Дорогой скорби: «Долиною смертной тени»

Он встал во весь рост и направлялся в самоубийственный бросок. Кинувшись с места он пронёсся мимо Дунхарта, который практический исцелился от ран и пропустивший его бег. Доспехи Азариэля покрылись пеленой молний, когда Дунхарт применил против него заклятье, но альтмер не останавливается. Он, преодолевая судороги и боль практически вплотную подошёл к камню и занёс над ним меч. Кристаллическая оболочка тиснула, только стоило воспламенённому святым огнём лезвию затронуть её и камень душ посыпался на землю крупными осколками.

– Вот и всё! – рявкнул из последних сил Азариэль, падая на пол и смотря через тень на очах, как его враг, тысячелетний супостат Тамриэля превращается сначала в еле различимый морок, а затем окончательно изгоняется из этого мира.

Мир вокруг лежащего на полу Азариэля темнеет, нет сил даже дотянуться до сумки. Всё вокруг затряслось – сам остров намерен пойти ко дну под действием даэдрической магии, с сумасшедшей силой, покинувшей этот кусок земли, да и имперские маги, почуяв то, что это место лишилось расположения принца Обливиона решаются его утопить, как место, где творились жуткие вещи, не нужные для глаз посторонних. Боль и гнев отступили перед единственной и печальной мыслью – «неужто я больше не увижу Гэ’эль. О Единый, помоги же мне!».

Весь остров затрясло, когда сила Единого низвергла его в Обливион и там, снаружи эльфийка захотела броситься к возлюбленному, но кусок земли явно стал уходить в море, не располагая к таким деяниям. Дреморы стали растворятся – их души и тела улетучивались в Обливион, оставляя сектантов один на один против имперцев.

– Я иду к Азариэлю! – крикнула эльфийка.

– Нет времени на это! – кричит Крог, смотря на то, как оставшийся отряд расправляется с впавшими в шок еретиками. – У нас есть свитки!

Всё вокруг полыхает и истошно гремит – огонь пожирает строения, земля под ногами раскалывается и небеса стали ещё чернее. Гэ’эль повернулась ко входу и собралась прорваться через мерцающий барьер, но не успела даже шага туда сделать. Варкут’нель-Гайн, понимающий опасность ситуации, перевернул посох нижней частью к себе, где чистое дерево и пошёл к девушке. В её ушах раздался звон, голова… затылок сильно разболелся, тело обмякло и сознание провалилось в сумрак.

Это был конец всего.

Эпилог

Спустя семь лет. Саммерсет.

Вечер на островах прекрасен. Столько сказано о закатах и рассветах, но выразить сегодняшний заход солнца трудно – это целая палитра тёплых и приятных красок, которые кружат вокруг светила, что вскоре окажется у самой линии горизонта. И небеса – ясные и золотолазурные, под которыми кипит спокойная жизнь народов этого мира, и затемнённые только несколькими облачками, являют собой картину покоя.

На самом же острове всё прекрасно – древняя земля высших эльфов как всегда изумительна, пышет вечной зеленью и неменяющимся летом. И на самом берегу моря, на западном побережье, между Ривервотчем и Алинором, раскинулось небольшое, но шикарное поместье, чем-то напоминающее небольшое дворец – трёхэтажная широкая башня, с внешним двориком, где разбит поражающий глаз сад из пёстрых цветов и кустарников, а также устроен малый ограждённый пруд. Поразительные белые стены похожи на мел или мрамор, и украшены небольшой резьбой. Верх сего «дворца» венчает конусообразная заострённая крыша.

Там, во дворе можно заметить обитателя этого прекрасного строения, присевшего на каменную серую скамью, смотрящего на ступени, ведущие к деревянным большим дверям за которыми кроется интерьер этого строения. Это высшая эльфийка – её стройная фигура подчёркнута лёгким синим платьем, чуть развивающимся на ветру, который подёргивает и локоны её буро-рыжих волос. Лицо девушки отдаёт острыми чертами, утончённые губы пылают от ярко-красной помады, а глаза цвета бури всё ждут, когда же дверь откроется… и она распахнулась.

– Вот я и готов, – сказал вышедший.

– Азариэль, – протянула эльфийка и поднявшись, направилась к нему.

