажется – ноги волочатся по земл?.

Зам?тишь иной разъ пастуха. Стоитъ недвижно, какъ столбъ среди поля, не шелохнется. По тому только и догадаешься, что пастухъ это, а не межевой знакъ, – опирается на палку, и вокругъ стадо овецъ, дружно движущихъ упрямыми головами.