Со входя шёл мужчина-эльф. Его серебристые волосы убраны в хвост и мирно лежат на чёрном дублете, расшитом белыми нитями. Нефритовые глаза уставились прямо на эльфийку, не унимая взора. Ноги закрыли чёрные штаны и сапоги бардового цвета. Его правая рука закрыта перчаткой.

– Ты сегодня особо… красив, – радостно сказала эльфийка, смотря парню прямо в глаза.

– Спасибо, Гэ’эль, – усмехнулся Азариэль. – Для меня ты всегда изумительна. И буду я с тобой до самого конца времён.

– Ты всё вспоминаешь эти слова?

Азариэль не забудет, как ровно семь лет тому назад едва не погиб. Из последних сил, которые взялись непонятно откуда он смог дотянуться до свитка, но тут неожиданно выпал из руки… но по какому-то неведомому образу, словно подталкиваемый Кем-то, он подкатился к эльфу в руки и тот его использовал, прихватив меч с собой, который превратился в реликвию семьи. Очутившись на имперском фрегате он мог только с бессильной печалью наблюдать за тем, как остров уходит ко дну, как наконец-то завершается история Ордена с уничтожением последнего его врага и предателя. И на мгновение ему стало грустно от того, что всё именно так завершилось, но это быстро сменилось радостью – сюда прибыли и его друзья, возмущению которых не было предела. И в конце концов, когда Гэ’эль очнулась она хотела разорвать Варкут’нель-Гайна, но свой гнев обернула против возлюбленного. «Ты меня захотел оставить одну?!», – закричала тогда девушка на что Азариэль ответил – «Я буду с тобой до конца времён». Этими словами он растопил её сердце. После боя, конечно Азариэля молитвенными усилиями Варкут’нель-Гайна удалось исцелить Азариэля от вампиризма, помянуть павших и выслушать Гюнтера о том, что Разведку наконец-то распустили за трату ресурсов тут… но прежде чем уйти, он уничтожил все архивы и записи об операции, а всё, что не удалось, было помечено, как «борьба с преступными группировками».

– Да, – ответил Азариэль, – всегда.

– Хорошо. Как думаешь, что нового нам расскажут гости?

– Не знаю. У них и послушаем, главное, чтобы всё было готово к их встрече.

Азариэль с теплотой сердца ждёт тех друзей, с кем условился встречаться раз в год, чтобы отметить то, что они прошли.

– Особняк… трудно поверить, что в нём жили вампиры, – неожиданно вспомнила Гэ’эль, окинув взглядом дом. – Но Крог его хорошо привёл в порядок.

– Так и есть, но какой-то воин с севера вместе с напарником-редгардом прибыли сюда и вычистили его.

– А как звали его?

– Да Амрен вроде.

Азариэль не знал, что место, которое потом им в награду было выделено Империей по лукавым и хитрым схемам раньше было ковеном для кровососущих монстров. Раньше все в нём видели просто заброшенный маяк из прошлого, но как оказалось, это место было населено тьмой. И два воина получили заказ от торговца в Сиродиле, который тут был едва не убит и жаждал мести, подчистить это место. И они сделали это, только редгард, который ходил с воином севера от самого Скайрима, объединившись с ним ради денег и помощи населению во владении Рифтен, пал в этом бою. Амрен – тот, который стоял у истоков этой истории, попал в хроники её завершения. Редгард наконец-то обрёл вечный покой, встретился со своими почившими любимыми людьми.

Азариэль часто себя спрашивал – «что есть зло?» и история Амрена могла бы пролить немного света на ответ к этому многостороннему вопрошанию. Амрен находился в приятном фанатизме, ревности безумного искупления. Губительные силы – гнев, ярость и печаль и стали в основе его желании поквитаться со всеми за смерть любимых, а вера в девять богов лишь щит мнимого благочестия, за которыми стояла жажда обычной мести… всему миру за потерю жены и сына. В этом случае зло в человека, вскормленные страсти уныния, гнева и вытекающего из них страстного желания возмездия, было покрыто максимально благородными целями, выдавало себя чистое добро. Что ж, в этом случае Амрен смог исправиться, отрёкся от внутреннего зла и упокоился.

– Эй! – раздался сумбурный крик. – Меня обождите! Я один тута куковать не буду!

Из дома выбежал гоблин, ставший смотрящим за хозяйством в этом доме, пока два эльфа могли бы работать спокойно. Семь лет уже Крог не снимает коричневого камзола, брюк чёрного цвета и двух золотых колец, его клыкастая морда украшена серебряным зубом, который тот себе вставил, чтобы красоваться перед остальными.

– Эй-эй-эй! – с визгами он подбежал к паре. – Вот шо удумали, без меня идти на пляж. Я тоже хочу им лапы пожать. Год не видел этих морд.

– Хорошо, – улыбнулась эльфийка. – Пойдём.

– Давай, – положив руку гоблину на плечо, подтолкнул того Азариэль. – Мы с ними ещё с той поры, когда гонялись за Люцием.

– А тот Люций, когда серебровласка ходил по миру до меня, он чего хотел? Вы пару раз балакали об этом

Азариэль задумался о Люции и его участию во зле. Он тоже прикрывался благими идеями, только они росли на почве гордыни и властолюбия, взросли до небес и рухнули в самую пучину тьмы. Он желал изменений в Ордене? Да, только если вокруг будет крутиться вокруг него, желал ли он преобразований в Империи? Да, только если он сам сядет на трон. Если Амрен выставлял себя как фанатичный поборник чистого добра, то Люций смешал понятия света и тьмы, выставляя одно за другое. Но главный двигатель его разрушительных действий была нужда во власти… выросший в семье, имевшей влияние и не наученный смирению, попав в Орден его любовь к управлению была подрезана, но кротости он так и не научился, что привело к страшным последствиям. Гордыня, властолюбиме и желание быть центром заставили его тьму сделат светом, а светлое окрасить в тона темноты перед глазами всех. И в итоге кем он стал? Пешка губительных сил, о которой никто и не вспомнит.

– Люций? – вышел из размышлений Азариэль. – Он просто хотел власти, да и помешался на идеях свободы… можно сказать, он был болен идеями и властолюбимем.

– Как и Дунхарт или Ильгамеш, что б его.

– Нет, милая. Дунхарт был просто эгоистом, который ради собственного могущества предал Орден. Ему плевать было на власть или какие-либо идеи.

И действительно, Дунхарт занимался преследованием только силы, могущества. Если бы Молаг Бал наделил его исключительными возможностями, дал недюжинные способности, то тот не помылял бы о службе тёмному господину, а с удовольствием предал бы его и пошёл своей дорогой.

– Понятно, – выдохнула эльфийка; вместе они прошли сад и оказались на небольшом склоне, поросшим изумрудной травой и ведущей к прекрасному песчаному пляжу. – Во всяком случае, даже его мотивы лучше мотивов этих порождений Обливиона.

Ситис… чистое зло, полный аспект губительных сил, который являет исключительную ненависть к этому миру, и желание его подчинить. Как и большинство порождений тёмной силы вместе с некоторыми из даэдра – его цель это и его смысл бытия. Тёмные сущности, как и принцы Обливиона, будут до самого судного дня, желать поглотить Тамриэль, сделать его игрушкой для собственных прихотей, иногда сражаясь друг с другом. И Азариэль прочувствовал это на себе, когда он шёл за Люцием, а попал в перипетию его замыслов и целей.

Для Азариэля понятно, что проявления зла в этом мире бывают разные – от лицемерного выказывания чистым добром, до неприкрытого абсолютного зла. И ступив на склон, смотря на зелёную траву, чувствуя свежесть лёгкого ветра, в его сознании зарождается мысль, что только по результатам и делам делателей можно узнать, что есть зло, а что есть добро. Такая простая, но такая сложная в понимании мысль. Но всё же встречаются моменты, когда всё покрыто полутонами, когда зло и добро размыты, но даже тогда можно найти границы по которым проходит тьма и отделить его от света… поспешение в решении задач ни к чему хорошему не приводит.

Азариэль смотрит на море, бирюзовую тёплую гладь, где по покрову воды растекается отражённое злато уходящего солнца. Ветер стал ещё немного сильнее, неся нотки солоноватого аромата. Эльф приобнял Гэ’эль, смотря на то, как его друзья к ним грядут – у самого горизонта виднеется двухмачтовый корабль.

– О, вот они! – вскрикнул Крог. – Ну шо, ща сядем. Угощу всех своей грыбной настойкой.

– Крог, – мягко заговорила альтмерка. – Может не стоит. Мы три года назад от неё чуть не почили.

– Да нет, всё нормально. Я её фильтранул.

– Знаешь, смотря на море, – послышалась мягкая речь девушки. – Так и хочется пропеть:

Держи свой голос